Я же маялась от скуки, потому что ни к делу, ни к разговорам меня не допускали. Под руку удачно попался дневник. Я разложила его на коленях, сидя у костра, чтобы сделать пару записей. На стоянках под открытым небом писать не получалось, а тут... На что я только надеялась? Чернила превратились в ледышку. Я добавила в них пару капель напитка туатов и попыталась растопить на огне. По крайней мере, они стали жидкими. Я обмакнула перо и попыталась вывести пару рун, но чернила расплывались мутными потёками, а бумага топорщилась и выпирала.
Эхом раскатился гадкий смешок. От неожиданности я пробила пером лист, на котором пыталась писать, и бросила дурное занятие. Микаш сверлил мой затылок любопытным взглядом. Стоило мне повернуться, как он приложил к губам флягу, сделав вид, что даже не смотрел в мою сторону.
В отместку я сама, не скрываясь, принялась его разглядывать. С недельной щетиной и всклокоченной шевелюрой он выглядел совсем косматым. К тому же при ходьбе, я вспомнила, заметно косолапил, но это, наверное, от тяжести туши. Медведь, вылитый медведь! Я хохотнула в голос. Микаш неловко поперхнулся и облился тем, что пытался пить до этого. Ага, не нравится! Я смилостивилась над ним и отвернулась. Потом ещё раз глянула украдкой. А фигура вполне ничего, могучая: бёдра узкие, в плечах косая сажень, осанка попрямее, чем у какого лорда будет. И если не смотреть в лицо — в полумраке его трудно разобрать... Нет, всё равно ужасен ровно настолько, насколько могут быть человеческие мужчины. И воняет от него, нет, кроме запаха шкур я ничего не уловила, но он просто обязан вонять потом и ещё чем-нибудь гадким.
И всё же это шанс. Интересно, как завязать с ним беседу?
Туаты покончили с готовкой и разлили по плошкам наваристую похлёбку. Как же я соскучилась по вкусу свежего мяса. Остальные, видимо, тоже, потому что накинулись на еду так, что даже про разговоры забыли. Следующие полчаса пещеру оглашал стук дюжины челюстей, старательно пережёвывающих куски тушёного мяса.
Микаш попытался было подсесть к нам, но брат метнул в него такой взгляд, что он устроился подальше. Я насытилась первой, впрочем, мне всегда хватало совсем капли, и снова заскучала, пока остальные тянулись за добавкой.
На другой стороне костра Асгрим вполголоса обсуждал с кем-то из своих товарищей дальнейший путь.
— Это слишком рискованно! — повысил голос предводитель туатов.
Его собеседник ткнул пальцем в разложенную на коленях карту:
— Да нет же, смотри, широкая тропа вдоль ущелья Белого орлана ведёт как раз к Штормовому перевалу. Это лучше, чем идти по плато, продуваемом всеми ветрами. К тому же короче.
— Если вы о том узком выступе, что нависает над самой бездной, к западу отсюда, то не советую, — встрял в их разговор Микаш. Он как раз дожидался своей очереди у котла с добавкой и с любопытством навис над спорщиками. — Я там был. Только что сошла лавина, и всю дорогу завалило — не проедешь, не пройдёшь.
— Они там часто бывают, — кивнул Асгрим. — Остаётся только плато.
Об плошку стукнула деревянная ложка, от горячей похлёбки тонкой струйкой поднялся пар.
«Ты заблудился?»
Микаш уже отходил от костра, когда я спросила, и едва не упал, зацепившись ногой за камень. Похлёбка расплескалась по краям. Микаш вытер их пальцем и со смаком облизал. Губы аж залоснились от жира. Я передёрнула плечами.
«Чего?» — недовольно отозвался он.
«Ты вроде собирался нового хозяина искать. Так вот, все люди в другой стороне».
«Я заметил», — оборвал он, уселся на свои шкуры и занялся едой.
Надо же, какой разговорчивый. Я продолжала наблюдать за ним, сама не зная зачем, даже почувствовав недовольство брата, не смогла остановиться. Загадка — вот что меня привлекало.
Вскоре Микаш встал и побрёл вглубь пещеры. Я прокралась следом, надеясь застать его одного. Когда нагнала, он замер, уткнувшись лицом в стену. Я кашлянула в кулак, чтобы привлечь его внимание.
— Тебя не учили, что подглядывать нехорошо? — устало ответил Микаш, не оборачиваясь.
Едва слышно раздалось журчание ударившейся о камень воды. О, боги, он пошёл по нужде, а я и не поняла!
— Извини... — я тоже отвернулась, чувствуя, как лицо пылает огнём. — Я просто хотела поговорить. Ты поцеловал меня в доме Ходока.
— Да, неудачная была идея. Я потом пожалел, — отозвался Микаш, шелестя одеждой.
Должно быть, закончил. Я повернулась. От цепкого взгляда по хребту пробежал мороз. Накатила робость. Я упрямо выпятила нижнюю губу, собираясь с мыслями.
— Я подумала... — боги, что ж я так трушу?! Если хочу жить одна, значит, нужно набраться мужества и забыть о страхах папиной дочки. Темнота всё скроет. — У меня есть дар, и я хочу, чтобы он полностью раскрылся. Ты не мог бы мне помочь?
— Сомневаюсь, что твоему брату понравится, если я стану тебя учить, — покачал головой Микаш.
— Я не об этом. Помоги мне стать женщиной.
Его лицо потешно вытянулось, а кустистые брови грозно сошлись над переносицей. Микаш мотнул головой и глухо застонал:
— С ума сошла? Да никогда в жизни!
Он собрался уходить, но я повисла на его локте.
— Почему? Я недостаточно красивая?
