Сказав эту речь, самую длинную во всей своей жизни, Бобо поклонился, прижал руки к сильно бьющемуся сердцу и замер в ожидании.
— Вот это да! — крякнул Миша. — Ни разу в жизни не видел такого чувствительного шайтана.
Он оживился, положил огурец поверх книги и уселся повыше в своей ванне.
— Да ты сядь, сядь! И не трясись. Сейчас решим твой вопрос. Скажи-ка мне для начала, повелитель мух: а богата ли твоя возлюбленная?
— О мудрейший, разве ты не знаешь, что Лейла — дочь калифа Шаддада, который владеет семьюдесятью пятью процентами акций Восточного рынка?
Услышав это, Миша вдруг подскочил так, что на пол хлынул целый водопад мутной воды.
— Так ты что про Шаддадову дочку мне тут заливаешь, косолапый?! — заревел он утробным голосом. — Про дочь этого ёшкина прихвостня, торгаша, который земной рай себе под хвост прибрать хотел?
— Ну, про рай я точно не знаю, я ведь здесь недавно, — забормотал Бобо, испуганно оглядываясь по сторонам. — Говорят, ему предлагали…
— Предлагали… Ёшки ему предлагали!
— Но он же отказался, — горячо вступился Бобо за своего благодетеля. — Он ведь что ответил? Говорит: ну куда я всех этих баб дену? У меня же семья… Нет, говорит, даром не надо!
— Даром ему не надо… — пробормотал муддарис сквозь зубы.
Он сдвинул чалму на лоб и прикрыл глаза мокрой рукой. Бобо понял, что шейх думает о вечном, и сразу успокоился. Он почтительно отвел глаза и стал ждать. Миша посидел молча минуты две, а потом поправил чалму, убрал с лица нехорошее выражение и снова принял величественный вид.
— Да, похоже, тебе не удастся соблазнить твою Лейлу мишурным богатством этого мира, — сказал он.
— Истина говорит устами шейха, — печально согласился Бобо.
Миша приставил палец ко лбу, подумал еще и вдруг навел этот палец, как дуло, прямо в лоб Бобоназарову.
— А ты вот что, — произнес он очень отчетливо, — ты на прямой путь вступи.
— Какой такой прямой путь?
— Прямой путь всегда один. Борьба с шайтаном.
— Да ведь я сам шайтан! — в отчаянии воздел руки Бобо, но тут же сник и добавил тихо: — Какой-никакой, а шайтан. Меня один раз даже камнями побить хотели.
— Это ничего, что ты шайтан, — успокоил его Миша. — Сейчас время такое — некогда разбираться, кто шайтан, кто не шайтан. Надо все здоровые силы на рынке собирать, понял-нет? Или мы, или ёшки. Вот ты шайтан. Это что значит? Это значит, что ты не ёшка. И это главное. Но при этом в тебе есть недостаток. У тебя внутри маленький такой ёшка сидит, понимаешь? Почувствуй этого ёшку в себе — и сразу начинай с ним бороться! И тогда сила к тебе вернется.
Услышав, что сила может вернуться, Бобо от радости чуть не обнял муддариса.
— О, мудрейший! Я знал, что ты мне поможешь. Умоляю, скажи поскорей: как мне почувствовать в себе ёшку?
Миша посмотрел на него с подозрением: ему явно не понравилась радость шайтана. Он еще раз сдвинул чалму на лоб, почесал в затылке, но потом все-таки принялся объяснять:
— Чтобы почувствовать в себе ёшку, ты должен вспомнить самую большую обиду в своей жизни. Вспомни своего злейшего врага — и ощетинься!
— Как это ощетинься?
— Духовно.
Шайтан закрыл глаза, напряг память — и вдруг живо представил, как его брезгливо, словно нагадившего котенка, брал за шиворот великий Джибрил. От этого воспоминания вся его шерсть стала дыбом, и человеческий вид сразу пропал. Теперь на шайке сидел не человек в котелке — сидело небольшое взъерошенное существо очень странного вида: с маленьким пятачком, с длинным хвостом и с копытцами, как у поросенка.
— Во, это уже лучше, — одобрительно сказал Миша. — Вспомнил?
— Вспомнил, учитель.
— А теперь представь себя самого на месте твоего врага.
