Тут-то она и клюнула. Когда ее тургруппа посещала станцию Томба, она удрала через шлюз — она сама это придумала. Хитрюга, скажу я тебе! А нам только и оставалось, что подождать ее в условном месте, даже руки скручивать не пришлось, пока она не забеспокоилась, что едем мы к нашей шахте намного дольше, чем предполагалось. — Джок усмехнулся. — Для своего веса дерется она здорово, изрядно меня поцарапала.
Да, на Крошку это похоже — уверенная в себе, не боясь никого, она не могла пройти мимо каких бы то ни было новых «познавательных» впечатлений.
— Но Ему вовсе не эта сопля была нужна, — продолжал Джок. — Он хотел заполучить ее отца. Задумал план заманить его на Луну, но ничего не вышло. — Джок кисло усмехнулся. — Туго нам приходилось, когда у Него не получалось так, как Он хотел. Но пришлось Ему удовлетвориться девчонкой. Это Тим Ему подсказал, что ею можно воспользоваться как заложницей.
Тим выдавил пару слов, в которых выразил свое отношение к этой истории. Джок поднял брови:
— Нет, ты послушай только! Ну и манеры!
Мне, наверное, следовало промолчать, поскольку я добивался фактов, а не рассуждений, но я страдаю тем же недостатком, что и Крошка: если я чего не понимаю, то чувствую непреодолимый зуд добраться до сути. Я не мог и до сих пор не могу понять, что движет Джоком.
— Зачем ты это сделал, Джок?
— Что?
— Послушай, ведь ты же человек. И, как ты сам выразился, мы, люди, должны держаться заодно. Как же ты мог заманить для Него в ловушку маленькую девочку?
— Ты что, парень, псих?
— Думаю, что нет.
— А говоришь как псих. Попробуй-ка Ему воспротивиться, я на тебя погляжу.
Я понял, о чем он: возражать Червелицему — все равно, что кролику плюнуть в глаз удаву. А Джок продолжал:
— Ты должен понять чужую точку зрения. Я всегда говорил: «Живи и давай жить другим». Он нас схватил, когда мы искали минералы, и после этого выбора у нас уже не было. Это все равно, что упираться против властей — шансов никаких. Так что мы пошли на сделку: мы на Него работаем, а Он нам платит ураном.
Слабый намек на сочувствие, который у меня к нему появился было, немедленно испарился. Меня чуть не стошнило.
— И вам платили?
— Ну, скажем, записывали нам на счет.
— Неважную вы заключили сделку, сказал я, обводя глазами камеру.
— Может быть, может быть, — скорчил физиономию Джок. — Но, малый, будь благоразумен! С неизбежным всегда приходится мириться. Эти ребята захватят Землю — у них все для этого есть. Сам ведь видел. А человек, он должен понимать, откуда ветер, дует. Меня, знаешь, одна история много чему научила, когда я еще был в твоем возрасте. Жили мы себе в своем городке тихо, жили не тужили, но хозяин у нас стал староват и начал отпускать вожжи… Ну тут-то ребята из Сент-Луиса и стали прибирать нашу территорию к рукам. Такая пошла заварушка, ничего даже поймешь. Человеку, понимаешь, надо знать, какой стороны держаться, чтобы не проснуться в деревянном гробу. Ну те, которые быстро смекнули, что к нему, приспособились, а остальные… нечего плыть, против течения. Без толку это все, ясно?
Пенять его логику была нетрудно, особенно с точки зрения «живой гниды». Но от самого главного он увильнул.
— И все же, Джок, как же ты мог поступить так с маленькой девочкой?
— Да я же тебе битый час объясняю, что выхода не было!
— Нет, был. При всем при том, что отказаться, когда Он приказывает, просто невозможно, у тебя ведь была возможность бежать.
— Куда?
— Он же тебя послал за ней в Лунный город, ты сам говорил. И у тебя ведь был неиспользованный обратный билет на Землю. Тебе всего-то было нужно затаиться и первым кораблем махнуть на Землю, а не заниматься Его грязными делами.
