Я вгляделась в искажённое рассветными сумерками лицо. Такое родное, но всё же способное удивлять. Вейас всегда выглядел таким... уверенным. Но теперь всё зависело только от меня с моими бесконечными сомнениями и страхами.
— Мы справимся. Я сильнее, чем кажусь. И ты тоже. Мы всем это докажем.
Вейас улыбнулся как ребёнок и тесно прижался ко мне. Я гладила его по волосам, пытаясь успокоить.
— Только давай уедем отсюда поскорей. Мне не нравится, что Петрас заставляет тебя делать.
— Мы не можем, — Вейас отстранился. — Тебе нужно время, чтобы восстановить силы. Нам нужны деньги, чтобы на что-то жить. К тому же Петрас обещал помочь с испытанием. Надо быть честными с собой, Лайсве, я слаб. Я даже тебя защитить оказался не в состоянии. Верхом самонадеянности было думать, что мы сможем добраться до Хельхейма. Петрас сделает так, чтобы меня приняли в орден без этого.
— А как же вэс и твоё желание доказать всем, что ты сам чего-то стоишь? — возразила я, но сожалела больше всего, что не смогу увидеть все чудеса севера, о которых вчера рассказывал Юле и... ледяной саркофаг, раскачивающийся на семипудовых цепях за вратами Червоточин. — И как же я? Мне тогда придётся вернуться к отцу и выйти замуж за Йордена.
— С этим Петрас тоже обещал помочь.
— Как?
— Не знаю, но это наш единственный шанс.
От такого шанса было тошно. Я попыталась отвернуться к стене, чтобы закончить дурацкий разговор, но Вейас не пустил: взял мою ладонь и приложил к губам.
— У тебя сейчас взгляд совсем как у папы после провального поединка, — брат улыбнулся так печально, что от жалости засосало под ложечкой. — Разочарована, да?
Я покачала головой и поспешила обнять его за плечи.
— Я люблю тебя. Ты мой брат. И как бы там ни было, ты всегда им останешься.
Вейас сдавленно выдохнул.
— Можно, я немного полежу с тобой. Одному мне не спится.
— Конечно, кровать большая.
Я отвернулась к стенке и затихла, притворяясь спящей. Прошло примерно с четверть часа, когда Вейас прижался ко мне поближе и положил руку на плечи. Так лучше, спокойней.
***
Когда я проснулась, Вейаса уже не было. Я перекатилась на другой бок. Вернулся Юле, подкидывал дрова в камин. На тумбе рядом с кроватью дымился чесночный суп с гренками, щекоча ноздри острым ароматом. Рот наполнился слюной. Я откинула одеяло, взбила подушки повыше и взяла поднос себе на колени.
— Мой брат... — спросила я Юле
Аппетитное блюдо ещё не остыло. Пришлось ждать, чтобы не спалить себе язык.
— Уехал вместе с молодым хозяином, — ответил целитель, занятый растопкой. Видно, погода стояла безветренная, и тяга в камине была никакая — угли не хотели раздуваться, а огонь — приниматься за сыроватые дрова и даже сухой хворост. — Не переживайте, сегодня рассвет был рыжим, а не багровым — крови не будет. Они на ярмарку уехали, купить того-сего. Здесь никто давно не жил, кроме меня, а я привык обходиться малым.
Я макнула гренку в суп, застучала ложкой по дну глиняной миски, дуя над каждой порцией, и всё равно обжигалась. Или, может, это от чеснока? Юле одержал победу над дровами. В камине весело затрещало пламя, наполняя отсыревший за ночь дом теплом.
— Вам тоже не нравится, чем занимается Петрас? — не сдержала любопытство я.
Юле обернулся и, заинтересованно глядя, подошёл ко мне.
— Сейчас этим занимаются все. Я же говорил — война, она повсюду, в каждую душу тернии запустила, а что после останется — никто не знает. Может, головешки, а может, и похуже что из тех терний прорастёт.
Целитель снова принялся водить руками, проверяя моё самочувствие.
— Ты быстро восстанавливаешься, — удовлетворенно кинул он.