Бобоназаров опять зажмурился и попробовал представить у себя за спиной огромные, разноцветные, пушистые крылья.
— Представил?
— Почти представил, учитель.
— А теперь сделай себе мысленно то самое зло, которое сделал тебе твой враг. И скажи про себя самое страшное слово, какое ты только знаешь. Тут большой выход энергии нужен, понимаешь?
Бобоназаров взял сам себя за шиворот и напрягся так, чтобы хватило сил швырнуть своего скрытого ёшку через всю Вселенную. Он набрал побольше воздуха, задержал дыхание, а потом вдруг рванулся вперед и завопил что было мочи:
— Айблад!!
Краткое слово, словно пуля, ударило в высокий потолок и рикошетом защелкало по всему банному залу.
Стены задрожали.
— Отставить! — гаркнул Миша, как настоящий омон.
Он выскочил из ванны, прикрыл срам двумя руками и замер, уставившись вверх. По бане перекатывалось гулкое эхо.
— Отставить! Отставить. Отставить… — повторял муддарис таким тоном, словно уговаривал кого-то успокоиться.
А Бобоназаров без сил опустился на пол, не открывая глаз, и по лицу его начала медленно расплываться счастливая улыбка.
Прошла минута, но никто не появился.
— Ты что же это делаешь, диверсант? — обратился наконец Миша к шайтану. — Ты хоть понимаешь, кого ты позвал, дубина волосатая?
Бобо отпустил свой загривок, открыл глаза, сел на полу и с улыбкой посмотрел на шейха. Вид у него был взъерошенный и совершенно блаженный.
— Получилось… — прошептал он.
— Что у тебя получилось?
— Я силу вдруг почувствовал. Как будто от земли оторвался. Невысоко так, метра на два…
— А раньше не мог, что ли?
— Ссыльным нельзя летать. Мудрейший, скажи мне скорей, что это было? Откуда у меня сила взялась?
— Откуда… От верблюда! Великая демоница тебя заметила, блин. Еще бы не заметить, когда так орут. Я же тебе сказал: про себя ругаться, про себя, понимаешь? Если бы не я, ты бы сейчас здесь жабой квакал за ложный вызов… Ну, все, хватит! Силу почувствовал, теперь вали отсюда и действуй!
— А что мне делать?
— Как что? Ёшек бить. Ты их теперь пятачком своим чувствовать должен. У вас на базаре чертова куча ёшек расплодилась, будто не знаешь! Давно пора там порядок навести…
— У нас? Ёшки? Нет, я никогда не видел. Наверно, торговцы приезжие. Ну ладно, я у Ашмедая спрошу.
— А это кто такой?
— А это демон один из охраны, друг мой. Он тоже с ёшками борется, как и вы, учитель.
— Да ты что? Почему не знаю? Ну, и как борется? Рассказывай!
— Ну, я не знаю… Он резкий такой, горячий, клыки вот такие. Как высунет их — только держись. Он свои эмоции сдерживать не умеет. Вчера вот ёшку одного сожрал ни за что…
— Как ты сказал? — внезапно нахмурился Миша. — Ни за что?
— Ну, то есть… Я хотел сказать…
Муддарис посмотрел на него так, словно впервые увидел, а потом вдруг ощерил редкие зубы и стал очень похож на Ашмедая. Он упер руки в бока и заорал:
— Как ты сказал? Ёшку ни за что сожрал?! Да ты не крутись, кучерявый, проговорился уже! В глаза мне смотреть, в глаза! Ага, все понятно. А я его тут учу, как дурак… Нет, нигде от вас не спрятаться! Одно спасение — в воде из колодца Хуляль сидеть.
Он злобно плюнул через правое плечо и полез обратно в свою ванну.
— Так вот почему многомудрый проводит так много времени в бане… — примирительным тоном сказал Бобо.
— Не только поэтому, — ответил Миша. — Я тебе сейчас объясню почему.
С этими словами он наклонился, взял двумя руками шайку с кипятком и опрокинул ее шайтану прямо на хвост. Бобо взвизгнул от страшной боли, вскочил и, жалобно поскуливая, завертелся на месте.
На лице муддариса не дрогнул ни один мускул.
