Я вдруг поняла, почему она прятала правую руку: на ней не хватало кисти, а рукав лохмотьями свисал так, чтобы это скрыть. Воровка? Но ведь она совсем кроха. У меня-то красть нечего, кроме злосчастных пирожков и затупленного меча. Я улыбнулась как можно ласковей и повела её прочь от колких взглядов прохожих.
Мы устроились в леске подальше от города, на излучине узкой речушки, глубокой и бурливой, с сильным течением и крутым обрывистым берегом. Я заставила девочку снять балахон, оставив в одной посеревшей от носки нижней рубахе. Как следует выкупала, смазала ссадины на тощем, с выпирающими костями теле заживляющей мазью и отдала свёрток с пирожками. Пока девочка уплетала еду за обе щёки, я выстирала её засаленную одежду и повесила сушиться на старой ветвистой иве.
— Не торопись так, а то плохо станет, — предупредила я, наблюдая, как девочка давится, откусывая слишком большие куски.
— Простите! — испуганно залепетала она, щедро обсыпая себя крошками. — Я просто так давно ничего не ела, кроме лебеды и сосновой коры. В последнее время мне так худо делалось, что я даже их есть не могла. Хотела цветы на кусок хлеба выменять. Дядька Лирий предупреждал, что нельзя попрошайничать, но я не послушала, вот и...
Говорила она торопливо, с гортанным придыханием на некоторых звуках. И всё время бегала взглядом, словно чего-то опасалась. Я никак не могла оторвать глаз от её искалеченной руки. Что же это за девочка такая? Почему её заставляют есть кору с лебедой?
— Давай лучше знакомиться, — я подбадривающе подмигнула, надеясь хоть немного развеять напряжение. — Я Лайс..., да, Лайс из Белоземья. Это на юго-востоке. Мы с братом на север едем лучшей доли искать. А ты тоже с юга?
— Я Айка, из Тегарпони, — она хмуро потупилась.
Это же один из самых больших южных городов в Сальвани, почти на границе с Муспельсхеймом. Дальше и придумать нельзя.
— Куда же вы едете?
— Мы… скитаемся. Нас отовсюду гонят.
Айка развалилась на огромных листьях лопуха, вытянув руки и ноги в стороны.
— Мы ищем благостный край, где нет ни голода, ни нужды, ни холода, ни болезней. Где люди добры, честны и милосердны, а дети не бывают сиротами.
— Так ты сирота?
Айка кивнула, пристально разглядывая сияющее в самом зените солнце, от чего её глаза наполнялись слезами.
— Мне было пять, когда чёрная лихорадка забрала папу с мамой. Ещё у меня был братик, но теперь и его нет.
Я устроилась рядом и тоже до ряби в глазах вглядывалась в исступлённо яркое светило.
— А я свою маму никогда не видел. Говорят, она была очень красивая и добрая. Мне бы хотелось быть, как она...
— Но ты ведь парень, — усмехнулась Айка.
Я напряглась. Едва себя не выдала. Взрослый бы давно догадался о моей тайне. Но девочка продолжала светло улыбаться:
— К тому же ты и так самый красивый и добрый из всех, кого я встречала. Правда-правда!
Я неуютно передёрнула плечами. Балахон на ветру уже успел просохнуть. Я поднялась и принялась его штопать. Прорех оказалось много, поэтому я начала с тех, в которые можно было просунуть ладонь. Айка повернулась набок и, щурясь, наблюдала за мной.
— Ты похож на ангела, — важно заметила она.
— Это такой демон?
— Нет, глупый! Это божественный посланник. Как можно не знать про божественных посланников?
Я пожала плечами.
— Ангелы прекрасны, как никто из смертных. Они ненадолго спускаются с небес, чтобы принести людям покой и облегчить страдания. А когда наступит конец времён, они приведут в наш мир милостивого Господина, чтобы он сделал всех людей счастливыми. Надеюсь, у них получится.
Я провела рукой по своим неровно обстриженным волосам. Прекрасна, как никто из смертных, смешно, да? Стало тоскливо, и я поспешила сменить тему.
