И, помедлив, продолжил пророчески-рассудительно:
— Вы знаете, кто они. Это мужчины — и женщины тоже, не сделайте ошибки, и женщины тоже, — которые не такие, как мы. Вы знаете их. Вы их узнаете с первого взгляда. Они по-другому выглядят. У них другие глаза. Они выражают сомнение там, где вы и я знаем наверняка. Это люди, связанные с иностранцами и людьми сомнительных качеств, мужчины и женщины, которые сомневаются в том, за что мы боремся. Это — скептики, еретики, насмешники. Они заставляют вас сомневаться во всем, даже в самих себе. Они много смеются и слишком часто улыбаются. Они пытаются с помощью вышучивания бросить тень на наши идеалы. Эти люди всегда возражают, когда предлагаются планы по очищению нашей страны. Они берут под защиту объекты нашего патриотического гнева. Они уклоняются от исполнения долга. Многие из них опустившиеся пьяницы и циники. Вы знаете этих людей, друзья. Вы знаете их — тех, кого заслали сюда подрывать правовое общество. Вы всегда знали их. Теперь настало время вырвать их с корнем и поступить с ними так, как они того заслуживают!
Не успел он закончить речь, как толпа взревела.
Райан ткнул в бок Мастерсона, недоверчиво уставившегося на помост.
— Давай выбираться. Скоро начнется.
— Только для пришельцев, — заметил Джеймс Генри. — Давай-ка, Райан, поохотимся на них!
Райан с удивлением посмотрел в сверкающие от возбуждения зеленые глаза Генри. А потом, неопределенно хмыкнув, посмотрел на Джона.
— Он прав, — сказал Джон, подавив стадное чувство. — Нам стоит подумать, как добраться до дома. Это настоящая массовая истерия. Господи Иисусе!
Генри сжал зубы.
— Я остаюсь.
— Послушай… — Райан уже с трудом отбивался от возбужденной толпы. Снег падал ему за шиворот. — Генри! Ты же не можешь…
— Делай что хочешь, Райан. Мы слышали призыв разобраться с пришельцами — давай разберемся с ними.
— Вряд ли они придут сюда сегодня, не правда ли? — закричал Райан и смолк, поймав себя на том, что начинает мыслить с точки зрения Генри. Это был первый шаг к тому, чтобы поверить самому. — Боже мой, Генри, это же очевидно! Не стоит тратить слов. Мы же разумные люди!
— Согласен. Это делает наш долг еще очевиднее!
Толпа наседала на четверых друзей, и они были вынуждены кричать, чтобы в ее реве расслышать друг друга.
— Джеймс… пойдем домой и поговорим. Здесь не место… — настаивал Райан, с трудом удерживаясь на месте.
Откуда-то послышались выстрелы. Потом огонь прекратился. В тишине Райан ясно услышал собственный крик в относительной тишине:
— Ты перестанешь принимать всерьез эту чушь, когда примешь дома пару стаканчиков!
Из-за плеча Генри высунулся какой-то человек, с лицом, словно налитым кровью.
— Что такое, приятель? — обратился он к Райану.
— Я разговаривал не с вами..
— Да ну? А я слышал, что ты сказал. Это интересно всем. Если спросить меня, я бы сказал, что ты один из них.
— Я вас не спрашивал. — Райан презрительно оглядел потную красную рожу. — Все имеют право на собственное мнение. Если вы считаете, что это правда, не стану с вами спорить.
— Заткнись! — сказал Мастерсон, дернув его за рукав. — Замолчи и пошли домой.
— Чертов пришелец! — заорал краснолицый. — Тут их целое гнездо!
В мгновение ока толпа окружила их.
— Успокойтесь, вы, все! — повелительно крикнул мгновенно сориентировавшийся в ситуации Райан. — Я имел в виду, что мы можем совершить ошибку! Пришельцев необходимо обнаружить. Но для этого нам нужно действовать систематически. Применить научный подход. Разве вы не видите — это ведь пришельцы натравливают нас друг на друга.