— Но…
— Допускаю, — перебил я его, — что ты не мог укрыться в лунной пустыне, допускаю, что ты не чувствовал бы себя в безопасности даже на станции Томба. Но у тебя был шанс удрать, когда Он послал тебя в Лунный город. Ты должен был воспользоваться им, а не заманивать девочку в лапы пучеглазого чудовища.
Он выглядел обескураженным, но ответил живо:
— Ты нравишься мне, Кип! Ты хороший парень. Но глупый. Без понятия.
— Брось, я все понимаю!
— Нет, не понимаешь, — он наклонился ко мне, хотел положить мне руку на колено, но я отпрянул.
— Есть еще одно обстоятельство, — продолжал он, — о котором я тебе не сказал, боялся, что ты примешь меня за зомби или что-то в этом роде. Они нам операцию сделали.
— Какую операцию?
— Простую. Вставили нам в головы бомбы с дистанционным управлением, как на ракетах. Попробуй только ослушаться, Он нажмет кнопку — ба-бах! И мозги — по стенкам. — Он провел рукой по шее. — Видишь шрам? Волосы уже отросли, но, если приглядеться, шрам еще заметен, так навсегда и останется. Хочешь поглядеть?
Я уже было склонился посмотреть и вполне поверил бы — за последнее время пришлось поверить и в более невероятные вещи, — но Тим все поставил на место парой нецензурных слов.
Джок дернулся, потом взял себя в руки и сказал:
— Да не обращай ты на него внимания. Я пожал плечами и отошел. Джок в тот день больше со мной не разговаривал, что меня вполне устраивало.
На следующее «утро» я проснулся от того, что Джок тряс меня за плечо.
— Проснись, Кип, проснись!
Я на ощупь потянулся за своим игрушечным кинжалом.
— Здесь он, у стены, — сказал Джок, — но только теперь он тебе не поможет.
Я схватил кинжал.
— Почему же? А где Тим?
— Ты что, никак не проснешься?
— Что?
— Все проспал, значит? Ничего не видел? Я тебя потому и разбудил, что мне страшно, договорить с живой душой хочется.
— Что проспал? А Тим где?
Джок дрожал и весь покрылся испариной.
— Они парализовали нас голубым светом, вот что! И забрали Тима. — Его передернуло. — Хорошо, что его. Я ведь думал, ну, понимаешь, ты же заметил… я же толстый… а они любят жир.
— О чем ты? Что они с ним сделали?
— Бедный старина Тим. Были, конечно, и у него грешки, но у кого их нет? Из него, должно быть, уже суп, сварили, вот что! — Его опять передернуло.
— Не верю. Ты просто пытаешься запугать меня.
— Не веришь? — Он смерил меня взглядом с головы до ног. — Тебя, наверное, следующим потащат. Если ты хоть что-нибудь соображаешь, сынок, возьми лучше свою пилку для ногтей и вскрой себе вены. Так будет лучше.
— А сам-то ты что же? — спросил я. — Хочешь, одолжу?
— У меня духу не хватит, — ответил Джок, дрожа.
Я не знаю, что стало с Тимом. И не знаю, ели ли червелицые людей или нет. Их даже «людоедами» не назовешь — может, мы для них все равно что скот. Но я даже не особенно испугался, потому что все мои предохранители страха давно уже полетели. Мне безразлично, что будет с моим телом, когда я погибну. Но у Джока подобные мысли вызывали безотчетный ужас. Не думаю, чтобы он был трусом — трус вряд ли станет искать уран на Луне. Но он трясся от страха потому, что всерьез верил своим догадкам. Сбивчиво он дал понять, что оснований им не верить у него больше, чем я мог предполагать. По его словам, он летал на Плутон и раньше, и остальные люди, которых доставили сюда кого добром, а кого силой, обратно на Луну не вернулись.
Когда настало время есть, нам сбросили две санки; но Джок сказал, что не испытывает аппетита, и предложил мне свою порцию. «Ночью» он все сидел и пытался бороться со сном.
