Опомнись, женщина!
Без сомнения она выглядела для Понтера не более привлекательно, чем он для неё. Он почесался ещё какое-то время, потом отступил от массивного шкафа. Он сделал рукой приглашающий жест, будто предлагая Мэри проделать то же самое.
Она забеспокоилась о том, что может что-то сломать или скинуть с полок, но если шкаф выдержал Понтера, то и её наверняка выдержит.
— Спасибо, — сказала Мэри. Она пересекла комнату, обошла прозрачный кофейный столик и прижала спину к углу шкафа. Потом поелозила спиной по дереву. Это и правда было приятно, хотя застёжка лифчика постоянно цеплялась за угол.
— Хорошо, да? — сказал Понтер.
Мэри улыбнулась.
— Ага.
В этот момент зазвонил телефон. Понтер посмотрел на него, Мэри тоже. Телефон не умолкал.
— Точно не для я, — сказал Понтер.
Мери засмеялась и подошла к столу, на котором лежала трубка зеленоватого цвета. Она приняла звонок.
— Дом доктора Монтего.
— Профессор Мэри Воган случайно не у вас? — спросил мужской голос.
— Э-э… я слушаю.
— Здо́рово! Меня зовут Санджит. Я продюсер «@discovery.ca», вечерней программы научных новостей на канале «Дискавери-Канада».
— Вау, — сказала Мэри. — Крутое шоу.
— Спасибо. Мы следим за этой историей с неандертальцем из Садбери. Честно говоря, мы поначалу в неё не верили, но только что пришло сообщение, что вы установили подлинность его ДНК.
— Да, — сказала Мэри. — У него действительно ДНК неандертальца.
— А что скажете про… про него самого? Он не подделка?
— Нет, — сказала Мэри. — Он вполне настоящий.
— Круто. В общем, видите ли, мы были бы счастливы увидеть вас в нашей завтрашней передаче. Нашим каналом владеет CTV, так что мы могли бы прислать кого-нибудь из местной студии организовать телеинтервью между вами в Садбери и Джеем Инграмом, одним из ведущих, в нашей студии в Торонто.
— Гмм, — сказала Мэри. — Ну, хорошо. Я согласна.
— Отлично, — сказал Санджит. — Давайте я вам вкратце расскажу, о чём будет разговор.
Мэри повернулась и выглянула в окно. Во дворе Рубен и Луиза всё ещё возились с барбекю.
— Давайте.
— Во-первых, хочу убедиться, что в моих сведениях о вас самой ничего не напутано. Вы преподаёте в Йоркском университете, верно?
— Да, генетику.
— На постоянной должности?
— Да.
— Ваша кандидатская степень в области…
— Молекулярной биологии.
— В 1996 году вы ездили в Германию, чтобы взять образец ДНК хранящегося там типового экземпляра неандертальца, всё верно?
Мэри бросила взгляд на Понтера, чтобы убедиться, что он ничего не имеет против того, что она так долго разговаривает по телефону. Его ответная улыбка была вполне искренней, так что она продолжила.
— Да.
— Расскажите об этом подробнее, — попросил Санджит.
В целом подготовка к интервью заняла минут двадцать. Она слышала, как Рубен и Луиза пару раз проходили со двора на кухню; один раз Рубен просунул голову в гостиную убедиться, что у Мэри всё в порядке, и она, зажав микрофон рукой, рассказала ему, что происходит. Он улыбнулся и вернулся к готовке. Наконец, Санджит исчерпал свой запас вопросов, и они подтвердили свою готовность к записи интервью. Мэри положила трубку и вернулась к Понтеру.
— Простите, — сказала она.
Но Понтер уже бросался на неё с вытянутой вперёд рукой. В одно мгновение она поняла, какой была идиоткой; он специально заманил её сюда, к книжным шкафам, подальше от двери. Одним движением массивной руки он отбросит её и от окна, и Рубен и Луиза не смогут видеть её снаружи.
— Прошу, — сказала Мэри, — Прошу… я закричу…
Понтер сделал ещё один судорожный шаг вперёд, и тут…
И тут Мэри закричала.