Краснорожий нахмурился.
— Ну, наверное… — проворчал он.
— Дальше, если и есть пришельцы, то они не будут находиться здесь, среди нас. Они будут жаться к краю, стараясь улизнуть, — продолжал Райан.
— Это кажется разумным, — сказал Джеймс Генри. — Пошли за ними!
Райан увлек друзей за собой, крича вместе со всеми:
— Пришельцы! Пришельцы! Остановить пришельцев! Схватить их сейчас. Туда — на улицы!
Пробиваться сквозь толпу было все равно что брести по трясине. Каждый шаг, каждый вдох отдавался болью.
Райан повел их сквозь плотную вязкую толпу на ступени Национальной галереи, в более разреженное столпотворение, пока они окончательно не оторвались от краснорожего и его дружков и не оказались в конце концов в движущемся потоке на Оксфорд-стрит.
Только до Джеймса Генри, видимо, не дошло, что совершил Райан. Когда они достигли Гайд-парка, он потянул Райана за порванное пальто:
— Эй! Что мы собираемся делать? Я думал, мы охотимся на пришельцев.
— Я знаю кое-что о пришельцах, чего сегодня не говорилось, — ответил Райан.
— Что?
— Я скажу тебе, когда мы вернемся ко мне.
Добравшись наконец до квартиры Райана, они были совершенно без сил.
— Так, значит, что там насчет пришельцев? — спросил Джеймс Генри, когда за ними закрылась входная дверь.
— Самые худшие пришельцы — это Патриоты, — сказал Райан. — Они самые явные из антилюдей.
Генри был озадачен.
— Да нет, конечно…
Райан глубоко вздохнул и, подойдя к бару, стал готовить для них напитки, пока они, тяжело дыша, сидели на стульях в гостиной.
— Патриоты… — пробормотал Генри. — Полагаю, это вполне возможно…
Райан передал ему бокал.
— Я думал, — сказал он, — что открытия в космосе вдохновят нас. Вместо этого будущее, кажется, сузилось и исказилось. Когда-то люди боялись только других рас, других наций, других групп с противоположными или различными интересами. Теперь они боятся всего. Это зашло слишком далеко, Генри.
— Пока не понимаю, — сказал Джеймс Генри.
— Это попросту — паранойя. Знаешь, что это такое?
— Бояться разных вещей… подозревать заговоры… всякая такая ерунда.
— Ее можно определить точнее. Это немотивированный страх, подозрительность… Фактически это отказ признать настоящую причину своей тревоги, выдумывание других причин, потому что истинная либо слишком пугающая и ужасная, чтобы взглянуть ей в лицо, или слишком трудная, чтобы с ней справиться. Бот что такое в действительности паранойя, Генри.
— Поэтому…
— Поэтому Патриоты подбросили нам некий суррогат. Они предложили нам сосредоточиться на чем-то, что на самом деле не имеет никакого отношения к истинным причинам болезней общества. Довольно обычное явление. Гитлер пугал немцев евреями и большевиками. Маккарти запугивал американцев коммунистическим заговором. Далее, наш собственный Энох Пауэлл представлял это в виде вест-индских иммигрантов шестидесятых и семидесятых годов. Примеров тьма.
Джеймс Генри нахмурился:
— Говоришь, они ошибались, а? Ну, не уверен. Мы были правы, избавившись от этих вестиндцев. Мы были правы, когда стали брать на работу только англичан. Где-то ведь надо провести черту, Райан.
Райан вздохнул:
— А как тогда быть с этими «пришельцами» из космоса? Подо что их подогнать? Как они-то влияют на экономику? Они — грубая выдумка Патриотов для пометки любого, кто противится их безумным планам. Откуда, Генри, ты думаешь, происходит термин «охота на ведьм»?
Генри задумался, не переставая потягивать из бокала.
— Может быть, я в самом деле немного перевозбудился.
Райан похлопал его по плечу:
— Все мы перевозбудились. Это из-за состояния напряженности и неопределенности. Мы не знаем, к чему идем. У нас нет цели, потому что мы больше не можем полагаться на общество. Патриоты предлагают определенность. И нам ее нужно найти. Для себя.
