Неисправимый
мультигенный дефект метаболизма, холестерин осаждается на стенках сосудов не то что бляшками – хлопьями, как сырой снег. Что ж, найдутся
другие Микулаши, не хуже. Стоит обратить внимание на Слободана Човича – дирижера из Загреба… Славяне умеют делать качественную музыку.
Музыку, радующую душу.
– Пойду я, пожалуй, – сказал Виктор. – Посмотрю концерт в одиночестве, по-стариковски. А ты, Тутмес, покажи Лине экспонаты. Есть тут что
показать. И расскажи ей все, что она попросит. А потом проводишь юную госпожу в ее комнату.
– Спасибо, Вик, – сказала Лина. – Иди, милый. Привет пражскому сифоническому.
Искреннее облегчение прорвалось в ее голосе.
Виктор скрипнул зубами и вышел.
Завтра. Завтра все встанет на свои места..
* * *
– Тут, – тихо произнесла девушка. – Можно, я буду звать тебя просто Тут? Тутмес – это слишком длинно.
– Ни в коем случае, – сказал Тутмес, упрямо качая головой. – Простите, госпожа, «Тут» – не моё имя. Когда-то меня звали Асэб. Потом, когда
я вынужден был пробавляться заработком федаина, меня обратили в ислам и прозвали Мохаммедом. Это все в прошлом… Далеком прошлом. Не хочу
вспоминать об этом. Я взял себе старое имя, госпожа Лина. Очень старое. Тутмес – имя скульптора, жившего три с половиной тысячи лет назад.
Я верю, что оно спасет меня. Должен верить, что меня хоть что-то спасет.
– Ты родом из Египта?
– Я родился в Эфиопии, госпожа.
– Эфиопия – не самая богатая страна. Однако по твоей речи чувствуется хорошее образование. Ты биотехник?
– Биотехник. И экзогеолог. И программист. Всё, что вам угодно, юная госпожа. В меня втиснули столько программ, что хватило бы целому курсу
выпускников университета. Я выдержал всё, госпожа. Мой мозг выдержал, не сгорел. Ни малейших признаков паранойи. Проверено,
сертифицировано. Иначе бы я не был здесь.
Лина протянула руку, дотронулась пальцами до молочно-шоколадной щеки Тутмеса. Ощутила пробивающуюся щетину – волоски, сбритые утром и
начинающие отрастать к вечеру.
– Это твое истинное лицо, Тутмес?
– Моё. Я много раз менял лица, но когда всё плохое кончилось, восстановил свой истинный облик. Надеюсь, что проживу с ним до самой смерти.
– У тебя есть принципы, Тутмес?
– Есть. Я живу только принципами, только ради них, милая госпожа Лина.
– Тогда почему ты позволил сделать себя рабом, сервом? Ради денег? Куда ты засунул свои принципы? Глубоко в задницу?
– Я не раб, юная госпожа. Не раб.
– Ты – серв! Ты позволил, чтобы тебе вкатили в кровь гнусную присадку. Ты не можешь сопротивляться желаниям человека, на которого ты
запрограммирован…
Тутмес поднял лицо, опущенное доселе к полу, блеснул глазами яростно, чересчур ярко для серва, приложил к полным губам коричневый палец.
– Не говорите таких слов, госпожа. Если хотите жить – не говорите. Будьте умнее. Выглядеть глупой не так сложно. Быть умнее чем кажешься –
лишь вторая ступень из двух десятков возможных. Быть действительно умным – неплохо, проживешь на пару дней больше. Если чувство опережает
разум – у вас в запасе неделя. Если действие опережает и чувство, и разум – будете жить долго, до самой своей смерти.
– Думаешь, у меня так мало шансов? – криво усмехнувшись, спросила Лина.
– Думаешь, у меня так мало шансов? – криво усмехнувшись, спросила Лина.
– У вас нет шансов, юная госпожа. Вы умрете. Завтра, или через несколько суток. Вас привезли сюда для этого.
– Веселый прогноз… – девушка вдруг успокоилась, лицо ее разгладилось. – Увидим, странный раб Тутмес. Скоро увидим все своими глазами. А
сейчас расскажи об этих забавных зверушках. Мне они нравятся…
* * *
Виктор сидел в кресле, откинув голову, полуприкрыв глаза. Голографическая проекция пражского оркестра располагалась в центре зала, творила
волшебство. Виктор водил пальцем в воздухе, повторяя движения палочки бесподобного Микулаша. Он купался в волнах звука, он тонул и
растворялся в них, он блаженствовал.
Комп на столе противно запищал, внося диссонанс в симфонию. Виктор нервно дернул щекой, схватил пластину-монитор.
– Ну что, что еще такое? – крикнул он. – Что стряслось?
На экране появилась Лина. Она стояла на кровати в своей комнате и простукивала стену под самым потолком – там, где шел ряд декоративных
панелей, скрывающих вентиляционные ходы. Потом удовлетворенно кивнула головой, тряхнула кистью, из указательного пальца высунулась длинная
никелированная отвертка. Девушка вставила ее в отверстие панели и начала отвинчивать шуруп.
– Шустрая девочка, – Виктор покачал головой. – Шустрее даже, чем я думал.
– Что делать, хозяин? – вежливо осведомился голос Тутмеса.
– Ничего. Не мешай ей. Хорошо, что она нашла себе хоть какое-то занятие. Пусть побалуется.
Виктор бросил комп на стол, откинулся на спину и снова взмахнул воображаемой палочкой.
День 2
Виктор шел по лаборатории энергичным шагом, заложив руки за спину, бормотал что-то под нос. Потом резко остановился и семенивший сзади
Тутмес едва не налетел на него.
– Лина еще спит? – спросил Виктор.
– Да, хозяин.
– Во сколько легла?
– В два после полуночи, хозяин.
– И все это время ковырялась в стенах?
– Да, хозяин. Сняла все панели, потом повесила их обратно.
– Нашла что-нибудь?
– Две камеры из пяти.
– И что?
– Раздавила их ногой. Очень сильно ругалась при этом. Неприлично ругалась.
– Это нормально. Я бы тоже ругался.
– Похоже, она неплохой техник. В ее правую руку вживлен полный набор инструментов.
– Видел… Как раз в этом ничего необычного – не забывай, что она пилот. Надеюсь, оружия с собой не притащила?..
– Такое невозможно, хозяин. Сканер засек бы это еще на входе.
– Паутинку не нашла?
– Нет, хозяин, нет. Паутинка хорошо спрятана.
– Ладно, пусть спит. Пусть выспится – сегодня она нужна мне свежей. Показал ей наш зоопарк?
– Да, хозяин. Госпоже очень понравилось.
– Теперь покажи мне.
– Хозяин, вы знаете здесь все гораздо лучше меня… Может быть, не стоит тратить время на осмотр?..
– Это что, попытка невыполнения приказа? – Виктор удивленно поднял брови. – Когда меня заинтересует твое мнение, я дам тебе знать.
– Да, конечно. Простите, хозяин, – Тутмес суетливо отвесил поясной поклон. – Пойдемте, хозяин.
– Начнем со зверюг первой категории допуска.