Проснулся я как после кошмарного сна, в котором, бывает, не можешь шевельнуться. Но это был не сон — незадолго до пробуждения меня облучили синим светом.
Джок исчез.
Больше я никогда не видел ни того, ни другого. Отчасти мне их даже не хватало, по крайней мере — Джока. Стало, конечно, намного легче, не надо было все время быть начеку, и я мог позволить себе роскошь вымыться. Но очень надоело мерить в одиночестве клетку шагами.
Никаких иллюзий насчет этих двух бандитов я не испытывал. Наверное, нашлось бы сколько угодно человек, с которыми делить заключение было бы куда приятнее, чем с ними. Но, какие-никакие, они были люди. Тим казался холодным и опасным, как нож гильотины. Но у Джока сохранились какие-то туманные представления о зле и добре, иначе он не стал бы пытаться найти оправдание своим поступкам. Можно предположить, что у него просто не было силы воли.
Хотя я вовсе не считаю, что понять — значит простить; если встать на эту точку зрения, то дойдешь до того, что начнешь распускать слюни над судьбой убийц, насильников и похитителей детей, забывая об их жертвах. А это неверно. Жалость у меня может вызвать судьба Крошки и других, попавших в ее положение, но не судьба же тех преступников, чьими жертвами они стали. Мне не хватало болтовни Джока, но будь у меня возможность утопить их, как котят, сразу после рождения, я сделал бы, сделал это, не дрогнув. А о Тиме и говорить нечего. И если они попали в суп к вурдалакам, мне совсем их не жалко, даже если та же судьба завтра ожидает меня. Пожалуй, суп — это лучшее, на что они могут сгодиться.
ГЛАВА 8
Мои бесплодные размышления прервали взрывы: резкий щелчок, похожий на удар бича, громовой раскат, а затем шипение, свидетельствующее о понижении давления.
— Что за черт? — вырвалось у меня. — Надеюсь, — подумал затем я, — что вахтенный знает свое дело, иначе всем нам конец».
На Плутоне, насколько я знал, кислорода нет. Во всяком случае, так утверждали астрономы, а я не испытывал желания проверять их утверждения на своей шкуре. Уж не бомбят ли нас? Вот было бы здорово. Или это землетрясение?
Мысль о землетрясении — предположение отнюдь не праздное; статья «Сайентифик Америкен» о «лете» на Плутоне предсказывала «острые изостатические колебания» по мере повышения температуры. В переводе на нормальный человеческий язык эта «изящная» фраза означает: «Держитесь за шляпу, падает крыша!».
После того как я однажды пережил замлетрясение в районе Санта-Барбары, я на всю жизнь усвоил прописную истину, с которой калифорнийцы рождаются, а все остальные запоминают после первого потрясения: «Когда землю трясет, будь на улице»!
Но куда отсюда сбежишь? Минуты две я проверял, набралось ли у меня достаточно адреналина, чтобы прыгнуть на восемнадцать футов вместо двенадцати. Оказалось, не набралось. Но я продолжал заниматься этим еще полчаса, потому что делать было нечего, кроме как грызть ногти. И тут я услышал свое имя:
— Кип! Кип? Ты где?
— Крошка, — завопил я. — Здесь! Я здесь!
Целую вечность — три секунды — стояла тишина.
— Кип?
— Да здесь я, внизу!
— Кип? Ты в яме?
— Да! Да! Ты что, не видишь? — Голова ее показалась в проеме потолка.
— Теперь я вижу. Ой, Кип, я так рада!
— А чего ревешь? Я тоже очень рад.
— Я не плачу, — всхлипывала она. — Кип… Кип…
— Можешь вытащить меня отсюда?
Она осмотрела отверстие и сказала:
— Не двигайся с места.
— Эй, не уходи! — Но она уже убежала.
Прошло две минуты, но мне они показались неделями. Наконец она вернулась с нейлоновой веревкой, умница.
— Лови! — крикнула Крошка.
— Погоди. Как она крепится?
— Я тебя вытащу.
— Нет, не вытащишь. Наоборот, мы с тобой застрянем в этой дыре. Найди, где ее можно закрепить.