— С возвращением. Давно тебя тут не видел.
— Я… я тебя искала.
— В иле?
— Что?
— Ты там плавала на месте, вниз лицом.
— Я… — Она чувствует отзвук беспокойства, но не может вспомнить, по какому поводу. — Наверное, задремала. Сон видела. Столько времени прошло с тех пор, как я тут спала…
— Четыре дня, кажется. Я по тебе скучал.
— Мог и внутрь зайти.
Актон кивает.
— Пытался. Но я никак не мог протиснуть всего себя сквозь шлюз, а та часть, которая проходила… ну, получалась довольно жалкая замена меня. Если ты помнишь.
— Я не знаю, Карл. Ты знаешь, как я отношусь…
— Да. И я знаю, что на дне тебе нравится так же, как и мне. Иногда мне кажется, что я могу остаться здесь навсегда. — Он замолкает на мгновение, словно взвешивает слова. — Фишер все правильно понял.
Ей становится холодно.
— Фишер?
— Он все еще тут, Лен. И ты об этом знаешь.
— Ты видел его?
— Нечасто. Он довольно пугливый.
— А когда?.. В смысле…
— Только когда я один. И довольно далеко от станции.
Кларк оглядывается по сторонам, ее охватывает необъяснимый страх.
«Конечно, ты не можешь его видеть. Его тут нет. А даже если бы был, то слишком темно для…»
Огромным усилием воли она заставляет себя не включать фонарь.
— Он… Мне кажется, он очень сильно к тебе привязан, Лен. Хотя, думаю, ты об этом и так знаешь.
«Нет. Нет. Не знала. И не знаю».
— Он с тобой разговаривает? — Она не понимает, почему ей так не нравится эта мысль.
— Нет.
— Тогда как?
Актон какое-то время молчит.
— Не знаю. У меня просто такое впечатление. Но он не говорит. Это… Не знаю, Лен. Он там просто слоняется и наблюдает за нами. Не знаю даже, насколько его уже можно считать… нормальным.
— Он наблюдает за нами, — ее жужжание тихое и монотонное.
— И знает, что мы вместе. Я думаю… Думаю, он считает, что это как-то объединяет его и меня, — Актон замолкает на секунду. — Он тебе небезразличен, так?
О да. Это всегда начинается столь невинно. «Он тебе небезразличен, это так мило», а потом «он тебе нравился?» и затем «ну, ты, наверное, сама сделала что-то, иначе почему он продолжает к тебе клеиться», ну и кончается все стандартным «ты, долбаная шлюха, я тебя…».
— Лени, — говорит Актон, — я ничего не пытаюсь начать.
Она ждет и наблюдает.
— Я знаю, что ничего такого не было. А если бы и было, то сейчас никакой угрозы ваши отношения не представляют.
Такие фразы Кларк тоже слышала.
— Если подумать, это всегда было моей проблемой, — пускается Карл в рассуждения. — Я всегда должен был следовать тому, что говорили мне другие люди, а они… Люди лгут постоянно, ты же знаешь об этом, Лен. Потому неважно, сколько раз она клянется, что не пудрит тебе мозги, или что даже не хочет пудрить, как ты можешь знать об этом наверняка? Не можешь. Таким образом, предположение по умолчанию только одно: она врет. А поскольку лгут тебе постоянно, то это чертовски хороший повод для… ну для того, что я иногда делаю.
— Карл… знаешь…
— Я знаю, что именно ты мне не врешь. И даже не ненавидишь меня. А это вроде как весомые перемены.
Она касается его щеки.
— Да, это правильное решение. Я рада, что ты мне доверяешь.
— На самом деле, Лен, мне не нужно доверять тебе. Я просто знаю.
— Что ты имеешь в виду? Как?
— Я не уверен. Это как-то связано с переменами.
Он ожидает ее ответа.
— О чем ты говоришь, Карл? — наконец спрашивает она. — Ты хочешь сказать, что можешь читать мои мысли?
— Нет. Ничего такого. Я, ну, больше с тобой идентифицируюсь. Я могу… Это несколько трудно объяснить…
Кларк вспоминает, как он говорил над светящимся гейзером: «Щетинконогие черви могут предсказывать их. Моллюски и короткохвосты могут предсказывать их. Почему я не могу?»
«Он настроен, — соображает она. — На все. Он настроен даже на чертовых червей, вот почему… Он настроен на Фишера…»
Кларк включает языком фонарь. Яркий конус пронзает бездну. Она рассекает им воду вокруг себя. Ничего.
— А другие его видели?
— Не знаю. Кажется, Карако несколько раз поймала его на сонаре.
— Давай вернемся.
— А давай нет. Ненадолго останемся здесь. Проведем ночь.
Она смотрит прямо в его пустые линзы.
— Пожалуйста, Карл. Пойдем со мной. Поспи внутри хотя бы недолго.
— Он неопасен, Лен.
— Дело не в этом.
«По крайней мере, не только в этом».
— А в чем тогда?
— Карл, а тебе не приходила в голову мысль, что ты можешь развить в себе зависимость от этого нервного прихода?
— Да ладно, Лен. На рифте у нас постоянный кайф от нервов. Именно поэтому мы здесь.
— Нам тут нравится, потому что мы больные на всю голову. Но это не значит, что мы должны все менять и усиливать эффект.
— Лени…
— Карл. — Она кладет ему руки на плечи. — Я не понимаю, что с тобой тут происходит. Но оно меня пугает.
Он кивает:
— Я знаю.
— Тогда, прошу тебя, взгляни на это с моей стороны. Попробуй снова спать на станции, хотя бы недолго. Попытайся не проводить каждую минуту бодрствования, карабкаясь по дну океана, хорошо?
— Лени, мне не нравится внутри. Я там меняюсь. Даже тебе я не нравлюсь, когда нахожусь на станции.
— Возможно, я не знаю. Просто… Просто я не понимаю, как общаться с тобой, когда ты такой.
— Когда я не собираюсь избить до полусмерти первого попавшегося под руку? Когда веду себя вполне рационально? Если бы этот разговор состоялся на «Биб», мы бы уже швыряли друг в друга вещи. — Он замолкает, в его фигуре что-то меняется. — Или ты именно по этому соскучилась?
— Нет. Разумеется, нет, — она даже удивляется этой мысли.
— Ну тогда…
— Пожалуйста. Порадуй меня. Что плохого случится?
Он не отвечает. Но у нее появляется неприятное подозрение, что Карл мог бы.
Ей стоит отдать ему должное. Каждое движение Актона говорит о нежелании, но он первым заплывает в шлюз. Когда же тот опустошается, с ним что-то происходит: воздух врывается в Карла — и словно что-то вытесняет. Лени не может понять, что конкретно, но недоумевает, почему не замечала этого раньше.
В качестве награды она сразу ведет его в каюту. Он трахает ее, прислонив к переборке, жестко, совершенно не скрываясь. Животные звуки эхом разносятся по корпусу. Когда он кончает, ей очень хочется знать, помешал ли шум остальным.
— Кто-нибудь из вас, — спрашивает Актон, — хоть раз подумал, почему тут внизу все так хреново?
Это странное и невероятное событие, редкое, словно сближение планет. Все циркадные ритмы совпали на час или два, поэтому все вылезли пообедать в одно и то же время.