— Правдиво сказано, — молвил он сурово, — что правильное омовение прогоняет шайтана. Иди отсюда, кучерявый, харе орать. Я тебя сразу раскусил. Иди и скажи своим в синедрионе: Михаил-Али — не фрайер. Нутром вас чую! Ступай и не забудь дать бакшиш гному, который на выходе сидит. Ходют тут всякие…
* * *
Ошпаренный шайтан ринулся к выходу огромными прыжками. У самых дверей он успел заметить какого-то коротышку с огненной бородой, вспомнил про бакшиш, но остановиться не смог. Он пронесся мимо стрелой — так, как, бывало, носился с поручениями в звездном небе.
— Стой! — заорал бородатый кассир. — Деньги давай!
Но Бобоназаров уже вылетел на улицу и, подвывая, заплясал на одном месте.
— Больно, больно, больно, больно… — причитал он, пытаясь поймать самого себя за хвост.
Гном живо выкатился следом на своих коротких ножках. В руках у него оказался пожарный топор, а в прищуренных глазках сверкала решимость пустить его в дело. Но, едва выйдя на крыльцо, банный страж вдруг замер, опустил оружие и согнулся в глубоком поклоне.
— Простите за беспокойство, почтенные, — вежливо сказал он кому-то, выпрямляясь. — А я и не знал, что вы его тут ждете. Ну, стало быть, этому шайтану сегодня будет бесплатная баня… Гы… Ну, ладно, ладно. Вы тут разбирайтесь, а я пойду, пожалуй, с вашего разрешения.
Бобоназаров ухватил наконец свой несчастный хвост, прижал его к груди и с недоумением посмотрел на бородатого. Тот еще раз поклонился кому-то поверх шайтаньей головы, с усмешкой глянул на Бобо и, пятясь задом, исчез в темноте предбанника.
— Эй, помогите ему, что ли, — услышал шайтан у себя за спиной чей-то добродушный голос. — Ведь больно же, наверно.
Он обернулся, но никого не увидел. Улица была пуста, только две черные собаки лежали в пыли, положив серьезные морды на лапы, и молча глядели на него сквозь темные солнцезащитные очки.
Бобо вздрогнул и замер, на миг забыв о боли.
Пес, лежавший справа, не спеша поднялся, потянулся, подошел к нему и лизнул его в хвост. Боль отпустила сразу же, как по волшебству.
— Вы кто? — прошептал шайтан.
В ответ раздался хохот, доносившийся, казалось, с самого неба.
— Ой, не могу! — заливался смеющийся. — Вот дурень! Ты думаешь, тебе собака вот так возьмет и ответит: я — жучка, да?
Бобо узнал наконец этого весельчака.
— Милосердный повелитель? — спросил он дрожащим голосом.
— А ты как думал? Ты, наверно, думал так: рынок у нас бедный, денег на камеры наблюдения совсем нет, да? И потому ты можешь среди рабочего дня в баню пойти, а Шаддад тебе зарплату платить будет, да?
Шайтан грохнулся на колени.
— Прости, о амир! Бес попутал!
— Ладно, ладно, я тебя сейчас лично прощу. Эй, Харик, Марик! Ко мне его ведите!
Псы подняли головы к столбу, на котором Бобо только теперь заметил камеру, вытянули вперед передние лапы, словно потягиваясь, неспешно поднялись и заняли места впереди и позади шайтана. Убегать от них почему-то не хотелось.
Процессия двинулась обратно на рынок.
* * *
Великий Шаддад — толстый, как китайский божок, — сидел на ковре и держал на трех пальцах тонкую пиалу с дымящимся чаем. Амир был красен, словно только что вышел из бани, и на его лысине поблескивали созвездия крошечных капелек. В бункере было жарко, но шайтан чувствовал, как от повелителя тянет холодом. Если бы перед ним был не амир, а кондиционер, это было бы даже приятно. Но это был амир, и Бобо чувствовал, что от страха не может шевельнуть даже кончиком хвоста. Он ничего не видел, ничего не понимал, а только смотрел, как завороженный, на блистающий звездами череп и слышал долетавший откуда-то из космоса, ровный, как мушиное жужжание, добродушный голос Шаддада:
— …Мухи все засрали. Вчера толстый гуль у Хамида всю бастурму сожрал, денег не заплатил. А ты в это время что делал? Хашиш кушал? Чего молчишь? Отвечай давай!