— Хорошо бы узнать, — спросил Джон Райана, — у тебя-то есть какие-нибудь предложения?
Райан развел руками:
— Это и было мое предложение: найти цель — разумную цель. Найти выход из этой неразберихи…
Именно тот вечер стал поворотной точкой, именно это решение привело его сюда, на борт космического корабля «Надежда Демпси», летящего к Мюнхену 15040 около Звезды Барнарда со скоростью девять десятых «с»…
Глава 11
Здесь, в космосе, нет звуков. Нет света. Нет жизни. Только тусклый блеск далеких звезд сопровождает крошечный корабль, медленно пробирающийся сквозь необъятную равнодушную черноту.
Райан, автоматически занимаясь своими обязанностями, не может с легким сердцем отделаться от воспоминаний, терзающих его ежечасно: рождение детей, их первые учебники, вечеринки с друзьями, жену, превратившуюся в спящую красавицу…
Песчинка. Странствующая в космосе песчинка, думает Райан. Почти вся живая ткань, содержащаяся в этой песчинке, в бессознательном состоянии погружена в воды саркофагов. Когда-то эти люди двигались и действовали. Когда-то они были счастливы… До тех пор, пока их жизнь не стала невыносимой…
Райан трет глаза и записывает свой обычный рапорт. Он подчеркивает его красной чертой, прочитывает его в компьютер и опять пишет:
«Вот и еще день прошел.
Я иногда боюсь, что становлюсь слишком пассивным, слишком похожим на растение. Это я, человек, по своей природе невероятно активный… Мне понадобится вся моя предприимчивость, когда произведем посадку. Впрочем, пока это всего лишь предчувствия и пожелания…»
Его предчувствия, однако, почти всегда оправдывались. Когда задача лишь прорисовывалась, Райан начинал мыслить необычайно быстро и логично. Тогда ему стало ясно раньше всех: общество распадалось, и смерть и разруха распространялись по планете. Он жаждал выжить и хотел того же для семьи и друзей. В мире не осталось больше места, которое можно было бы считать безопасным. Вот-вот должна была разразиться ядерная война. Выход был один: звезды. Существовал единственный маршрут полета. Непилотируемый исследовательский корабль доставил свидетельства, что вокруг Звезды Барнарда обращается планетная система и что две ее планеты во многом похожи на Землю…
Этот исследовательский проект финансировался Объединенными Нациями — их первый большой и многосторонний проект.
И — последняя попытка сплотить народы мира, заставить их считать себя единой расой…
Райан качает головой.
Конечно, было уже слишком поздно.
Он продолжает:
«…Я держусь в форме, как только могу. Странная мысль только что посетила меня. Она дает некоторое представление о том, как тщательно нужно за собой следить. Мне подумалось, что для поддержания бодрости и здоровья хорошо бы разбудить кого-нибудь, чтобы мы могли побоксировать, поиграть в футбол или что-нибудь в этом роде… Я просто заболел этим наваждением и не раз пытался объяснить его чем-нибудь вполне прозаическим и рациональным. Скажем, мне показалось выгодным для всех, если я разбужу сначала Джона. А еще лучше — любую из женщин… Между прочим, такие упражнения помогут держаться в форме… Какие, однако, игривые настроения! Впрочем, для того я и веду этот журнал. Он помогает мне видеть перспективу и не расслабляться».
Он усмехается. Совсем неплохой способ надуть старину Джона. Он никогда и не узнает…
Он вздрагивает.
Разумеется, он не смог бы.
К тому же есть еще Джозефина. Если он предаст их, это будет предательством всех их идеалов, всей миссии…
«Надо принять холодный душ!» — шутливо завершает он. Затем расписывается в журнале, подчеркивая запись красным, закрывает его и аккуратно прячет. Потом встает, в последний раз проверяет приборы, задает компьютеру пару обычных вопросов и, удовлетворенный ответами, покидает отсек управления.