— Вам что, уже разрешили носить оружие? — удивился Майлз.
— Какое к черту оружие. — Айвен воровато оглянулся — возможно, опасаясь появления леди Форпатрил, — потом распахнул мундир. — Бутылка из запасов твоего папеньки. Отобрал у слуги, прежде чем он разлил ее по этим крохотным стаканчикам. Слушай, ты не мог бы провести меня в какой-нибудь укромный уголок этого мавзолея? А то охрана не позволяет мне бродить по резиденции одному. Вино у вас приличное, еда еще лучше, за исключением этих красных штуковин, но, Бог мой, что за компания!
Майлз кивнул, соглашаясь, хотя втайне и был склонен включить братца в эту самую «компанию».
— Ладно. Раздобудь еще бутылку, — распорядился он, решив, что при достаточном возлиянии можно будет вытерпеть даже общество кадета Форпатрила. — Спрячемся в моей спальне, я как раз туда направляюсь. Встретимся у лифта.
* * *
Майлз со вздохом вытянулся на койке; Айвен разложил еду и откупорил первую бутылку. Наполнив до краев взятые из ванной пластмассовые стаканчики, он подал один из них своему калеке-кузену.
— Я видел, как старик Ботари вынес тебя с поля, — тут он сделал добрый глоток, и Майлз представил, как возмутился бы старый граф, если бы стал свидетелем такого варварского истребления благородного напитка. Сам он лишь слегка пригубил свой стакан, стараясь при этом лучше оценить букет — из почтения к памяти старика: дед иногда язвительно говаривал, что Майлз неспособен отличить хорошее вино от воды, в которой полощут чашки. — Жаль, конечно, — бодро продолжал Айвен. — Хотя вообще-то тебе повезло.
— Как это? — пробормотал Майлз, вонзая зубы в бутерброд.
— Точно тебе говорю. Завтра у нас начинается муштра…
— Да я уж слышал.
— Мне нужно явиться в казарму не позже полуночи. Я думал, хоть последнюю ночь повеселюсь как свободный человек, а вместо того застрял здесь. Это все матушка. Но скоро нас приведут к присяге — и тогда посмотрим, посмеет ли она обращаться со мной как с мальчишкой. — Он ненадолго умолк, расправляясь с бутербродом. — Так что вспомни про меня завтра на рассвете: я буду месить грязь под дождем, а ты тут будешь нежиться в теплой постельке…
— Вспомню-вспомню. — Майлз глотнул вина, потом сделал еще глоток. И еще.
— За три года там всего три увольнительных, — сокрушался Айвен, не переставая набивать рот. — Не многим лучше тюрьмы. Не зря службу называют лямкой. Хотя вернее назвать рабством. — Он одним духом осушил стакан, запивая пирожок. — А ты сам себе хозяин. Что хочешь, то и делаешь.
— Да уж, — равнодушно согласился Майлз. Его услуги не были нужны никому — ни императору, ни кому-либо другому. Он не мог их ни продать, ни даже отдать даром…
Через некоторое время, утолив первый голод, Айвен опасливо заметил:
— А твой папаша нас не застукает?
— Ты что, боишься его? — бросил Майлз.
— Да кто же его не боится? Весь генштаб бледнеет, стоит ему открыть рот. А я какой-то зеленый кадетишка. Ты-то сам разве не боишься?
Майлз подумал.
— Нет, пожалуй. В общем, не так, как ты это представляешь. Но если ты не хочешь попадаться ему на глаза, то здесь действительно не самое лучшее место, по крайней мере, сегодня, — добавил он, припомнив недавнюю сценку в библиотеке.
— Да? — Айвен в сомнении повертел стакан. — У меня всегда было такое чувство, что дядя меня не больно жалует…
— Да нет, тебе кажется, — утешил брата Майлз. — Хотя лет до четырнадцати я думал, что тебя зовут «этот-болван-Айвен». — Он оборвал себя, вновь осознав разницу в их положении. Кто здесь болван, а кто — счастливчик? Заснуть бы поскорее и забыть обо всем…
В дверь властно постучали, и Айвен испуганно вскочил.
