Я: Вал! Твояистория!..
ОН: О’кей, о’кей, не дави на газ… На чем я там? Ага, Мел, правильно. Мел от нас морду никогда не воротил, и к тому же у него были по-настоящему клевые идеи. Это тут, может, даже неправильное слово. Они у него были по-настоящему cool-евые. Ритм, ты понял? То, что у вас тут называется «рок-н-ролл» или «хеви-металл» — а по мне, так и «техно», — это все отстой. Да и вообще все это одно и то же, а главное, чтобы в поливе был настоящий бит. Думм-думм-ду-думм — и уже звучит почти как «Супер Илу», при этом ты даже можешь их не знать, в смысле — лично. Отпад!.. Ну, погнали дальше. Значит, предложили мы боссу слегка подогреть зонги на кухне. Нам это — без проблем, у нас все парни горячие. Старик, естественно, — на рога, ну, знаешь, наверное, как это бывает. «Никакого новья, ничего не убыстрять, никаких переделок, это не подходит к нашему кельто-попсовому стилю: бля-бля-бля!» Ну, мы на него забили и все равно сделали. И вот тут уж босс развонялся по полной, то есть я просто ошизел. Я тебе говорю, я старика таким еще не видел. Он кричал, что мы вандалы, что мы Геростраты и все такое, и что мы весь его шедевр обосрали. Ну, вся слизь сразу к нему стеклась, особенно Мэнни, Ули и их бабцы. С нами только Мел остался — и сразу сказал, что все это была его идея и все такое. Прямо так старику в лоб все и вывалил.
Но прокололся, не на того наехал. Разосрались мрачно! Нет, не то чтобы старик начал там с нами дискутировать или что еще — упаси Бог! Просто дал нам такого пинка в зад, что мы вылетели на улицу кверху жопой, а он только в догонку обещал позаботиться о том, чтобы нас никуда больше не взяли. Нда… а потом нарулил свой первый диск уже без нас. «Айнулиндалэ» — может, слыхал?
Я: Поскольку я не должен изменять ни одного слова… не могли бы вы в таком случае… выражаться немного, так сказать, печатнее…
ОН: A-а. Они считают, что он должен изменить стиль своей речи на одну квантовую флюктуацию. Он их понимает. Так — нормально? Нет? Это, правда, не клево… то есть не вполне адекватно.Хм. Но когда-то он мог и это. Мне, видимо, следует осознать, что все здесь сравнительно быстро изменилось. Ну ладно… Хоть я и не ощущаю возраста, но с течением времени все немного стирается. Что ни говори, огонь мгновения прогорает, и остаются все те же всегдашние шлак и пепел, а когда ты уже прожил на этом свете столько лет — я как-то даже и считать их бросил, — ты видишь за спиной сплошное бескрайнее поле, покрытое шлаком и пеплом, и едва можешь вспомнить отдельные вспышки угасшего огня… Такого языка ты от меня не ожидал, а? У меня внутри больше, чем снаружи. Ну, вот тебе моя история; думаю, она стоит того, чтобы ее услышали, и я постараюсь изложить ее в соответствии с духом времени. Так — пойдет? Может быть, я даже запишу ее на задней крышке моего нового компакт-диска. Вообще-то я собирался назвать его «Bad Out Of Hell», но сразу же возникают лицензионные проблемы, а название было бы как раз для меня.
Итак… после нашего вылета мы оказались в каком-то смысле в пустыне. Когда я говорю «пустыня», ты, по всей вероятности, представляешь себе нечто совершенно неверное. Это была пустыня благополучия: все — сплошная гармония, мир пестрого китча под сахарной глазурью, в котором на каждой проклятой радиоволне дудят свои усыпляющие хоры эти «Принцы Супер Илу»; честно говоря, от этого просто тошнило. Ну, упасть духом мы себе не позволили, и Мел предложил организовать нашу собственную команду, но уж на этот раз настоящую.А в целях сохранения тайны — чтобы эти «Супер Илу» все нам не понарушили — мы тогда на некоторое время разделились.
