Перед ними предстал пустой сад, а за ним — столь же пустой луг, за которым темнел лес.
— Там никого нету! — разочарованно воскликнул Джеффри.
— О нет, есть, — заверил его Пак. — Вы никого не видите, но не отыщется ни единого фута в саду, где не засел эльф, вооруженный рогаткой, или фея с дротиком. Вы-то можете по саду хоть весь день напролет ходить, но никого из них не разглядите, но как только в сад войдет незнакомец, он тут же споткнется и упадет и уже больше никогда не поднимется.
Магнус медленно обернулся. Лицо его стало бесстрастным.
— Так они и нас не выпустят, да?
Пак с усмешкой ответил:
— Не стоит меня недооценивать, чародейчик! Мне отлично известно, что твоя сестрица — мастерица летать на метле и что ты и твои братцы умеют летать и вовсе безо всяких метел, а также исчезать, чтобы потом появиться за многие мили от дома. Ну уж нет, я бы не стал пытаться удержать вас тут силой.
— И все же ты хочешь нас удержать, — тихо проговорила Корделия.
Пак кивнул:
— Я хочу удержать вас здесь любовью ваших родителей. Вспомните, что они вам говорили, когда уходили из дому?
Дети умолкли и уставились в пол, переминаясь с ноги на ногу.
— Ну, так что они говорили? — требовательно вопросил Пак.
— Чтобы мы никуда не ходили, — нехотя, словно слова из нее тянули щипцами, проговорила Корделия, — и слушались тебя.
И весь тот день они беспрекословно слушались Пака. Откуда ни возьмись явились две крохотные старушки и приготовили завтрак, потом — еще две, и приготовили обед. А вот для приготовления ужина явились еще трое.
Все время до ужина дети старательно искали, чем бы им заняться. Попробовали поиграть в прятки, но игра не клеилась. Магнус с большим трудом превратился в яблоньку, а Грегори и вовсе сплоховал. Корделия запрокинула голову, надменно глянула на возникшую рядом с ней болотную кочку и проворчала:
— Ну, ты и придумал, Грегори! Спрятаться у меня под ногами! Теперь тебе водить!
Еще хуже пошла игра в «замри-отомри». Даже на то, чтобы заставить замереть жука, у ребятишек не хватало сил. А уж когда они решили поиграть в «вышибалки», Магнус и Корделия проявили такую рассеянность, что даже мячик толком друг другу добросить не могли — он то и дело падал на землю.
Наконец отчаявшийся Пак усадил их за уроки. Дети были сердиты, и это само по себе было плохо, но еще хуже стало, когда они начали проявлять любопытство.
— Но, Робин, а наш папа говорит, что элементов девяносто два! — горячо возразила Корделия.
Грегори кивнул:
— Да. И некоторые из них так редки, что их никогда не увидишь.
— Ваш папа! — воскликнул Пак и возмущенно наморщил нос. — Ох уж эти мне его понятия о том, что есть, а что только кажется! Дети, поглядите вокруг да пощупайте руками! Разве вы можете увидеть этот «уран», про который он толкует, или «алюминий»? Но зато вы очень даже можете пощупать землю, можете ощутить воздух, когда ваши щеки обдувает ветер. Говорю вам: элементов — иначе говоря, стихий — всего четыре: земля, вода, воздух и огонь!
— Ну а что же тогда такое камень, а?
— Всего-навсего земля, только плотно утрамбованная.
— А дерево?
— Дерево? Дерево сложено из земли и воды!
— А железо?
Пак содрогнулся. Железо для эльфов было подобно яду.
— Давайте лучше про медь поговорим. Где мы находим медь? Там, где камней коснулся огонь. Так из чего же тогда сделана медь, как не из земли и огня?
И так далее и тому подобное. У Пака были вполне определенные взгляды обо всем в природе, и дети сами не заметили, как увлеклись.
— А из деревьев важны только три, — расхаживая из стороны в сторону, заявил Пак. — Дуб, осина и терновник.