Чувствовала себя я действительно намного лучше: голова уже не гудела от слабости, а ноги сами просились в путь.
— Когда я смогу ехать?
— Пока рано об этом говорить. Отдыхай, ешь и спи побольше, и поменьше переживай.
— Если бы это было так просто — не переживать, — горько усмехнулась я. — А моего брата можно вылечить? Отдыхом или тёплой едой...
— Боюсь, от этой болезни лекарства нет. И от той, что у молодого хозяина, тоже. Да ты и сама видишь.
Юле забрал пустой поднос и ушёл на кухню.
Из окна в комнату заглядывали солнечные блики, кругляшами пробегали по брёвнам, шаловливо целовали руки и растворялись в притаившейся в углах тени.
Лекарства нет — жаль. Не вижу и видеть не хочу! Закрою глаза и буду спать, а мать четырёх ветров, прекрасная Белая Птица, споёт мне волшебную колыбельную.
Парни вернулись под вечер. За два дня я отлежала себе все бока, поэтому решила размяться. Накинула поверх рубахи распашное мужское платье с поясом, которое Юле оставил на стуле рядом с кроватью, и поковыляла отвыкшими ходить ногами навстречу мальчишкам. До двери дойти не успела, как та распахнулась сама:
— О, гляди-ка, она уже ходит! — восхитился замерший в проёме Петрас. — Я же говорил, мой целитель быстро её подлатает.
Только сейчас удалось хорошенько его разглядеть — вчера от изнеможения всё плыло перед глазами. А он между тем стал красавчиком: густые волосы насыщенного тёмно-каштанового цвета стянуты в жёсткий пук на затылке, орлиный нос с изящной тонкой горбинкой, чувственные губы чуть приподняты уголками вверх в обаятельной улыбке, не такой, конечно, шаловливой, как у моего брата, но зато гораздо более интимной. От неё даже у меня, толстокожей к мужским чарам, по спине пробегали мурашки. Тёмные, почти чёрные глаза смотрели прямо и дерзко, словно не знали ни стыда, ни страха. Под расстёгнутой у ворота на несколько пуговиц белой рубахой бугрилось мускулами натренированное тело. Так и хотелось проверить его на ощупь.
Я тряхнула головой, отгоняя неприличные мысли.
— Не стоило тебе вставать так рано, — Вейас поднырнул под руку Петраса, приподнял моё лицо за подбородок и принялся критически осматривать. — Отдохни побольше — всё равно спешить некуда.
— Соскучилась, — я вглядывалась в родные голубые глаза с жемчужными крапинками в поисках вчерашнего безумия, но ничего не находила, словно всё было лишь дурным сном. Чтобы никто посторонний не услышал, шепнула ему на самое ухо: — Ты был не в себе накануне, я переживала.
— Забудь, — отмахнулся он. — Отдыхай.
Вейас вернулся в коридор за тюками с покупками и, взвалив их на плечо, потащил на кухню. Я покорно поплелась к кровати. Должно быть, также чувствуют себя собаки, побитые ни за что ни про что любимым хозяином. Я растянулась на перине и уставилась в потолок, совершенно забыв о Петрасе. А он не забыл. Прожигал пристальным взглядом, а потом устроился на кровати возле меня.
— Не хмурься — тебе не идёт.
На его устах играла всё та же соблазнительная улыбка, от которой меня бросало то в жар, то в холод.
— Вей из-за предстоящей охоты переживает. Я тоже в первый раз волновался, но потом привык. Сейчас это не страшней, чем вепря или лося подстрелить, — снисходительно заговорил Петрас, пока я суматошно пыталась придумать, что ему ответить. Почему с Вейасом перебрасываться колкостями и делиться самым сокровенным так просто, а с другими мужчинами я словно язык проглатываю, становлюсь косной и глупой. Хорошо хоть не жеманной — терпеть не могу жеманниц. Пришлось сосредоточить все силы разума на разговоре. Тем более речь шла о чем-то важном.
— Так вы собираетесь охотиться на демона, на настоящего демона? — с недоверием спросила я.