Передо мной была поставлена задача заняться ударными, и Мел рассчитывал, что для нашего первого альбома я подготовлю что-нибудь совершенно эксклюзивное.Мы придумали название альбома: «Барабаны в глубине», — и вот именно так все и должно было звучать. Я потратил чуть не тысячу лет на то, чтобы отыскать подходящее место, и я нашел его в самых глубинах земли. Акустика — просто потрясающая, потому что там все и всегда можно устроить именно так, как ты хочешь. И еще кое-что говорило в пользу того, чтобы так глубоко зарываться. Мел узнал из первых рук, что «Принцы Супер Илу» тоже запланировали вмонтировать крики толпы. Идея, по-моему, совсем не так уж плоха, по крайней мере раньше такого не делали… Они решили набрать толпу с улицы, чтобы те слушали и хлопали, и, естественно, не сажать их себе на голову, а сгрузить туда, где уже были мы. Кто-нибудь вообще может себе представить, что это такое, когда на репетициях у тебя все время на шее слушатели? Мне тогда показалось, что лучше уж сразу бросить все это, потому что ведь, в конце концов, в наши планы не входило перебить всех этих слушателей, если в один прекрасный день они все-таки должны были выслушать и нас и после этого решить, что им больше нравится: фолк или рок-н-ролл.
Устройство тонстудии — это хорошая каторжная работа. Студия должна была залегать поглубже, и поскольку я не был уверен, что наверх действительно ничего не просочится — а какая же это бомба, если за сто лет до премьеры все уже все услышали? — то я заглушил все подходы к ней миллионами тонн золота и всякого прочего легкообрабатываемого хлама и, кроме того, дополнительно изолировал студию слоем мифрила. Материал, вообще говоря, секретный, и так как он практически все задерживает, то для глушения оптимальный. Теперь-то, задним числом, понятно, что идея была провальная, но в конце-то концов откуда я мог это знать? Я понял это только через пару тысяч лет, когда она мне вышла боком.
Я был так занят пробами, переделками, компоновками и репетициями, что совершенно забыл о времени и вспомнил о нем, только когда Мел в один прекрасный день прислал мне несколько слушателей, имея в виду, что, может быть, я сумею изготовить из этого материала парочку толковых барабанщиков. В этой идее что-то было: сделать настоящий ансамбль ударных. И ребята, вообще говоря, были неплохие, ну немножко, может быть, уроды и соображали не очень, но бит в них был вбит с рождения, и когда я осматривался, вспоминая, кто за последние сорок — пятьдесят лет добивался хоть какого-то успеха в шоу-бизнесе, эти парнишки мне в общем-то начинали почти нравиться. Для начала я показал им, как на самом деле надо стучать.Некоторые так никогда этого и не поняли, но через пару поколений выросли уже действительно приличные стукачи. Что же касается остальных… ну, скажем так: настучать они могли запросто, но о настоящей работе речи не было.
А потом уже появились и соседи… Еще два пива, пожалуйста!
[Вырезано.]
ОН: Соседи могут быть пассивные, но могут быть и активные, и это мне довелось испытать на собственной шкуре. Я как раз сидел над партитурой «Барабанов в глубине», когда впервые их услышал. «Бжик-бзик», «клин-блин», «кряк-бряк» — и так без конца. Снова и снова, без всякого ритма и со всех сторон сразу. Очевидно, этот мифрил предохраняет только в одну сторону — изнутри наружу, но не наоборот. Но мне и во сне не снилось, что может потребоваться нечто в этом роде; я имею в виду: если у кого-то в распоряжении вся поверхность, с какой радости он полезет в глубину? Я тут же пошел посмотреть, кто это такой умный, и выяснил, что пока мы растили стукачей, слушатели не только прекрасно освоили всю поверхность, но уже начали обживать и подземелье. Они называли себя «казад», но, по мне, могли бы называться и «как зад» — больше бы подошло.
Ладно, решил я, проигнорируй их, и проблема отпадет сама собой вместе с ними. Когда они поймут, что золото золотом, а на звукоизоляции можно обломать зубы, они съедут… Посмотри на меня — ты видал когда-нибудь таких дураков?
Нет, потому что проблема отпала. Наоборот. Эти мелкие сморчки в самом деле открыли залежи мягкого металла, и их теперь становилось все больше, и шум делался все громче. Некоторые из моих стукачей почти свихнулись, я и сам уже был недалек от того же. Эти… эти темные гномыпросто никогда не слышали о том, что бывают перерывыи творческие паузы — нет! — и самое нахальное то, что они еще называли это старательностью.
