— Ты прав, брат, в этой бесприютной стране нет безгрешных! Но я говорил о спасении! Спасён ли ты?
— И как вы себе это представляете? — вежливо спросил я. В мрачноватой бетонной долине, где располагалось полицейское управление изрядно дуло, с эстакады наверху доносился грохот каких-то ремонтных работ, и мне хотелось поживее убраться с улицы. К сожалению, пьяная вежливость требовала остаться.
— Нечестивцы, изменяющие богом данное тело, захватили власть в стране. Они посягнули на управление самой природой, и каждую секунду глядят на тебя, бросая вызов господу нашему!
— Точно, брат, — подтвердил я, ожидая продолжения. Пожалуй, алкоголь уже достаточно глубоко въелся в поры моего тела, чтобы я рискнул войти внутрь.
— Путь к спасению есть! Известно ли тебе о Чистилище?
Очевидно, пророк был начинающим; хорошо отработавшим лишь первую половину своего ремесла: задавать высокопарные риторические вопросы он умел, с ответами дела обстояли куда как хуже.
— Может, я пойду? — робко предположил я вариант, позволяющий нам разминуться. Бесполезно, меня не услышали.
— На Луне! На Луне построено Чистилище, брат, и ты можешь войти в его Чертоги! Прими в себя электроды, и ты станешь частью электронного океана, сети душ тех, кто ушёл из мира в ожидании Страшного Суда!
— Я уж как нибудь сам, — отклонил я радушное предложение. — Предпочитаю быть сам по себе.
— Именно потому, что ты сам по себе, ты и являешься частицей того, что тебя не устраивает, — несколько загадочно усмехнулся пророк. Усмешка мне понравилась — похоже, пророк сам не верил в то, что говорил.
Хотя хорошо ли это — чёрт его знает. Должно же в мире оставаться хоть что-то святое?
— Ступай с миром, брат, но помни — Церковь Электронного Рая ждёт тебя. Там тебе суждено найти ответ на все свои вопросы.
Я скептически посмотрел на серебристое гнездо разъёма за ухом пророка и решил обойтись без этакого счастья. Я старомоден, и электронные протезы души мне без надобности.
Я пожал плечами и последовал совету пророка.
Вошёл в Управление.
Внутри, в приемной зоне, меня даже не заметили. Полугодовое отсутствие в наш век ежедневных сенсаций — всё равно что столетие. Стоун, отстранён, неактуальная информация, стереть.
Детектор, аркой выгнувшийся над входом в здание, просветил меня на наличие оружия, проверил сетчатку глаза, отпечатки пальцев, соответствие тембра голоса и волновую активность мозга. Последнее, собственно, не есть чтение мыслей, однако церебральная активность вполне выдает простейшие эмоции, владеющие человеком. Поскольку для арестованных, вполне естественно не испытывающих тёплых чувств к родной полиции, предусмотрен отдельный вход, предполагается, что «цербер» сможет распознать разъярённого террориста, обмотанного поясом со взрывчаткой и решившего взорвать стражей нечестивого порядка. Насколько мне известно, пока эта штуковина помогала задерживать только разъярённых или опечаленных детективов, но орлы из спецотряда внутренней безопасности бдят неустанно.
А вдруг?
Хорошо ещё, что вся эта тягомотина с проверкой занимала не дольше нескольких секунд, иначе о тоталитаризме кричали бы не только психи в Сети.
У стойки дежурного по Управлению топталось несколько охотников за контрактами — лихих ребят, промышлявших охотой на тех, кто, заключив договор на оплату обучения с корпорацией, предпочитал сбежать с корочками на вольные хлеба — как правило, под крылышко СБ другой компании, где зарплата на первых порах предлагалась чуть побольше. Дежурный сержант — Фрэзер, судя по шеврону — был, надо полагать, из разряда лиц с ограниченным значением I.Q. — с головой, опоясанной обручем «няньки», подсказывающей, что означают незнакомые слова и какие действия следует предпринимать в каждый момент времени. Остряки в своём кругу называли таких первой рабочей версией искусственного интеллекта — память машинная, дурость родная, человеческая. Огоньки «няньки» постоянно мигали, выдавая напряженную работу комбинированных мозгов.