— Помогите! Помогите!
Понтер тяжёло оседал на ковёр. Его лоб над надбровным валиком покрывал густой пот, а кожа приобрела пепельный оттенок. Мэри бухнулась на колени рядом с ним. Его грудь быстро поднималась и опускалась; он начинал хрипеть.
— Помогите!— завопила она снова.
Она услышала, как распахивается дверь. В комнату ворвался Рубен.
— Что слу… о Господи!
Он подскочил к Понтеру. Луиза прибежала пару секунд спустя. Рубен щупал у Понтера пульс.
— Понтер не здоровый, — сказала Хак женским голосом.
— Да, — ответил Рубен, кивая. — Вы знаете, что с ним не так?
— Нет, — ответила Хак. — Пульс учащён, дыхание неглубокое. Температура тела 39.
Мэри на мгновение растерялась, услышав, что имплант называет температуру в, как ей показалось, градусах Цельсия — если так, что у Понтера серьёзный жар. Но, если подумать, это была самая логичная температурная шкала, которую могли бы выдумать существа с десятью пальцами.
— У него есть аллергия? — спросил Рубен.
Хак пискнула.
— Аллергия, — объяснил Рубен, — Еда или вещи из нормального окружения, которые не действуют на других людей, но ему от них плохо.
— Нет, — ответила Хак.
— Был ли он болен, когда покидал ваш мир?
— Болен? — повторила Хак.
— Нездоров. Чувствовал недомогание.
— Нет.
Рубен взглянул на украшенные затейливой резьбой деревянные часы, стоящие на одной из книжных полок.
— Он в нашем мире уже пятьдесят один час. Чёрт, чёрт, чёрт!
— Что такое? — спросила Мэри.
— Боже, какой я идиот! — сказал Рубен, вставая. Он бегом устремился в соседнюю комнату и вернулся с коричневым врачебным чемоданчиком, который тут же открыл. Он достал из него деревянный медицинский шпатель и крошечный фонарик. — Понтер, — твёрдо сказал он, — откройте рот.
Золотистые глаза Понтера были полузакрыты, но он сделал, что просил Рубен. По-видимому, его никогда раньше таким образом не обследовали — Понтер засопротивлялся, почувствовав деревянную лопаточку на языке. Однако, по-видимому, успокоенный словами Хак, которые слышал он один, он перестал сопротивляться, и Рубен осветил фонариком внутреннюю поверхность огромной неандертальской ротовой полости.
— Миндалины и другие ткани сильно воспалены, — сказал Рубен. Он посмотрел на Мэри, потом на Луизу. — Какая-то инфекция.
— Но вы, профессор Воган или я находились с ним практически всё время, — сказала Луиза, — и мы не заболели.
— Именно,— сказал Рубен. — Что бы он ни подхватил, он подхватил это здесь, и это что-то, к чему у нас имеется природный иммунитет, а у него — нет. — Рубен порылся в своём чемоданчике и достал из него пузырёк с пилюлями. — Луиза, — сказал он, не оборачиваясь, — принесите стакан воды, пожалуйста.
Луиза бегом кинулась на кухню.
— Я собираюсь дать ему лошадиную дозу аспирина, — сказал он, обращаясь то ли к Хак, то ли к Мэри — она не поняла. — Это должно сбить жар.
Луиза вернулась со стаканом, полным воды. Рубен взял у неё стакан, потом просунул две пилюли Понтеру между губ.
— Хак, скажите ему, чтобы он это проглотил.
Мэри не была уверена, понял ли компаньон слова Рубена, или просто догадался о его намерениях, но секундой позже Понтер действительно проглотил таблетки и, поддерживаемый за руку Рубеном, сумел отхлебнуть из стакана немного воды, хотя бо́льшая часть растеклась по его лишённой подбородка челюсти, промочив бороду.
Но он не захлебнулся и не закашлялся. Неандерталец неспособен подавиться — это была обратная сторона их неспособности произносить многие звуки. Их ротовая полость имела такую форму, что ни еда, ни вода не могли попасть не в то горло. Рубен помог залить в Понтера ещё немного воды; стакан опустел.