— О черт, уж не он ли случайно?
— Когда заходит старший офицер, младшему положено встать и отдать честь, а не лезть под кровать.
— А я и не собирался лезть под кровать, — возразил Айвен. — Я хотел спрятаться в туалете.
— Не стоит. Уверяю тебя, тут будет такая пальба, что никто не заметит, как ты удерешь. — И Майлз громко отозвался: — Войдите!
Это и вправду был граф Форкосиган. Взгляд его серых глаз был холоден, как ледник в пасмурный день.
— Майлз, — начал он без предисловия, — из-за чего эта девушка расплакалась? Что ты наде… — Тут он запнулся, заметив стоящего навытяжку Айвена, и продолжал уже обычным своим беззлобно-ворчливым тоном: — A-а, черт. Я-то надеялся, что сегодня ты мне не попадешься. Думал, у тебя хватит ума найти укромное местечко и быстренько набраться. Айвен не сводил с графа испуганных глаз.
— Сэр… Дядя Эйрел… А… матушка с вами говорила, сэр?
— Да, — вздохнул граф Форкосиган, и кадет побледнел, не разглядев веселых огоньков в полуприкрытых глазах всесильного премьер-министра.
Майлз задумчиво провел пальцем по горлышку бутылки.
— Айвен зашел выразить мне сочувствие по поводу моей травмы, сэр.
Братец усиленно закивал в подтверждение.
— Понятно, — сухо сказал граф Форкосиган, и Майлз почувствовал, что отцу действительно все понятно. Граф опять вздохнул и с легкой усмешкой обратился к Айвену: — Вот служу почти пятьдесят лет, и до чего я дослужился? Мною пугают мальчишек, чтоб хорошо себя вели. Людоед, который питается непослушными детьми, вот кто я такой. — Премьер-министр угрожающе расставил руки и рявкнул: — Вот я тебя!.. Можешь считать, что экзекуция состоялась и топай отсюда. Иди, иди, малыш.
— Да, сэр. — Повеселевший Айвен отдал честь.
— И не смей козырять, — резко добавил граф. — Ты пока еще не офицер. — Казалось, он только сейчас заметил мундир племянника.
— Да, сэр. Нет, сэр. — Пунцовый от избытка ощущений Айвен выскочил из комнаты. Губы графа Форкосигана дрогнули в улыбке.
«А я-то был уверен, что мне никогда не придется благодарить моего кузена», — подумал Майлз.
— Итак, сэр?.. — подсказал он отцу.
Граф не сразу собрался с мыслями, а когда заговорил, голос его звучал гораздо спокойнее.
— Почему Элен расплакалась, сынок? Ты к ней не… приставал?
— Нет, сэр. Я знаю, что все выглядит именно таким образом, но я не трогал Элен. Могу поклясться.
— Незачем. — Граф подтянул к себе стул и уселся. — Я верю, что ты не собираешься подражать этому болвану Айвену. Но я хочу тебе напомнить, что философия твоей матери в области… э-э… секса — бетанская, скажем прямо, философия — уместна только на Колонии Бета. Возможно, когда-нибудь она приживется и здесь, но не теперь. И я хочу, чтобы ты раз и навсегда уяснил для себя, что Элен Ботари — совершенно неподходящий объект для опытов в этом направлении.
— А почему? — неожиданно спросил Майлз. Отец изумленно поднял брови, и Майлз быстро продолжил: — Я не понимаю, почему ее надо во всем ограничивать и стеснять. Ее же все время пеленают, шагу не дают ступить без провожатых. А она умная, она… она красивая, и сильная… Она могла бы меня пополам переломить, если б захотела. Так почему ей не получить, например, приличное образование? Сержант изо всех сил противится этому. Единственное, что его заботит, — это приданое. Как бы сколотить дочери приличное приданое. И он никогда не позволяет ей путешествовать… А это дало бы ей в тысячу раз больше, чем любой из родовитых девиц, каких я знаю. — Майлз умолк, задохнувшись от волнения.
Граф Форкосиган задумчиво провел рукой по спинке стула.
