— Какая досада. Что бы ты хотел о них узнать?
— Ты мне расскажешь? — удивился Джоэл.
— Почему бы и нет?
— Ну, ты очень бурно отреагировала, когда поняла, что я читал о церемонии инициации.
— Это совсем другое, — ответила Мелоди, закатив глаза. — Так ты будешь спрашивать или нет?
— Ну, — начал Джоэл, — мне известно, что иногда меловики слушаются приказов охотнее, чем обычно. Почему?
— Вряд ли кто-то может это объяснить. Обычно мои меловики делают то, что я хочу. Кому-то это дается сложнее.
— То есть ты лучше других владеешь глифами инструкций?
— Я бы так не сказала. Меловики… они не совсем такие, как другие линии, Джоэл. Линия Запрета предназначена только для одной цели. Ты ее рисуешь, и она остается неизменной. А меловики… они подвижные. Они живут своей жизнью. Если не нарисовать их правильно, они не смогут выполнить то, что должны.
Джоэл нахмурился.
— Но что означает «нарисовать их правильно»? Я все время изучаю книги, и в них упоминается только о том, что чем детальнее меловик, тем он сильнее. Но… это же просто мел. Как меловик может сказать тебе, насколько детально ты его нарисовала?
— Просто может. Меловик понимает, хорошо получилось или нет.
— Дело в количестве мела? Чем больше мела, тем «детальнее» рисунок?
Мелоди покачала головой.
— В первый год обучения некоторые студенты из моего класса пробовали нарисовать меловиков просто в виде закрашенного внутри круга. Такие меловики быстро умирали, некоторые даже укатывались совсем не туда, куда следовало.
Джоэл нахмурился. Рифматика всегда казалась ему… более-менее научной и измеримой. Сила линии Охраны прямо пропорциональна безупречности круга, высота блокирующего воздействия линии Запрета — ее ширине. У всех линий был вполне определенный смысл.
— В этом должна быть какая-то математическая закономерность, — произнес он.
— Я же сказала, все зависит от того, насколько хорошо они нарисованы. Если ты изобразил единорога, и он выглядит как единорог, такой меловик продержится дольше, чем нарисованный с плохими пропорциями, или тот, у которого одна нога короче других, или тот, по которому и не поймешь, единорог это или лев.
— Но как это узнать? По каким критериями можно определить, «хороший» рисунок или «плохой»? Это как-то связано с тем, что представляет себе рифматист? Чем лучше он передаст воображаемую картинку, тем сильнее получится меловик?
— Возможно, — пожала плечами Мелоди.
— Но, — заметил Джоэл, помахав ложкой, — если это было бы правдой, лучшие художники меловиков обладали бы самым посредственным воображением. Я видел, на что способны твои меловики, и они сильные, а кроме того, очень детализированные. Вряд ли все устроено так, что дар получают люди, неспособные представить сложные образы.
— Ого. Ты и правда увлечен рифматикой.
— Линии Созидания — единственные линии, с которыми ничего не понятно.
— Мне с ними все понятно. Чем симпатичнее рисунок, тем он сильнее и тем лучше приспособлен для того, что ты говоришь ему делать. Что тут такого сложного?
— Это непонятно, потому что слишком расплывчато. До тех пор пока я не узнаю, как что-то работает, я это не понимаю. Должна быть объективная исходная точка зрения, по которой можно определить качество рисунка, даже если это всего лишь субъективное мнение рифматиста, его создавшего.
Мелоди моргнула и отправила в рот очередную ложку мороженого.
— Ты, Джоэл, должен был стать рифматистом.
— Все мне это говорят, — вздохнул он.
— Я серьезно, — сказала Мелоди. — Кому еще придет в голову рассуждать о таких вещах?
Джоэл перевел внимание на мороженое. Учитывая его стоимость, не хотелось бы, чтобы оно растаяло и пришлось его выбросить. Для Джоэла вкус, хоть он и был превосходным, имел второстепенное значение.
— Разве вон те ребята не из твоей компании? — спросил он, указав на нескольких студентов-рифматистов за столиком в углу.
Мелоди внимательно посмотрела в ту сторону.
— Ага.
— Что они делают?
— Вроде разглядывают газету, — ответила Мелоди, искоса взглянув на сверстников. — Эй, не профессор ли Фитч там на первой полосе?
Джоэл застонал.
«Быстро подсуетилась та журналистка».
— Пошли. — Он допил газировку, доел остатки мороженого и поднялся из-за стола. — Нужно найти экземпляр этой газеты.
— Профессор Фитч , — прочитала Мелоди в газете, — зарылся в книгах, сваленных в кучу в его логове, словно маленькая белка — в зимних припасах орехов. Но не стоит обманываться: он играет важную роль в поисках Армедиусского Убийцы .
— Убийцы? — переспросил Джоэл.
Мелоди воздела палец кверху и продолжила читать:
— Или, во всяком случае, так утверждает один из наших источников. «Да, мы опасаемся за жизни похищенных студентов, — говорит он. — Каждому полицейскому известно, что если кто-то пропадает таким явным образом, скорее всего, его никогда не найдут. По крайней мере, живым».
Профессор Фитч настроен более оптимистично. По его мнению, дети не только живы, но их можно и разыскать. Секрет их местонахождения, вероятно, связан со странными рифматическими линиями, обнаруженными на местах преступления.
«Мы не знаем, что они собой представляют и как работают, — объяснил профессор Фитч, — но эти линии определенно связаны с происходящим».
Он отказался показать их мне, но отметил, что это не композиция четырех основных линий.