Кретины , подумала Мэри. Чёртовы кретины.
Ну как они могли быть такими тупыми? Когда Кортес со своими конкистадорами явился в Центральную Америку, он привёз болезни, от которых у ацтеков не было иммунитета — а ведь ацтеки и испанцы были изолированы друг от друга всего несколько тысяч лет, в течение которых в одной части планеты успели развиться патогены, от которых в другой не было зашиты. Мир Понтера был изолирован от нашего по меньшей мере двадцать семь тысяч лет; у нас навернякаесть болезни, к которым у него отсутствует иммунитет.
И… и… и…
Мэри содрогнулась.
И, конечно, это работает в обе стороны.
Та же мысль, по-видимому, пришла в голову и Рубену. Он вскочил на ноги, пересёк комнату и схватил со стола телефон, по которому раньше разговаривала Мэри.
— Алло, оператор, — сказал он в телефон. — Я доктор Рубен Монтего, у нас чрезвычайная эпидемиологическая ситуация. Мне нужно связаться с Лабораторным центром контроля заболеваний при Министерстве здравоохранения в Оттаве. Да, именно так — с тем, кто там главный по инфекционным болезням…
Глава 24
Доосларм басадлармАдекора Халда был временно приостановлен — якобы для перерыва на ужин, но также и потому, что арбитр Сард явно хотела дать ему время успокоиться и прийти в себя и проконсультироваться с другими о том, как исправить нанесённый его вспышкой ярости ущерб.
Когда доосларм басадлармвозобновился, Адекор снова сидел на табурете. Он раздумывал о том, какой гений придумал, что обвиняемый должен сидеть на табурете, а обвинитель ходить вокруг него кругами? Наверное, Жасмель знает; в конце концов, она изучает историю, а эта традиция наверняка очень древняя.
Болбай широким шагом вышла в центр зала.
— Я хотела бы, чтобы мы прошли а павильон архива алиби, — сказала она.
Сард взглянула на укреплённый на потолке хрономер, явно обеспокоенная тем, сколько времени это займёт.
— Вы уже показали, что архив алиби учёного Халда не может содержать ничего, имеющего отношение к исчезновению Понтера Боддета. — Она скривилась. — Я уверена , — сказала она тоном, который подавлял желание возражать, — что и учёный Халд и тот, кто будет говорить от его имени, согласятся с этим утверждением без посещения архива.
Болбай степенно кивнула.
— Я согласна с вами, арбитр. Но я хотела бы разблокировать куб памяти не учёного Халда, а Понтера Боддета.
— В нём также не может быть ничего о его исчезновении, — сказала Сард с явными признаками раздражения, — и по той же самой причине: тысячи саженей скалы, блокирующие радиосигналы.
— Совершенно верно, арбитр, — сказала Болбай. — Однако я хотела бы просмотреть не момент исчезновения учёного Боддета. Я хочу показать вам эпизод, имевший место 254 месяца назад.
— Двести пятьдесят четыре месяца! — воскликнула арбитр. — Как может произошедшее так давно иметь хоть какое-то отношение к данному разбирательству?
— Если вы мне позволите, — сказала Болбай, — я продемонстрирую вам эту связь.
Адекор в раздумье постукивал себя большим пальцем по надбровной дуге. Два с половиной гектомесяца: чуть больше девятнадцати лет. Он уже был знаком с Понтером; они оба со 145-го, и поступили в Академию одновременно. Но что за событие тех давних времён могло…
Адекор сам не заметил, как вскочил на ноги.
— Достойный арбитр, я возражаю.
Сард посмотрела на него.
— Возражаете? — переспросила она, не ожидая услышать такого во время судебного разбирательства. — На каком основании? Болбай просит вскрыть не ваш архив, а Понтера Боддета. И поскольку он пропал, то правом просить об открытии его архива обладает табантего ближайших живых родственников, то есть Даклар Болбай.