— Все. Хана гидравлике, — констатировал Майк и гулко сглотнул. Руки его тряслись.
— Фу-ты! — с облегченьем выдохнул Билл. — Вот же твою мать. Дерьмо святое, вот же ведь, а?! Я уж черт-те что подумал, думал, вдруг защита сбойнула или хакер пробился, а всего-то…
— А она может сбойнуть? — насторожился Майк.
— Кто?
— Защита.
— А я знаю?!
Билл медленно, не сводя взгляда с упавшей машины, выбрался из-под брюха «Акулы». Посмотрел на Майка, на гаечный ключ в своей руке и вытер выступивший пот.
— Да… — сказал он. — Знаешь, Майк, пошли-ка лучше-ка покурим, посидим. А то чего-то мне не по себе. Я там сейчас такого с перепугу навинчу…
— Да ладно уж, — вздохнул тот, — кури здесь, чего там…
Некоторое время оба молча дымили, укрывшись в закутке от камер слежения и не сводя взгляда с искореженной машины. От дыма полегчало. «Пардус» оставался недвижим, но после всего произошедшего покоя не было: чувствовалось в нем что-то затаенное, живое, как в том хищнике, которого ухлопали в момент последнего броска, когда охотникам уже понятно, что это — все, конец сафари, совсем все, а подойти все равно еще боязно.
— Как думаешь, мы тут одни так корячимся в этих дурацких коридорах?.
Уильям пожал плечами:
— Черт его знает. Вряд ли. Я работал только здесь, «о думаю, у нас по всей стране такие сервера. Даже в Канаде частично есть, а уж на Аляске… А тебе не все равно?
— Да в общем, как бы да, — нехотя согласился Майк. — Только все равно интересно.
Уильям искоса посмотрел на него из-под завесы растаманских косичек. Усмехнулся и отвел взгляд.
— Любопытные вы все-таки люди, русские, — сказал он. — Как кошки, только жизнь одна. Я к вам в Россию ездил в две тыщи десятом, повидал там всякой всячины. Мавзолей ваш видел, Кремль… Знаешь, Майк, какая у вас, у русских, главная беда?
— Да что ты мне все «там» да «у вас»? — нервически огрызнулся тот. — Я в России-то и не был никогда… А что за беда?
— А такая: вы не можете пройти спокойно мимо чего-нибудь, чтоб просто так: пройти, и все. Вы как дети — все вам надо разломать, разбить, порвать, разделать пополам, уронить. От этого у вас все беды. Туристы приехали?
Бей туристов! А чего они тут разъездились? Забор стоит? Повалить забор! А чего он стоит? Водка появилась? Выжрать водку! А чего она, водка? И во всем вы так. Я там в автобусе видел: висят на стене держатели для молотков, ну, чтобы в случае чего стекло разбить. Держатели висят, а ни одного молотка нет. Я сперва подумал — сперли, а водитель мне и говорит: не, говорит, не сперли, это мы сами сняли, а то, если оставить, непременно кто-нибудь возьмет и вышибет на хрен это долбаное стекло. А чего? Ведь для чего-то же он висит там, этот молоток! Вот. А в другом автобусе вообще написано: «При аварии выдернуть шнур, выдавить стекло». А шнур этот с кольцом — с той стороны стекла, снаружи! Вот так у вас все и есть. Или молотка нет, или шнур снаружи. Или я неправду говорю?
— Да-а, — задумчиво протянул Майк, не зная, что и сказать на это, — да-а…
И умолк.
— А полигоны вроде этого, они везде есть, — философски продолжал меж тем его напарник. — Думаешь, одни мы такие умные, думаешь, только Штаты этим балуются? Ха! Дудки. У всех они есть. У бундасов, у англичан, у японцев, не говоря уж о Советах. У китайцев тоже есть. У них там на Тайване — ну, они же с ним теперь опять одно? — так вот, у них там около Тайваня есть остров такой охрененный в проливе, так он ходами изнутри насквозь ископан, ну чисто сыр голландский. Это когда там чанкайшисты к штурму готовились, еще тогда укреплений накопали. У них, как всегда, все с размахом, уж если начали играть, так не остановишь. Азия… Весь народ оттуда выселили, сейчас там офигительная боевая зона — на пол-острова. Китайчата в свои «Катакомбы» режутся, «Драконы подземелий» называются, они там все на драконах помешаны. Техника у них, конечно, дрянь, зато народу-у… — Уильям безнадежно помотал головой в попытке подыскать сравнение, затянулся в последний раз и загасил окурок.
