Так и в его жизни вдруг обнаружились новые неведомые горизонты, страны, события, мысли. И всё это благодаря его другу Метели.
И это точно.
# «Друг Метель во всём любит порядок — и в вещах, и в делах, и в мыслях. Совсем недавно он сказал Барду:
— Слушай Бард, а почему у тебя такой бард-ак в голове?
— Какой «бард-ак»? — недоумённо уставился на него Бард.
— Ну, как какой? С одной стороны у тебя — колдуны, маги, драконы, волки. А с другой — ракеты, пушки, Интернет… Не находишь это странным?
— А… Понял! Ничего тут странного нет. Вот смотри, возьмём, например, псов… или нет, давай сразу солдат. Ты когда-нибудь с кем-нибудь из них на отвлечённые темы разговаривал? Не связанные с боевой работой? Нет? Всё правильно — и не поговоришь. Почему? Потому, что у них сознание на уровне пингвина. Ну, или чуть выше. Так вот, я ещё совсем недавно был обычным солдатом.
— Ну, и?
— Ну, не пингвинь! Я ещё недоразвитый. Что ты смеёшься? Это действительно так! Я развиваюсь, и мой разум развивается вместе со мной. И моя оценка окружающего мира постоянно меняется. Но постепенно! Драконы, маги и тэдэ — таким мне представлялось окружающее пространство совсем недавно. Буквально несколько месяцев назад. А сейчас я вижу мир уже по-другому. Но это ещё не всё. Я не уверен, что и ныне отражаемый в моём сознании образ действительности является окончательным. Через какое-то время всё может поменяться. Может, и ты для меня будешь казаться не тем, кем кажешься сейчас.
— Интересно, и кем я кажусь тебе сейчас? — спросил Метель с повышенным интересом.
— Ну, прежде всего, только познакомившись с тобой, я понял, что такое дружба, — уверенно ответил Бард.
— Спасибо, — с чувством сказал Метель.
— За что? — удивился Бард.
— За тёплые слова.
— За тёплые? — переспросил Бард. — Хм, хорошо сказал, надо запомнить. Но, видишь ли, Метель, у меня постоянно присутствует ощущение, что я всё-таки не до конца понимаю, что значит — «дружба».
Метель улыбнулся:
— Я тоже не до конца понимаю, что такое дружба. И, по-моему, никто не понимает этого до конца.
— Вот как? — Бард слегка опешил. — Неожиданное, странное заявление. А почему такое возможно?
— Я думаю, потому, — посерьёзнел Метель, — что под словом «дружба» каждый понимает свой уровень ответственности и самоотдачи. Для кого-то «дружба» ограничивается просто поверхностным знакомством, типа поболтать и посплетничать. А для кого-то выше этого понятия нет ничего, и ради друга они готовы на всё. Даже на смерть.
Бард слушал внимательно, слегка кивая головой и неотрывно глядя на Метель.
— Здорово! Никогда так не думал. Теперь я смотрю на дружбу совершенно по-другому. Вот, например — я раньше, считал, что раз мы все солдаты Света, то нас уже связывает крепкая боевая дружба. Автоматически. Но сейчас, я понимаю, что эта наша связь совсем не крепкая, потому что мы не идём на смерть друг за друга. Потому что главным для нас является выполнение приказа, а не личные отношения. Конечно, жалко погибающего товарища, но отдать свою жизнь за то, чтобы жил он… Нет, на такое никто из нас не пойдёт. Значит, дружбы у нас нет. Есть просто служба. И это грустно.
— Но, ты же сам говорил, что у солдат низкий уровень сознания. А настоящая дружба требует сильных чувств и умственных усилий. И потом, это довольно редкое явление — отдавать жизнь за другого.