Я назвал дежурному своё имя, посмотрел в его пустые глаза записного идиота. Он меня не знал, «нянька» тоже ничего не подсказала, поэтому он лишь кивнул в сторону лифта, коротко разъяснив, где можно найти Большое Начальство. Туда я и направился — будучи предварительно окольцован неснимаемым бэджиком, отслеживающим мои перемещения по зданию.
А то ещё сопру чего-нибудь.
Когда я вошёл в «фонарь» шефа, Весёлый Боров разглядывал кипящий суетой зал следственного отдела. Это было заразной штукой — закрыв дверь я присоединился к начальству и тоже посмотрел в зал.
Понятия не имею, как можно работать в этаком обезьяннике. Менталитет-с, вероятно, другой. Шум, гам, товарищ норовит перевалиться через стол и хлопнуть по плечу соседа, а потом ткнуть пальцем в меня… Б-рр! Мне немедленно захотелось вчинить парочку исков за вмешательство в частную жизнь и уехать на отсуженные деньги куда-нибудь в Антарктику, но я удержался. Известные адвокаты на меня не работают, как, впрочем, и неизвестные; я суверенное государство, единый и неделимый Стоун, давно опустившийся на самое дно, и выяснивший, что в положении размазанной по шельфу камбалы есть своё преимущество. Одно плохо — долгой жизни на дне вам никто не гарантирует. Давление — не та вещь, с которой можно шутить.
— У-умничаешь? — протянул Весёлый Боров, соизволив, наконец, меня заметить.
Я вздохнул, с трудом отрываясь от суеты за стеклом «фонаря». Кажется, я понял, почему начальство так любит эти застеклённые будки посреди офиса. Зрелище усердно вкалывающих сотрудников расслабляет лучше всяких рыбок в аквариуме! Если разбогатею, решил я, точно найму себе толпу бездельников, чтобы они на моих глазах изображали работу.
— Умничаешь! — вынес вердикт шеф. Я сокрушённо вздохнул — да, мол, обезображен видимостью интеллекта, и посмотрел на Весёлого Борова повнимательней. И выяснил неожиданно, что кличку шефу приклеили совершенно зря.
Или изменился он так за прошедшее время?
Нет, многоуважаемый комиссар полиции Джон Рэтклиф Мак-Магон и впрямь был толст как кабан, неимоверно потен, да и лысина его сверкала начищенным медным тазом назло самым священным принципам пластической хирургии — Боров и есть!.. И глаза — маленькие, стянутые в уголках, вечно прищуренные в лукавой ухмылке казались весёлыми… но только казались.
Не было в этих чёрных точках ни капли веселья, смотрели они жёстко, и я непроизвольно вздрогнул. Не заслужил я такого взгляда. Совсем.
Мы с шефом друг друга не любим. Какой-то его пращур слишком близко принял к сердцу речи сенатора Мак-Карти, и эти строки, передаваемые в роду Мак-Магонов из поколения в поколение, запали юному Джонни в самые глубины его души.
Но сейчас, похоже, Весёлый Боров испытывал во мне сильную нужду и стеснялся в этом признаться. Но, коль скоро он вызвал меня к жизни в Управление, было ясно, что шеф уже подписал чистосердечное и явку с повинной. Поэтому Боров разочарованно хрюкнул и перешёл к делу.
— У меня для тебя мертвец, — сообщил шеф, прервав поединок взглядов.
— Ничуть не сомневаюсь. Преподнести что-нибудь оригинальное у вас воображения не хватит. — буркнул я.
— Уж извини. Но именно ради таких оказий я и прикрываю твою… — тут шеф вспомнил о вежливости, — спину.
— От внутряков вы её не слишком хорошо прикрыли.
— Момент был неудачный. Общественному мнению требовалась очередная порция жертвенных ягнят. И, кстати, ты всё ещё в действующем резерве.