Грегори нахмурился:
— А сосна?
— Она годится только на то, чтобы спалить ее в сочельник.
— А падуб? А плющ?
— Первое — куст, второе — лиана. А я о деревьях толкую!
— А как же шиповник? А роза?
Пак обреченно вздохнул и поведал детям сказку — печальную и замысловатую историю о прекрасной Маргарет и славном Вильяме, о том, как они встретились и полюбили друг друга, и как потом он ее покинул, и как женился на другой, и как потом прекрасная Маргарет умерла, а потом и славный Вильям тоже, и как на их могилах выросли шиповник и роза, и как эти растения доросли до самой верхушки церковного шпиля и там их ветви сплелись в неразрывных узах любви.
Корделия слушала, как зачарованная, а мальчики начали ерзать на стульях, и тогда Паку (специально для них) пришлось рассказать историю о маленьком Мерлине — как его взял в плен злой король Вортигерн и заточил в башню, в подземелье под которой спали два дракона. За этой сказкой последовала другая — о маленьком Артуре, который вырос и стал королем, который принес мир и процветание Англии, дотоле раздираемой междоусобицами. Затем Пак рассказал о Ланселоте — самом храбром из рыцарей короля Артура, и о том, как он спас прекрасную Элейн, об их сыне Галахаде и о том, как тот разыскивал Священный Грааль, а также о племяннике Артура Гавейне и о Зеленом Рыцаре.
— А про его братьев почему не рассказываешь? — потребовал Джеффри. — Об Агравейне, Гарете и Гагерисе?
— Ох, о них вы уже слушали раньше, — вздохнул Пак. — Зачем же снова рассказывать?
— Потому что в сказках всегда столько чудес и волшебства!
— А особенно когда сказки рассказываешь ты, Робин, — проворковала Корделия, уже знающая волшебную силу лести.
Знал ее и Пак, но все же надулся от самодовольства и улыбнулся:
— Еще бы! Ведь у меня такой богатый опыт! Я уже сотни лет рассказываю сказки! Однако час уже поздний, и если меня не обманывает мой нос, скоро будет готов ужин.
Четыре детские головки тут же запрокинулись, четыре носа дружно втянули вечерний воздух. А потом все четверо разом взвизгнули, и мальчишки мгновенно исчезли, оставив после себя три негромких хлопка. Корделия вскочила верхом на метлу и стрелой полетела к крыльцу, крича:
— Это нечестно! Не начинайте без меня!
Пак испустил долгий, облегченный вздох:
— Ох! Один денек мне удалось их удержать на месте. А что завтра-то будет?
Но на другой день все решилось само собой… Корделия проснулась до зари и тут же подбежала к окну, чтобы посмотреть, не возвращаются ли родители, и в предрассветной серой мгле увидела в саду… единорога.
Единорог был высокий и стройный и белый, как молоко, а грива и рог у него были золотые. Когда с губ девочки сорвался восхищенный возглас, зверь поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза. Корделия замерла от изумления и восторга.
Но тут единорог развернулся, опустил голову и принялся поедать мамины цветочки. Корделия впопыхах натянула платьице и чулки, быстро обулась и выбежала в сад, на ходу завязывая шнурки на корсаже.
Выбежав в сад, она остановилась, решив, что может напугать сказочное создание, но ее опасения были напрасны: единорог преспокойно стоял и смотрел на нее, медленно пережевывая пучок сладкого клевера. У Корделии дыхание перехватило — настолько она была очарована красотой единорога.
А потом единорог снова опустил голову и продолжал есть клевер, и Корделии сразу стало грустно оттого, что она не видит его больших прекрасных глаз. Девочка уселась на корточки посреди травы, сорвала с грядки немного молодого укропа и протянула единорогу, тихонько приговаривая:
— Иди сюда… Ну, иди же сюда, красавчик… Иди ко мне… Мне так хочется погладить твою бархатистую морду, потрепать твою золотую гриву!