Фитч производит впечатление робкого человека, разговаривает тихо и скромно. Немногим пришло бы в голову, что именно на него мы возлагаем наши надежды. Если в Новой Британнии и правда гуляет на свободе рифматист-безумец, то, несомненно, только другому рифматисту удастся с ним справиться.
Мелоди подняла голову от газеты. На столике теснились грязные вазочки из-под мороженого и пустые стаканы. В кафе было уже не так оживленно, как раньше. Многие студенты отправились обратно в Армедиус, чтобы успеть вернуться до комендантского часа.
— Ну, полагаю, теперь ты знаешь всю историю целиком, — сказал Джоэл.
— Это все? Об этом вы говорили с инспектором?
— Примерно.
В статье содержались такие устрашающие подробности, как, например, точное описание исчезновений Лилли и Германа с указанием того, что на обоих местах преступления были обнаружены следы крови.
— Все плохо, Мелоди. Не верится, что это попало в газеты.
— Почему?
— До этого полиция и ректор Йорк намекали, что, возможно, Герман и Лилли просто сбежали. Родители студентов-рифматистов считали иначе, но городские жители ни о чем не подозревали.
— Тогда для них же лучше узнать правду, — заявила Мелоди.
— Даже если это вызовет панику? Даже если обычные люди станут прятаться по домам, устрашенные убийцей, который, вполне вероятно, не существует и уж точно не причинит им никакого вреда?
Мелоди закусила губу.
Вздохнув, Джоэл поднялся со стула.
— Нам пора, — сказал он, сворачивая газету. — Нужно успеть до комендантского часа, и я хочу отнести газету инспектору Хардингу, если он вдруг еще не видел статью.
Кивнув, Мелоди присоединилась к Джоэлу, и они вместе вышли на улицу. Стемнело, и он снова задумался, разумно ли гулять по городу, когда вокруг, скорее всего, бродит убийца. Похоже, Мелоди пришло в голову то же самое, теперь она держалась ближе. Быстрым шагом, почти не разговаривая, они добрались до ворот Армедиуса.
На входе дежурили те же двое полицейских. Как только Джоэл оказался на территории академии, пробили часы: до наступления очередного часа оставалось пятнадцать минут.
— Где инспектор Хардинг? — спросил Джоэл.
— Боюсь, его здесь нет, — ответил один из мужчин. — Я могу чем-то помочь?
— Передайте ему это, когда он вернется.
Джоэл протянул полицейскому газету. Тот просмотрел ее, и его лицо омрачилось.
— Пойдем, — сказал Джоэл Мелоди, — провожу тебя до общежития.
— Теперь ты ни с того ни с сего ведешь себя как рыцарь? — спросила она.
Погрузившись в размышления, Джоэл шел рядом с Мелоди по дорожке. По крайней мере, в статье не преуменьшили заслуги Фитча. Может быть, журналистке стало стыдно за обман.
— Спасибо за мороженое, — сказал Джоэл, когда они приблизились к общежитию.
— Нет, спасибо тебе.
— Но за него заплатила ты. Даже если и дала мне деньги.
— Я поблагодарила тебя не за это, — легкомысленно заметила Мелоди, открывая дверь в корпус.
— Тогда за что?
— За то, что не стал меня игнорировать. Но также и за то, что не обращал внимания на мое временами странное поведение.
— Иногда мы все странно себя ведем, Мелоди. Просто про тебя… это можно сказать чаще, чем про остальных.
Она подняла бровь.
— Весьма лестно.
— Я не это имел в виду.
— Тогда мне придется тебя простить. Как скучно. Спокойной ночи, Джоэл.
Мелоди исчезла во мраке общежития. Джоэл медленно пересек лужайку. В голове царил полный беспорядок. Вернувшись к реальности, он обнаружил, что бродит кругами по рифматическому кампусу.
Он знал, где обитало большинство профессоров, поэтому было нетрудно определить, какие, прежде свободные, апартаменты занял Нализар. И действительно, вскоре на одной из дверей в корпусе Созидания обнаружилась его именная табличка.
Джоэл замешался снаружи, поглядывая на темный второй этаж. Корпус Созидания был самым новым из четырех корпусов, с бóльшим количеством окон, чем в старых зданиях. В кабинете Нализара не горел свет. Значило ли это, что профессор отсутствовал, или он просто лег спать пораньше?
«По словам Мелоди, Нализар приказал доставить книги в его кабинет. Наверняка они лежат у него на столе или, может, дожидаются на верхней площадке лестницы…»
Джоэл поймал себя на том, что его пальцы тянутся к дверной ручке.
Он заставил себя остановиться.
«Что я делаю?»
Неужели он действительно собирался вломиться к профессору? Нужно все обдумать, прежде чем предпринимать настолько опрометчивые шаги. Джоэл отошел по лужайке подальше, но, услышав шум, обернулся.
Дверь, ведущая к лестнице в кабинет Нализара, распахнулась, на пороге появился светловолосый человек в темном плаще. Нализар собственной персоной. У Джоэла чуть сердце не выскочило из груди, но теперь он находился довольно далеко, и благодаря сгустившейся темноте профессор его не заметил.
Нализар водрузил на голову цилиндр и стремительно зашагал прочь. Джоэла охватила дрожь. Если бы он поднялся по ступеням, профессор, безусловно, его бы поймал. Он несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.
Затем ему пришло в голову, что теперь-то точно известно: профессора в кабинете нет.
«А если он быстро вернется?»
Джоэл покачал головой. Если он и правда собирается пробраться к Нализару, нужно придумать какой-то план.