А дальше стало еще хуже. Эти маленькие психи вкапывались все глубже и глубже и почти уже пробуравились к нам, когда наткнулись на мою звукоизоляцию. Отлично, сказал я себе, теперь они поймут, что к чему. Ничего подобного. Они не остановились в растерянности перед этим мифриловым барьером, как было бы со всякими разумными существами, — наоборот, они безмерно и бессмысленно обрадовались. И тут же начали растаскивать звукоизоляцию. Они были совершенно сдвинутые. Я имею в виду: кому еще мог прийти в голову такой полный бред? Дело, правда, у них двигалось медленно, потому что мифрил-то как раз действительнохороший материал, но не прошло и каких-нибудь ста лет, как они уже проковыряли в нем дыру. И вот тогда только пошел настоящий шум. Ты можешь себе представить, каково оно, когда к бесконечному стуку мотыг добавляется еще топот ста тысяч ног, которые день и ночь маршируют по тонкому перекрытию над большим пустым помещением? Это только удивляться надо, как у меня тогда барабанные перепонки не лопнули. Но самое худшее было еще впереди. После того как они проломились, они продолжили свои строительные работы в моей тонстудии так, словно все там принадлежало им.
Я решил их выкинуть. И вот беру я с собой парочку своих стукачей и топаю к этим типам наверх. Мы не собирались ничего такого устраивать, а только вежливо обратить их внимание на то, что кроме них в земле живет еще кое-кто и что надо все-таки как-то уважать друг друга, поэтому не будут ли они так любезны… И, уходя, не забудут ли снова закрыть за собой дверь мифрилом. Ну, это было нечто, скажу я тебе! Едва увидев меня, они тут же завопили «дракон, дракон!» (я тогда понятия не имел, о чем они, и только потом узнал, что драконов выдумал Мел — просто так, для поднятия боевого духа), а когда мы затребовали назад мифрил, они на нас полезли. Урук-Зена они расстреляли, а остальных стукачей забросали камнями — и это после того, как я столько трудов положил на воспитание моих людей! Ну, в том, что мне самому эти психи ничего сделать не могли, никаких сомнений никогда не было; тут, что ни говори, нужны другие калибры. Но к этому моменту мне стало ясно, что с таким сбродом церемониться нечего. Это были захватчики, бандиты, террористы и нарушители спокойствия. И если я вообще когда-нибудь собирался закончить «Барабаны в глубине», то эти вредители должны были исчезнуть.
Особенно приятной такую работенку — очищать все от этих паразитов (потому что, строго говоря, ничего большего они из себя и не представляли) — не назовешь, так что когда основную часть этой заразы мы вычистили, убрать остальное я поручил тем, кто все равно ритма никогда толком не чувствовал. Вот когда я понял, что совсем не лишнее кроме барабанщиков со слухом всегда иметь под рукой парочку-другую без слуха, но с ударом. По барабану? Нет, не по барабану. Так что я решил при следующем опыте по разведению стукачей сбалансировать оба направления… Слушай, или я ошибаюсь, или в моей банке дырка. Эй, пипл! Два пива!
[Вырезано.]
ОН: Но когда я уже заканчивал было «Барабаны в глубине», снова начался шум. Казалось бы, я уже достаточно ясно дал им почувствовать, что об этом думаю, но в их гномьи мозги это никак не входило, и они — очень тихо и очень прилично — снова начали расходиться у меня над головой. Сначала я попробовал не обращать на них внимания, но терпимость у нас ведь обычно воспринимается как слабость, и вскоре они снова начали стучать и бить по нервам так, что и моих парней, и меня самого напрочь вышибало из ритма. Но на этот раз мы были подготовлены, и я безо всяких уже церемоний послал моих ударных ребят наверх. Прошло совсем немного времени, и они уже докладывали мне об успехе их гастролей. Как раз вовремя. «Барабаны в глубине» были закончены, ударная команда подготовлена, бригада спецэффектов проинструктирована — можно было проводить генеральную репетицию.
И вот только мы кончили да-капо второй части, где дальше идет величественная пауза — такая пауза, которая подчеркивает всю возвышенность этой вещи, как вдруг в этот самый момент раздается: «Плюх!» Кто-то там сбросил камень — или что-то еще. И затем я опять слышу знакомое «топ-топ-топ», наполняющее все ходы и переходы сверху донизу. Они вернулись — в третий раз. Веселое дело.