Единорог повернулся, поднял голову и снова посмотрел Корделии прямо в глаза. Девочка ждала, еле смея дышать, а единорог медленно пошел к ней. Шаг за шагом, шаг за шагом — и вот он уже стоял перед Корделией. Плавно опустив голову, он взял мягкими губами пучок укропа с ее протянутой ладошки. От этого прикосновения Корделию охватил сладкий трепет, и она поспешила нарвать еще укропа другой рукой. Не спуская глаз с Корделии, единорог сжевал и это подношение. Девочка немного осмелела и, протянув руку, прикоснулась к морде зверя. Единорог немного повернул голову, позволив Корделии погладить щеку, мягкостью подобную самому тонкому бархату.
— О, какой же ты красивый! — вырвалось у Корделии.
Единорог склонил голову, словно поблагодарил девочку за комплимент, и легонько ударил копытом по траве. Корделия протянула другую руку, чтобы прикоснуться к золотистой гриве чудесного зверя.
Единорог резко вскинул голову, а Корделия отдернула руку, боясь, что оскорбила дивное создание. Но тут она заметила, что единорог и не думает убегать, а смотрит в сторону дома. Проследив за его взглядом, девочка увидела, что у задней двери стоят все трое ее братьев. Мальчики остолбенели от изумления и широко раскрыли глаза.
Корделия боялась заговорить из опасения напугать единорога. Она сердито поджала губы и передала братьям свою мысль:
— Ну вы, безобразники! Уходите, а не то спугнете его!
— Да он вроде вовсе не боится нас, — мысленно ответил Корделии Магнус. — Да и нечего ему бояться. Мы же его не трогаем — просто стоим и смотрим.
Однако за мыслью Магнуса Корделия тут же уловила мысль Джеффри:
— Ой! Как здорово было бы на таком коньке верхом прокатиться!
И он, подняв руку, шагнул вперед.
— НЕТ! — мысленно вскрикнула Корделия. — Ты его напугаешь!
И точно: единорог отступил на шаг. Джеффри замер на месте.
Малыш Грегори нахмурился:
— Это он из-за Джеффри попятился? Надо проверить…
И он тоже шагнул вперед.
— Ах ты, маленький безобразник! — мысленно возмутилась Корделия. — Оставьте его мне, слышите?
Единорог отступил еще на шаг.
— Чего это ты раскомандовалась? Он не твой! — прозвучала в сознании у девочки мысль рассерженного Джеффри. — И ты не имеешь права запрещать нам трогать его!
Зато единорог очень даже мог запретить это.
Магнус взял Джеффри за руку и удержал его.
— Корделия права, — мысленно проговорил он. — Мы пугаем этого зверя.
Но Грегори покачал головой и прошептал вслух:
— Он не испуган.
Единорог перевел взгляд на младшего из детей.
— Вот видите, — проговорил Грегори чуть громче. — Он слышит меня, но не убегает.
— Ну, тогда он нам позволит подойти к нему поближе! — решительно заявил Джеффри и предпринял новую попытку приблизиться к сказочному зверю.
— НЕТ! — вновь мысленно воскликнула Корделия. И конечно же, единорог снова попятился назад.
Магнус оттолкнул Джеффри к дому, и тот обиженно проворчал:
— Ну, Грегори же говорит, что он нас не боится!
— Не боится, — подтвердил младший брат, усевшись на корточки в траве. — Но ближе не подпустит.
— Но ведь к Корделии он подошел!
Грегори кивнул:
— И опять подойдет. Попробуй снова позвать его, сестренка.
Корделия уставилась на него так, будто он сошел с ума. А потом сосредоточенно нахмурилась и, обернувшись к единорогу, медленно пошла к нему навстречу.
Единорог стоял неподвижно — словно бы выжидал.
Корделия, дрожа от волнения, сделала робкий шажок, потом — еще один, и еще.
Единорог ждал, не шевелясь.
Наконец Корделия протянула руку, прикоснулась к шее единорога, и тот шагнул ближе к девочке, а та погладила его.