— А что случилось с твоей рукой? — этот вопрос не давал мне покоя и приковывал взглядом к пустому рукаву рубахи.
Айка мигом помрачнела и принялась баюкать искалеченную руку, словно успокаивая боль в так и не затянувшейся ране.
— Если не хочешь...
— Нет, всё в порядке. Просто… — она громко всхлипнула, но продолжила: — Это произошло в Тегарпони, когда мой братик был ещё жив. Мы голодали, ели сырых птиц, подстреленных из рогаток на улицах нижнего города, спали в сточных канавах. Однажды мой братик заболел. Лекари из храма Вулкана говорили, что это от грязи и плохой пищи. Братик мучился несколько дней и постоянно просил есть. Я украла для него буханку хлеба из пекарни, рядом с которой вкусно пахло тёплой еды. Когда я вернулась, братик уже отправился по Сумеречной реке. Меня поймали и отрубили кисть.
— Кисть за буханку хлеба?! — вырвалось у меня против воли.
Интересно, что же должны сделать со мной и Вейасом. Ведь мы хуже, чем воры. Мы обманываем людей.
— Это жестоко и несправедливо.
— Нет, — Айка светло улыбнулась. — Все правильно — воровать плохо. И попрошайничать тоже. Так дядя Лирий учит. Он подобрал меня, выходил и взял с собой в поход в благостный край.
Что у них за вера такая? Благостный край, ангелы, спускающиеся с небес, Господин, который запрещает попрошайничать и воровать и должен принести всем счастье — никогда о подобном не слышала.
Дома я была такой невежественной избалованной дурочкой, переживала из-за мелких проблем с отцом и женихом, ревновала брата к служанкам, а ведь это такие пустяки по сравнению с тем, через что пришлось пройти этой несчастной девочке. С тем, что приходится терпеть всем людям, которым не повезло родиться без божественного дара. Это неправильно.
Я протянула Айке заштопанный балахон и помогла одеться. Мы снова устроились в зарослях лопуха. Я принялась расчёсывать её пушистые волосы собственным гребнем. Айка безропотно терпела, даже когда мне силой приходилось раздирать колтуны. А после мы беззаботно болтали руками и ногами, наблюдая, как солнце лениво закатывается за верхушки сосен, опаляя их закатным заревом.
— Пойдём с нами. Ты будешь нас от всех защищать и приносить покой. Мы будем жить свободные, как птицы! — Айка вложила свою костлявую ладошку в мою и доверчиво улыбнулась. Золотисто-рыжие лучи преобразили её лицо, смягчив худобу и сделав невероятно красивой.
— Рад бы, но у меня тоже есть братик. Если я его брошу, то никто ему даже буханку хлеба не украдёт. И, кажется, он меня уже обыскался, — я попыталась отшутиться, но Айка расстроено отвернулась.
— Я знала, что ты не согласишься. У тебя другой путь.
Треснули сучья. Кто-то шёл к нам по лесной тропинке. Я надеялась, что это Вейас, но на опушке показался незнакомый босой мужчина в косоворотке и штанах из грубого сукна.
— Дядя Лирий? — спохватилась Айка.
Я поднялась следом и присмотрелась.
Мужчина был невысокий, с заострившимися от худобы скулами, правую щёку глубоко пробороздил застарелый шрам. Карие глаза смотрели настороженно и хмуро. За поясом торчал большой охотничий нож с отполированной до блеска рукоятью. Шёл он вначале степенно, но, глядя на нас, сорвался в бег. Я испуганно замерла. У него на шее качался сплетённый из ивовых прутьев амулет — круг, перечёркнутый четырёхконечной звездой. В голове что-то щёлкнуло, с глаз спала пелена, и все слова Айки как мозаика сошлись в целостную картину. Это же бунтовщики-единоверцы. Поэтому их отовсюду гонят!
Я сжалась в комок, не зная, чего ожидать. Единоверцы ненавидят таких, как мы, Стражей и их детей. Интуиция подсказывала бежать прочь без оглядки, но ноги вросли в землю и не двигались, как в кошмарном сне.