— Да, да, я понимаю, — торопливо сказал Бард, — только настоящая дружба способна на самопожертвование. И это прекрасно! Но как мне быть? Я не знаю, настоящая у нас с тобой дружба или обычная. Я очень боюсь потерять жизнь, хотя и не знаю почему. Но и потерять тебя я тоже очень боюсь! И не могу никак решить — чего же я боюсь больше. Но самое противное, это то, что я совсем не уверен, смогу ли отдать жизнь за тебя. Прости меня, Метель, наверное, я не умею дружить по-настоящему.
— Ах, ты глупенький! — Метель легонько погладил его по голове, покрытой коротким густым белым мехом. — Никто не знает, на что он способен ради друга! Недаром говорится: «Друг познаётся в беде». То есть, только пройдя через какие-то невзгоды, мы сможем оценить настоящие мы друзья или нет. Но лучше, конечно, чтобы не было никакой беды.
— А наша дружба от этого не будет ненастоящей? — с тревогой спросил Бард.
Метель с прищуром склонил голову набок.
— А сам ты, как думаешь?
— Я не знаю… — Бард немного помолчал. — Понимаешь, недавно мне представилось, что ты внезапно погиб… Ну, не по-настоящему, а только представилось, виртуально. Ведь идёт война, и всякое на ней может произойти. Так вот, даже от представления такого ненастоящего события я сильно расстроился и… И потом написал стихи о тебе. Если хочешь, я прочту.
Метель опустил голову и, глядя в ледяной пол, негромко сказал:
— Прочти. Ещё никто не писал обо мне стихи.
— Тогда слушай, только не смейся…
Мы с другом вдвоём любовались закатом,
И звёзды считали в небесной дали,
А ныне на панцире льда покатом,
Останки горят его в снежной пыли.
Он радостью жизни был доверху полон,
Отважно сражался, над смертью смеясь,
Но вражьим жестоким железным уколом
Безжалостно сброшен в горящую грязь.
Мы бились отважно — враги наседали,
И плавился камень, и плавился лёд…
«Не бойтесь, ребята, — сказал он, — едва ли
Нам жизни дано миллион лет вперёд!
Не важно, как долго мы были живыми —
Величие жизни измерит лишь смерть!
Нам выпало счастье быть в дни огневые
Не сметь сомневаться, и трусить — не сметь!
Давайте ударим врага мы отважно,
Давайте навалимся всею гурьбой,
Я знаю, лишь трус умирает дважды.
Но вы же не трусы! Смелее за мной!»
Жестокого боя свершив быстротечность,
Рванувшись в атаку сквозь крошево льда,
Мой друг, пошатнувшись, шагнул прямо в вечность,
Из мира живых уходя навсегда…
Он рухнул на землю прострелянным знаменем,
Споткнувшись, застыла Земля не дыша,
А в яростных вихрях смертельного пламени
Горело не тело — пылала душа.
И доблестным пылом его удостоены,
Мы в этом бою не остались в долгу!
А жизнь и надежды отважного воина
Рассыпались искрами в белом снегу.
Слабеющим взором, подёрнутым инеем,
Прощальный луч Солнца, поймав сквозь пургу,
Шепнул он: «Какие они красивые —
Блестящие льдинки на белом снегу».
Потух его взор, и не стало в нём жизни…
Чтоб тело его не досталось врагу,
Струя огнемёта пропела тризну,
И льдинки сверкнули на белом снегу…
Я грустно молчу — не умею иначе,
Я плакать физически не могу!
Пускай же вместо меня поплачут
Хрустальные льдинки на белом снегу…
Бард весь извёлся, пока Метель, опустив глаза в лёд, долго молчал. Наконец тот, вздохнул и тихо сказал:
— Уверен ли ты, что эти стихи посвящены мне?
— А как же! — удивился Бард. — Конечно! Я же их для тебя написал! И у меня только один друг — ты.
— Я их не заслуживаю, — почти прошептал Метель.