— А об этом-то ты откуда знаешь? — удивился Майк.
— Слыхал, — уклончиво ответил тот. — Ну что, пошли, что ли? Ты как там? Все о’кей? Руки не дрожат, нет? А то смотри…
— Я в порядке.
— Тогда пошли. А то Хэл… Пошли, в общем.
— Тебя как зовут?
Свет фар скользил по стенам, оставляя слабые фосфоресцирующие следы — наверное, в краску был добавлен люминофор. Два робота неспешным шагом двигались по полукруглому туннелю; оба — легкие разведчики, «Степной волк» и «Акула». Тут и там сверху свисали какие-то шланги, кабели, обрывки ржавых цепей, перекрученные листы железа, из-под которых кое-где проглядывала дикая порода. Плиты потолка смыкались криво и неровно, будто их укладывали второпях. Пол был сухой и чистый — ни камней, ни луж, ни старых рельсов. Ничего. Говорить не хотелось.
Тем не менее напарница, похоже, не желала отступать.
— Эй, «Волк», у тебя там радио в порядке? Постучи по шлему. Ты меня как, хорошо слышишь?
— Слышу, — отозвался Роберт. — Я ж уже назвался: Роб. Чего еще-то?
— Ну, это ник. А на самом деле?
— Зачем тебе?
— Ну… просто. Если стесняешься, то у меня приват-канал.
— Лучше по сторонам поглядывай, — уходя от темы, съехал на грубость Роберт. — Выскочит кто — костей не соберем… Что там у тебя на радаре?
— Задавака… — фыркнула та и через пару секунд сообщила: — У меня все чисто. Можно звать остальных.
— Подождем пока.
Некоторое время они двигались молча. Роберт изредка косился на машину напарницы. Надо же, девчонка, а гоняет в шутер. Не в «Семейку Льюис» гамится, не в какой-нибудь там симулятор «Дитя неожиданности», а стреляет, бегает, сражается… И неплохо сражается, между прочим. А может, притворяется? Может, это вообще не девчонка, а парень? А что, бывает… Хотя нет, не похоже — голос звонкий, молодой, с девчачьим писком, настоящий, наверняка без преобразователя. Да и дуется все время, и любопытная, как все девчонки… Да нет, определенно девка. Странная, но и только.
— Слышь, Синди, — окликнул ее Роберт, — а ты вообще зачем здесь играешь?
«Акула» замедлила шаг:
— Не поняла…
— Чего тут непонятного? Еще скажи, что тебе стрелять и бегать нравится. Я до тебя вообще девчонок в «Катакомбах» не встречал.
Та как будто задумалась.
— Не знаю, — наконец призналась она. — Нравится мне как-то. Здесь я не такая, как всегда. Здесь все не такие, как в жизни. Здесь никого не интересует, кто ты, как ты выглядишь, откуда, сколько тебе лет. Здесь всех интересует только, сильнее ты или слабее, что ты за боец, а не какая у тебя мордаха, ноги или задница. Здесь настоящая свобода, здесь все равны.
— Равны… — хмыкнул Роберт. — Свобода… Чего тебе в жизни-то мешает с другими равняться? Ты что, афро, что ли?
Ответа не последовало — девочка умолкла и на этот раз молчала так долго, что Роберт, грешным делом, подумал, будто она оскорбилась.
— Эй, ты чего? — не выдержал наконец он. — Ты обиделась, что ли? Синди! Ну?
— Меня зовут не Синди, — сдавленно отозвалась та вместо ответа, — а Синтия Чистая Вода. Что здесь имя, а что ник, я не знаю. Я — навахо.
— Ё… — не сдержался Роберт. — Вот это да! Правда, что ли?
— Правда, черт бы тебя побрал. А теперь, белый мальчик, отвали.
— Погоди, не отключайся! — заторопился Роберт. — Ну чего ты! Я же не хотел, просто вырвалось. Я в самом деле Роберт, правда. Роберт Северцев.
— Китаец, что ли? — заинтересовалась та.
— Русский. В смысле, папка у меня был русский. И дед… А что?
— Никогда не встречала русского.
— А я индейцев никогда не встречал, — признался Роберт и почувствовал, что краснеет самым глупым образом. Хорошо, что хоть напарница не видит. — Значит, мир?