— Все это верно. Только… Элен значит для сержанта гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Она для него — символ… символ всех его надежд… Не знаю, как тебе объяснить… Она — залог разумности и даже необходимости его жизни. Я многим обязан ему, и я должен оберегать этот залог.
— Да-да, я понимаю, — нетерпеливо оборвал его Майлз. — Но разве справедливо, что твоя признательность сосредоточена на отце и совсем не затрагивает дочь?!
Граф, видимо расстроенный, начал снова:
— Я обязан ему жизнью, Майлз. И своей, и твоей матери. Это не преувеличение: всем, что я сделал для Барраяра в последние восемнадцать лет, я обязан ему. И еще я обязан ему твоей жизнью, которую он спас дважды, а следовательно, тем, что не сошел с ума, хотя последнее и не бесспорно, как выразилась бы твоя мать. Если Ботари захочет получить с меня этот долг, он имеет право требовать все, что угодно. — Граф задумчиво потер подбородок. — И еще: в настоящее время я бы очень хотел избежать каких-либо домашних скандалов. Мои противники высматривают любой повод, любой рычаг, чтобы опрокинуть меня. Пожалуйста, не дай им превратить тебя в этот рычаг.
«Интересно, что же все-таки творится сейчас в правительстве? — в который раз подумал Майлз. — Хотя вряд ли я дождусь объяснений… Кто я? Лорд Майлз Нейсмит Форкосиган. Профессия: бездельник и болтун. Хобби: падать со стенок, отнимать жизнь у стариков, доводить до слез девушек…» Он страстно желал, чтобы представился случай хотя бы помириться с Элен, но чем теперь рассеять ее страхи? Единственное, что приходило ему в голову, — отыскать эту чертову могилу, а она наверняка на Эскобаре, одна из шести или семи тысяч могил, оставшихся на память о той давней войне.
И тут ему в голову пришел план, да такой соблазнительный, что он забыл, о чем хотел сказать, и застыл с открытым ртом. Граф Форкосиган вежливо-вопросительно приподнял брови. В конце концов Майлз решился:
— А как дела у нашей бабушки Нейсмит?
Отец пристально посмотрел на него.
— Любопытно, что ты об этом спрашиваешь. Твоя матушка частенько вспоминает о ней в последнее время.
— Ну, это понятно. Кончина деда… Хотя бабушка — крепкая старушка. Вообще, по-моему, бетанцы рассчитывают жить лет сто двадцать, не меньше. Наверное, думают, что это одно из их гражданских прав.
Бабушка жила на Бете, в девяти скачках сквозь п-в-туннели. Путешествие туда занимало три недели, если лететь прямым путем — через Эскобар. Если подобрать подходящий рейс, то Майлз вполне сможет сделать остановку на Эскобаре. Можно будет поглядеть на местные достопримечательности, и провести небольшое расследование — тихо и незаметно, даже если Ботари прилипнет к нему, как банный лист. Мальчик интересуется военной историей — почему бы ему не совершить экскурсию на кладбища солдат императора? Очень естественно. Он даже мог бы проделать поминальные обряды в честь павших.
— Сэр, — начал он, — как по-вашему…
Отец заговорил одновременно с ним:
— Сынок, ты не хотел бы… Прошу прощения.
— Нет, нет, говори, отец…
— Я хотел сказать, — продолжал граф, — что сейчас самый удобный момент навестить бабушку. Сколько прошло, с тех пор как ты в последний раз был на Колонии Бета? Года два, наверное?
Майлз пошевелил языком, проверяя, не онемел ли он.
— Замечательная идея! А можно… можно мне взять с собой Элен?
Отцовские брови снова взлетели вверх.
— Что?
Майлз встал и захромал взад и вперед по комнате, не в силах усидеть из-за переполнявших его чувств. Если бы только он смог увезти Элен в путешествие за пределы планеты! Бог ты мой, он стал бы для нее героем, метра два ростом, как Форталия Смелый.
— А почему бы и нет? Ботари все равно будет рядом. А кто может приглядеть за ней лучше, чем родной отец? И кто нашел бы здесь что-нибудь предосудительное?