— На белого варга. Это ведь его шкуру от твоего брата в ордене потребовали, как доказательство силы и доблести.
— Но вёльва переменила его назначение. Теперь Вейас должен добыть клыки вэса, — возразила я.
— А кто подтвердит её слова?
— Папа, гости, дядя Кейл — все, кто присутствовал на церемонии взросления.
— А вот и нет, — хохотнул Петрас, будто я сказала что-то забавное. — Все сделают вид, что этого не было. А был только приказ ордена, скреплённый печатью и подписью глав совета. Там чётко сказано: чтобы стать Стражем, Вейас должен принести шкуру белого варга. Именно это он и сделает. Ваш отец должен был это понять, а не пороть горячку. Тогда бы вам не пришлось бежать.
— Мы все были не в себе после слов старой карги. Она напомнила, как умерла мама... — оправдывалась я. От пренебрежительного тона Петраса стало неприятно. Внешний лоск и обаяние молодого Стража как ветром сдуло, и говорить тут же стало намного проще. — Так когда охота? Завтра? Возьмите меня с собой — я издалека посмотрю. На рожон лезть не буду, обещаю, — я улыбнулась, чтобы скрыть неприязнь. Нужно перетерпеть, пока брата не примут в орден. А потом мы уедем и если когда и встретимся с ним, то только во время больших торжеств.
Глаза Петраса блеснули и едва заметно прищурились. Видно, моя улыбка его подкупила. Я облизнула пересохшие от напряжения губы.
— А ты смелая, совсем не такая, как остальные девчонки, — усмехнулся Петрас и смущённо отвернулся. — Помнишь, как мы в детстве играли в Стражей и демонов? Ты забиралась на верхушку высоченной сосны, а я должен был тебя спасти от коршуна-великана, за которого был Вейас.
Моя улыбка сделалась совсем натянутой. Мы с братом терпеть не могли эту игру: Вейасу всегда доставались горы тумаков, а победить он не мог, потому что побеждают всегда Стражи. Мне же приходилось выслушивать бесконечную череду глупых комплиментов и терпеть, пока Петрас лобызал мои руки. А однажды он обнаглел настолько, что попытался поцеловать меня в щёку. Повезло, что Вейас тогда был рядом и отвлёк, швырнув в него шишкой. После брат ещё долго посмеивался, что ему показалось, будто меня вот-вот вырвет. Вот Вейас и решил спасти дорого кузена от позора. То были детские шалости, конечно, но в каждой шутке есть доля шутки. Не хотела бы, чтобы Петрас снова полез ко мне целоваться, несмотря даже на то, что он уже не прыщавый юнец, а симпатичный взрослый мужчина. Сама не знаю почему, просто не хочу — видимо, во мне действительно не хватает чего-то эдакого.
Петрас оценил моё молчание по-своему и, не дожидаясь ответа, заговорил сам:
— Нужен ещё день, чтобы подготовить ловушки и приманку. Если Юле отпустит, то я поищу укромное местечко, откуда ты сможешь всё хорошенько рассмотреть.
— Ура! — от радости я даже обняла Петраса за шею. Я так давно об этом мечтала! Не о том, чтобы обнять Петраса, а о том, чтобы увидеть настоящего живого демона, естественно.
За спиной раздалось совсем не деликатное покашливание. Я отпустила кузена и обернулась. Вейас стоял у двери в кухню и, сложив руки на груди, обвиняюще смотрел на нас.
— Петрас согласился взять меня на охоту, если Юле разрешит, — поделилась я радостной вестью.
— А у меня он разрешения спросить не додумался? — огрызнулся брат. Как самому селянок по сеновалам тискать — так это в порядке вещей, а если я вдруг кузена по-дружески обниму — сразу конец времён! — Я её единственный кровный родич — моя обязанность её защищать. На охоте может быть опасно. Она будет ждать нас здесь.
— Я осторожно, обещаю! — заверила я.
Мальчишки даже не посмотрели в мою сторону, продолжая пепелить друг друга грозными взглядами. К чему эта глупая ревность? Одному я сестра, другому просто приятельница.