— Да ладно… А сколько тебе?
— Пятнадцать… скоро будет.
— А мне двенадцать.
— Не может быть! — опять невольно вырвалось у Роберта.
— Может, может, — ворчливо отозвалась та. — Я бы вообще тебя не спросила ни о чем, мне просто интересно стало. Ты вообще первый, кто сумел меня так лихо побить. Я ж тогда едва не вылетела! До сих пор мурашки, если вспомню. Мне даже бонусов не хватило для починки.
— Да ладно, я сам со страху чуть не окочурился… А у тебя где компьютер стоит? В вигваме?
— В доме, дурак! У нас дом в Аризоне. А компьютер у меня, между прочим, старый, я еще с клавиатуры играю.
— А-а, — понимающе протянул Роберт. — Вон что. Заметно. Ты с атакой чуть-чуть запаздываешь. Я тогда еще удивился, как так: «Акула», а от залпа увернуться не смогла.
— Вот гад, а! — угрюмо восхитилась та. — Да ты же мне в упор… А у тебя сим-стик?
— Ага… И перчатки. Только левая барахлит.
Оба посмотрели на приборные панели и одновременно остановились. Двум машинам, оказалось, тоже понадобилось отдышаться: датчики перегрева у обоих предостерегающе желтели.
— Постоим? А то несемся как мустанги.
— Давай, — согласился Роберт и огляделся. — А тихо тут. И света нет. Дикий какой-то туннель.
— А! И ты заметил, как здесь все реально?
— В смысле? — не понял тот. — Что «реально»?
— Ну, по-настоящему, — терпеливо пояснила та. — Обычно ведь в таких играх все из элементов состоит: из кубиков, из блоков, секций там разных…
— И тут так, — несколько неуверенно заметил Роберт.
— До двадцатых уровней, — сказала Синди. — А после сразу поменялось.
— Ну?
— Ага. Перекрытия, люки, телекамеры эти, двери, лифты… мусор на полу, обломки… Вроде будто ничего особенного, но я заметила. Мы, навахо, очень наблюдательные. — В голосе ее послышались хвастливые нотки, она помолчала и, словно извиняясь, добавила: — Может быть, мне потому нравится играть во все это, что навахо всегда много воевали.
— А другие индейцы, что ли, не воевали?
— Другие тоже, но не так, — уклончиво ответила та. — А навахо даже во Вторую мировую в армии шифровальщиками работали. Все донесения на передовой переводились на язык навахо.
— Зачем?
— Вот чудак! Затем, что среди немцев и японцев точно не было навахо!
— А ты, значит, хочешь быть как они?
— Хочу, не хочу, какая разница? — окрысилась та. — Все равно делать нечего. Что мне делать, чем еще заняться? Жрать пейот батон за батоном? Корзинки плести? Одеяла вышивать на сувениры? Растить маис, как старшие братья? Так мне рано еще. Это мохавки по небоскребам скачут, им хорошо — они высоты не боятся. А ты видел хоть одного индейца в сенате? Или индейца-космонавта? Или, может, для нас особые игрушки должны делать? Мы и так живем, как в музее, так даже и там жить не дают. Прогресс, кричат, прогресс! Ага, прогресс… Прогресс уничтожил нас, похерил нашу культуру, превратил нас в машины. Я вот думаю иногда: эх, нам бы в ТЕ времена такие штуки, хотя бы парочку дерьмовых «Пардусов», мы б тогда этих белых ублюдков с их кораблями… а, чего там. Тебе не понять. Даже жаль бывает, что они, эти роботы, не настоящие.
Она умолкла. Роберт тоже помолчал, слегка ошеломленный этим неожиданным напором.
— Синди…
— Что?
— А можно я буду звать тебя — Чистая Вода?
— Зачем тебе?
— Ну… Это как-то здорово так… По-индейски.
— А мне тогда можно звать тебя — Северцев?
Фамилия девчонке совершенно не далась, у нее получилось что-то вроде: «Сэфертсеф». В ее исполнении это прозвучало даже красиво, но Роберту все равно понравилось.
— Лучше не надо, — уклончиво сказал он.
— Почему? — удивилась та. — Это же по-русски.
— Это — не по-русски, — отрезал тот.
— Тогда и ты не зови!
— Ну и пожалуйста, не буду. Очень надо!
— Сам дурак!