— Да что ты! — ещё больше удивился Бард. — Конечно, заслуживаешь! Да ты сам не знаешь, какой ты хороший! Вот ещё немного подучишься метко стрелять из пушки и станешь совсем…
— Спасибо тебе, Бард, — тряхнув головой и как-то странно шмыгнув носом, сказал Метель. — Можно мы не будем сейчас тренироваться в стрельбе из пушки, а я просто пойду, поброжу по ледяным залам? В одиночку.
— Да, да. Конечно, можно. Только наружу не выходи без меня, мало ли что. И не забывай предъявлять встречным свои знаки отличия. Вдруг, какой-нибудь новенький появится, который тебя не знает.
— Не волнуйся, Бард, никуда не выйду и всё предъявлю как надо…»
# «Через час с небольшим, Бард сидел в оружейке и рассеянно набивал снарядами боксы для автоматических пушек. И всё пытался понять, почему Метель так странно отреагировал на его стихи. «Может он обиделся на мои неумеренные фантазии? Может, не стоило так подробно описывать его мифическую геройскую «гибель»? Вдруг Метель решит, что он мне надоел, и я таким способом пытаюсь от него отделаться? Или же ему не понравился вымысел, что он «ходил в атаки», тогда, как он ни разу ещё не был в настоящем бою?» Так душевно страдая, продолжал он снаряжать обоймы для встроенных пушек, когда из чёрной дыры дальнего тоннеля показался Метель. Как ни в чём, ни бывало, он подошёл и, молча, стал помогать в заправке вооружения.
Бард долго и терпеливо ждал. Но, наконец, не выдержал и воскликнул:
— Ну, прости меня, Метель! Ну, глупость я написал, сплошное враньё! Прости, прости, больше я никогда не буду так писать!
— Мне не в чем прощать тебя, мой дорогой друг Бард! Я уже сказал и повторю ещё раз — спасибо за хорошие стихи! А чтобы твой художественный вымысел не показался кому-то «враньём» сегодня же идём наверх «любоваться закатами» и считать звёзды «в небесной дали». Ты понял меня, мой лучший друг Бард?
— Понял, — радостно расплылся в улыбке Бард и ощутил в глубине своей души неведомое ранее животворное тепло».
* Странно всё это. Странно и непонятно.
# «Интереснее всего нести службу в дозоре, когда пурга начинает ослабевать. Атмосфера постепенно успокаивается, давление растёт, и в просветах рваных, быстро несущихся туч появляются первые призрачные блики бледного, зависшего у самого горизонта Солнца. Ветер стихает, но всё ещё громко и нудно поёт на разные голоса — озорно свистит на острых кромках хаотично нагромождённых торосов, гулко гудит в глубоких разломах и трещинах на, ползущих в океан, ледяных массивах, и упоительно завывает вокруг выходов на поверхность ледяного панциря коренных скальных пород. Пурга успокаивается, а ты сидишь себе в уютно устроенной норке на вершине господствующей высоты «1221» и сквозь наполовину засыпанное позёмкой смотровое оконце всё глядишь и глядишь на постепенно очищающуюся от крутящейся снежной мути бескрайнюю белую пустыню среди бескрайних белых просторов родной Ктиды.
Стелющиеся по плотно утрамбованной и слегка волнистой поверхности снежные вихревые змеи, шипя и извиваясь, уносятся к далёкому океану, и ты слегка завидуешь им — куда они летят, что нового и интересного откроется им в той невидимой и недоступной дали? Может просто — долетят они до высокой кромки края могучих шельфовых ледников и сорвутся в бушующее внизу у подножия море, утонут и растворятся в его тяжёлых свинцовых волнах, грузно качающих оторванные от материка огромные льдины. А, может, и нет. Подхватит их вдруг стремительный восходящий поток, зашвырнёт в заоблачную высь и вместе со стратосферными течениями донесёт до северных каменных материков. Ярко сияющее там Солнце растопит их, и выпадут они пресным прохладным дождём на сухую и горячую землю далеко-далеко отсюда, и прорастёт на влажных от этого дождя камнях настоящая зелёная трава…