— То есть на подножном корму, — перевёл я с «какбычегоневышлоского» на общечеловеческий. Боров мой выпад предпочёл проигнорировать. Как кассир подножного корма.
Шеф пошуршал распечатками на столе — он столь же старомоден и верит информации только в напечатанном виде. Во всех остальных случаях она проскальзывает по экрану как вода, да и меняется по три раза в день, в связи с обновлением базы данных. В нашем мирке вы никогда не сможете поймать мошенника за руку.
— Всё как обычно, — на меня шеф старательно не смотрел. — Неопознанное тело в мегапорту. Пол мужской. На несчастный случай явно непохоже.
Я скривился. Держу пари, что тело было опознано… на уровне доступа шефа. О чём рядовому копу до поры знать негоже. А в остальном… Порт, формально, находился в ведении нашего Управления.
На деле это означало, что там паслись все силовые ведомства — от таможни до полузаконспирированных агентов Бюро по борьбе с наркотиками, Бюро по борьбе с нелегальной иммиграцией, Бюро по борьбе с экономической агрессией, Бюро по борьбе с нелегальным ввозом оружия, налоговой инспекции… И это не говоря о частных СБ, обеспечивающих безопасность грузов с грифом коммерческая тайна — таких, от которых у всех вышеперечисленных ведомств случился бы коллективный инфаркт с отставкой и реорганизацией.
До чёрта народу, чтобы понять: кто угодно может убить кого угодно, но в расследовании будут заинтересованы все, что — даже если принять добросовестность вышеупомянутых контор в качестве постулата — гарантирует втаптывание истины в грязь realpolitik.
Что, собственно, и объясняет появление на этом поле Стоуна. Которому на ведомства глубоко плевать.
— Кто? — попытался я приобщиться к тайнам высших сфер.
— Сказано же — неопознанный! «Призрак».
Я только руками развёл. Уж азы-то босс мог бы и не упоминать. Если человека не признаёт наша ультра-сверх-мега-навёрнутая система идентификации человека по плевку и выдыхаемому воздуху, то возможны лишь два варианта.
Либо убитый был незаконным иммигрантом и жил на нелегальном положении — что в порту, конечно, особой проблемы не представляет. Но этот вариант я отмёл сходу — потому что если так, то я сейчас мерно напивался бы в «Орчатнике».
Во втором случае тело ранее было добропорядочным гражданином САСШ, и система до сих пор не может проломиться через коды доступа. И не сможет, потому что в анархию не впадает, и приказы выполняет неукоснительно.
Для чего так — понятно. К примеру, убей кто-нибудь Господина Президента и брось его тело на центральной площади — система опознания промолчит в тряпку. Убийство президента — событие политическое, а значит негоже рядовому уличному копу орать об этом на всю… гм… Уолл-стрит.
Не говоря уже о том, что президент — не единственная Большая Шишка в цитадели свободы и демократии.
— Когда? — со стороны посмотреть, так мы с шефом обмениваемся невинными замечаниями о погоде.
— Сегодня ночью. Точно, конечно, пока неизвестно — труп в мясницкой, но патрульные нашли тело в два пополуночи и уверяли, что оно еще дымилось.
Меня передёрнуло.
— Такие подробности ни к чему. Всё равно мне к нашему терапевту идти. Есть что-то более существенное?
— Нет. Иначе бы ты мне не понадобился. Убитый в морге, рапорт патруля в базе данных, Стоун на коне.
— С шашкой и в атаку. На пулемёты. — я постарался, чтобы сарказм в моём голосе не звучал бы уж слишком убийственно. — Что-то ещё?
Подразумевалось, что у Борова проснуться остатки совести. Шеф скорбно помолчал, как всегда перед тем, как взорвать бомбу.
— Убитый имел отношение к Военно-метеорологической службе.
— Ага, — с сомнением в голосе сказал я. Бомба что-то не торопилась со взрывом. — Угу. Так, значит.