— Айка! — пришелец остановился в нескольких шагах от нас.
— Дядюшка Лирий, что с вами? — спросила девочка, переводя непонимающий взгляд с моего лица на его.
— Это колдун, Айка. Беги! — закричал Лирий и выхватил из-за пояса нож. — Предупреждаю, если попробуешь меня заколдовать...
— Да вы что?! — замотала головой девочка. — Никакой Лайс не колдун. Он спас меня в городе и угостил пирожками. Он хороший!
— Он тебя заколдовал. Беги! — Лирий шагнул вперёд.
Я неловко вытащила из ножен меч и выставила перед собой. Руки предательски дрожали. Я прекрасно понимала, что сейчас лучше бежать, чем защищаться. Если он вздумает метнуть в меня нож, я не сумею его отбить!
— Не подходите! Я не собирался причинять никому вред! — сбиваясь на вопль, я пятилась к реке. Размахивала бесполезным клинком, надеясь, что разум всё-таки победит.
— Да что же вы? Дядя Лирий, остановитесь! — Айка ухватила его за локоть, но он смахнул её, как былинку.
— Вы обираете нас до нитки, калечите за то, что мы пытаемся урвать хоть крохи из награбленного и вешаете, если пытаемся возмущаться. Убийцы, душегубы, чума для всего Мидгарда! Каждый ребёнок, погибший от голода и холода, на вашей совести!
Меня колотило от его злобы. Так страшно ещё никогда не было. Будто сама смерть стояла между нами и ждала, кто не выдержит первым.
— Неправда, — пролепетала я осипшим голосом и почувствовала, как по щекам побежали слёзы. — Мы защищаем людей от демонов и получаем за это десятину…
В тёмных глазах полыхнуло яростное безумие:
— Ложь! Все демоны — ваша морочь! Сдохни, тварь!
— Нет! — отчаянно вскрикнула Айка.
Багрянцем сверкнула сталь и скрылась за метнувшейся тенью. Я не разглядела, что произошло и как. Клинок безвольно звякнул о землю. Тщедушное тельце падало прямо мне в руки. Я едва успела подхватить его за плечи.
— Нельзя убивать… — отрывисто бормотала Айка. — Божественных посланников. — Из спины торчала рукоять ножа. Кровь бесстыдно пачкала только что выстиранный балахон. — Иначе кто приведёт... — слова тонули в натужных хрипах, — к нам Господина?
Глаза закатились, голова неестественно запрокинулась.
— Айка!!! — грянул отчаянный вопль.
Чей?
Мёртвая плоть упала на землю, как прежде мой меч.
Точно как они безвольно, бездумно, я соскользнула с обрыва.
11.
Не знаю, сколько меня тащило течение вниз по реке. Я боролась, пыталась выбраться, но берега были слишком крутые и топкие — я всё время соскальзывала и неслась дальше. Хорошо, что на дне не оказалось камней, иначе я бы точно расшиблась, ещё когда падала. От холодной воды и напряжения ноги сводили судороги. Наверное, я бы утонула, если бы не вцепилась в отполированные водой корни нависшей над рекой ивы. Поднатужившись, я подтянулась и выбралась по стволу наверх, ободрав ноги об коряги и обжёгшись крапивой.
Меня тут же вывернуло, сердце колотилось в груди, словно хотело выскочить наружу. Но даже отдышаться не вышло — страх погнал прочь в лесную чащу через колючий подлесок и бурелом. Всё сливалось в сплошное тёмное полотно. Деревья стали выше, появились просветы, но я не обращала внимания. Хруст сучьев под ногами преследователя нахлёстывал в спину. Хриплое дыхание жгло затылок. Я улепётывала без оглядки. Но сколько бы я ни бежала, преследователь, косматый и злой, всё равно заступал дорогу и угрожал окровавленным ножом. Кричал: «Сдохни! Сдохни, тварь! Сдохни за Айку!»