— Понтер, вверх, — сказал он.
Он услышал шуршание газетных страниц и увидел, как массивная фигура Понтера появляется в зеркале заднего вида.
— Вверх, — подтвердил Понтер.
— Сегодня, — сказал Рубен, — останетесь в моём доме, понятно?
После паузы, в течение которой он, вероятно, выслушивал перевод, Понтер ответил:
— Да.
— Понтер нужен еда, — добавила Хак.
— Да, — сказал Рубен. — Да, скоро поедим.
Они продолжили путь к дому Рубена и прибыли туда минут через двадцать. Это был современный двухэтажный коттедж на участке в пару акров на самой границе Лайвли. Все вошли в дом; зрелище того, как Рубен отпирает входную дверь, а потом запирает её на засов и набрасывает цепочку, вызвало у Понтера неподдельный интерес.
Внутри Понтер улыбнулся.
— Прохладно, — сказал он с восторгом. Наличие у Рубена кондиционера явно обрадовало его.
— Ну, — сказал Рубен, улыбаясь Луизе и Понтеру, — добро пожаловать в моё скромное жилище. Устраивайтесь кто как хочет.
Луиза огляделась вокруг.
— Вы не женаты? — спросила она.
Рубен подумал о том, что могло побудить её задать такой вопрос. Возможно, она хотела узнать, свободен ли он — такая интерпретация нравилась ему больше всего. Вторая, более вероятная — она вдруг сообразила, что заехала в какую-то тьмутаракань с человеком, с которым едва знакома, и теперь находится с ним и неандертальцем в пустом доме. Возможна и третья, самая вероятная, осознал Рубен, оглядывая царящий в гостиной беспорядок — разбросанные повсюду журналы, тарелку с засохшими остатками пиццы на кофейном столике — что он очевидноживёт один; никакая женщина не смирится с подобным бардаком.
— Нет, — сказал Рубен. — Был женат, но…
Луиза кивнула.
— У вас хороший вкус, — сказала она, оглядывая мебель: смешение карибского и канадского стилей, много тёмного полированного дерева.
— У жены, — сказал Рубен. — Я почти ничего не менял после развода.
— Ах, — сказала Луиза. — Вам помочь с ужином?
— Нет, я собирался просто зажарить несколько стейков. У меня мангал на заднем дворе.
— Я вегетарианка, — сказала Луиза.
— О. Ну, можно запечь какие-нибудь овощи… картошку?
— Это было бы здорово, — согласилась Луиза.
— Хорошо, — сказал Рубен. — Развлекайте Понтера. — И он пошёл в ванную вымыть руки.
Работая за столом на заднем дворе, Рубен смотрел, как между Луизой и Понтером разворачивается всё более оживлённая дискуссия. Вероятно, Хак изучила много новых слов, пока они ехали сюда. Наконец, когда стейки поджарились, Рубен постучал в стекло, чтобы привлечь их внимание, и жестом позвал их на двор.
— Доктор Монтего, — радостно заявила Луиза, выйдя из дома, — Понтер — физик!
— Неужели? — ответил Рубен.
— Да! Совершенно точно. Я пока не смогла уточнить детали, но он определённо физик; я думаю, даже квантовыйфизик.
— Как вы это определили?
— Он сказал, что думает о том, как вещи работают, и я сказала, думая, что он инженер: он имеет в виду большие вещи? Но он сказал, нет-нет, маленькие, такие маленькие, что не видно. И я нарисовала несколько диаграмм из базового курса физики, и он их узнал, и сказал, что он этим и занимался.
Рубен взглянул на Понтера с ещё бо́льшим восхищением. Из-за покатого лба и выступающего надбровного валика он выглядел, скажем так, малость туповатым, но — физик! Учёный!
— Интересно-интересно, — сказал Рубен. Он жестом пригласил всех рассаживаться вокруг круглого стола с зонтиком, потом разложил стейки и завёрнутые в алюминиевую фольгу печёные овощи по тарелками и расставил их на столе.
Понтер улыбнулся своей широченной улыбкой. Это, без сомнения, была настоящая еда для него. Но он снова начал оглядываться, точно так же, как утром за завтраком, словно не мог чего-то найти.
Рубен ножом отрезал кусочек от своего стейка и поднёс его ко рту.
Понтер неуклюже попытался повторить его действия, хотя отхватил кусок гораздо крупнее.
После того, как Понтер закончил жевать, он начал издавать какие-то звуки, похожие на слова его речи. Следом послышался мужской голос, которого Рубен раньше не слышал.
— Хорошо, — сказал голос. — Хорошая еда. — Голос, по-видимому, исходил из импланта Понтера.
Рубен удивлённо вскинул брови, и Луиза объяснила:
— Разговаривая с ним, я постоянно путалась, пытаясь отделить то, что имплант говорит сам по себе от его перевода речи Понтера. Теперь он говорит мужским голосом, когда переводит слова Понтера, и женским, когда говорит сам по себе.
— Так проще, — подтвердила Хак привычным женским голосом.
— Да, — согласился Рубен, — определённо.
Луиза осторожно развернула фольгу, в которую были завёрнуты овощи; у неё были удивительно длинные пальцы.
— Ладно, — сказала она, — посмотрим, что ещё удастся узнать.
Весь следующий час Рубен и Луиза разговаривали с Понтером и Хак. Потом налетели тучи комаров. Рубен зажёг цитронелловую свечу, но от её запаха Понтеру стало плохо. Рубен загасил свечу, и все вернулись обратно в гостиную; Понтер устроился на большом шезлонге, Луиза — на одном краю дивана, поджав под себя ноги, Рубен сел на другом.
Они проговорили ещё три часа, по кусочкам собирая общую картину произошедшего. И когда она, наконец, была собрана вся, Рубен устало откинулся на спинку дивана в абсолютном изумлении.
Глава 20
День третий
Воскресенье, 4 августа
148/118/26
ПОИСК ПО НОВОСТЯМ
Ключевые слова: неандерталец
...
И эти вот полпроцента отвечали за все различия. Если Понтер был типичным представителем своего вида, то объём черепа у неандертальцев, вероятно, немного превышал человеческий. Он был более мускулист, чем практически любой, кого Мэри когда-либо видела: рука у него толще, чем у большинства людей бедро. Плюс, его глаза были невероятного золотисто-коричневого цвета. Интересно, у них у всех такие, или цвет глаз варьируется так же, как у людей?
Он также был довольно волосат, но это не так уж бросалось в глаза из-за светлого цвета волос. Его предплечья и, как она полагала, спину и грудь покрывала густая поросль. Также у него была борода, а на голове волосы разделялись ровно посередине и спадали по бокам.
И тут её осенило: она уже видела подобное устройство волос на голове. У бонобо, тех подвижных обезьян, которых иногда называют карликовыми шимпанзе, волосы на голове росли именно таким манером. Удивительно. Интересно, это природная особенность его вида, или просто избранный им стиль причёски?
Понтер снова что-то сказал на своём языке, глухим голосом, словно сам себе, но имплант перевёл его слова.
— Мой народ больше нет.
— Да. Мне очень жаль, — сочувственно сказала Мэри.
С губ Понтера опять сорвались звуки его языка, и его компаньон произнёс:
— Я… нет больше. Я… все. — Он покачал головой и сказал что-то ещё. Компаньон переключился на женский голос, говоря от своего имени. — Не хватает слов перевести что Понтер говорит. — Вместо «и» в её речи по-прежнему звучало что-то среднее между «е» и «ы».