Микаш оглядел меня с ног до головы. Я облизала пересохшие губы. Что он собирался увидеть в темноте?
— Да, — сглотнув, выдохнул он.
Сердце ухнуло в желудок. Раньше мужчины никогда не сознавались в этом, хотя я всегда подозревала...
— То есть нет, — Микаш замахал руками. Увидел что ли, что я расстроилась? Да было бы из-за чего! — Такие девушки, как ты, не для меня. Только в мечтах... Нет, это ещё большая глупость, чем с поцелуем. Ты потом сама жалеть будешь.
— Какая тебе разница, буду я жалеть или не буду? Помоги мне — получи удовольствие, а дальше я сама разберусь, — дурацкие у него оправдания. Если бы моего брата об этом попросила даже не самая красивая девушка, он бы согласился.
— Так спорное-то удовольствие. Один раз, а потом всю жизнь от воспоминаний мучиться придётся. Понимать, что всё случилось, только потому что я вовремя под руку подвернулся. И как бы я ни старался, как бы ни мечтал, ни грезил в снах, оно никогда не повторится. Останется незаживающей раной на сердце.
Его глаза заблестели. Дрожащие пальцы коснулись моей щеки и убрали волосы за ухо. Он так знакомо робел... совсем как я.
— Ты что девственник?!
— Не было у меня на это ни времени, ни желания! — вспылил он и зашагал обратно.
О, боги, а целовался-то как! Как самец саблезубой кошки, не меньше. Почему если человек и не мой брат, то обязательно придурок!
Я села у костра. Микаш забился в свой угол и больше в разговоры не встревал. Как будто испарился. Брат попытался выспросить, куда я ходила. Я улеглась у него на коленях и сделала вид, что сплю. Он просидел с туатами ещё с полчаса, а потом устроил меня на одеяле и, крепко обняв, лёг сам.
К утру буран стих. Решено было выдвигаться как можно быстрее, а то погода опять забалует, придётся снова искать укрытие и ждать непонятно сколько. Мы уже паковали последние тюки, когда сзади подошёл Микаш, словно из воздуха появился. Как он со своим-то ростом умудряется быть таким незаметным?
«Попроси своего брата взять меня с собой», — обратился он в мыслях.
Хотелось возмутиться вслух, но Вей бы насторожился, а он и без этого как на иголках.
«Вот ещё. Ты нам не нравишься. Езжай своей дорогой!»
«Попроси, иначе я расскажу, как ты ко мне приставала», — настаивал он.
Вот же гад, использовать против меня нашу доверительную беседу?! Я едва сдержалась, чтобы не надавать ему оплеух.
«Ты мне угрожаешь?! Тебе никто не поверит!»
«Хочешь проверить?»
Я обернулась к брату. Он сосредоточенно перебирал вещи, но почувствовав мой взгляд, поднял глаза. От его особенной улыбки внутри становилось теплее и хотелось улыбаться в ответ.
«Ему будет полезно узнать, какие мысли крутятся в светлой головке его сестрички», — подначил Микаш.
Какая же я дура! Нашла к кому обращаться с просьбами. Теперь он выставит всё в таком свете, что я буду выглядеть похотливой и гадкой.
— Вей, я тут подумала… Нам бы не помешала помощь бывалого охотника на демонов. С Микашем я буду чувствовать себя в большей безопасности, он ведь справился с Ходоком.
Улыбка тут же сползла с лица брата, взгляд помрачнел и стал настороженным. Обиженным даже.
— Ты думаешь, я не смогу защитить тебя сам? — от слов Вея тоскливо засосало под ложечкой. Он опустил подбородок и ссутулился. — Если хочешь, чтобы он ехал с нами — пускай едет.
Нет, никогда я не поумнею!
«Посмотри, что ты заставил меня сделать!» — вызверилась я на Микаша.
«Я тебя за язык не тянул ни сегодня, ни вчера».
— Только пожалуйста, не сговаривайтесь больше за моей спиной, — громко, так, что мы оба вздрогнули, выкрикнул Вейас и, наградив Микаша недобрым взглядом, потащил своего коня к выходу.
«Скотина! Больше не смей и близко ко мне приближаться!» — я подхватила поводья своей кобылы и поспешила следом, нарочно пихнув замешкавшегося Микаша локтем. Больно! У него что там камни?!
«Не очень-то и хотелось», — буркнул он на прощание.
Туаты выделили Микашу одного из вьючных животных и удобную меховую одежду. Нижняя малица шилась из оленьих шкур мехом внутрь, а верхняя парка, которая надевалась на случай очень сильных морозов, — мехом наружу. Тяжёленькие, но верхом в них удобней, чем просто в шкурах, в которых Микаш даже в седло залезть не смог. На ноги мы надевали высокие сапоги из тюленьих шкур, они едва пролезали в стремена и мешали сгибать колени, но, по крайней мере, ступни в них не стыли.
Пурга намела огромные сугробы. Снег оказался слишком мягким и свежим. Ноги ненниров проваливались в него почти до самого пуза. В гору ползли с трудом, не быстрее улитки, но на плато стало полегче — ветер смёл сыпучий слой и дул в спину, подгоняя.
Микаш плёлся в конце строя, чтобы не раздражать нас с братом, и о чём-то расспрашивал замыкающих туатов. Похоже, они весело проводили время, я отчётливо слышала смех. Когда дорога стала шире, Микаш беспечно разогнал своего скакуна до галопа, обдал нас с Веем снежной волной и поравнялся с Асгримом, заметно его напугав. Они тоже принялись что-то обсуждать. Любопытство пересилило, и я подъехала ближе, чтобы послушать.
— Часто вы сюда наведываетесь? — расспрашивал предводителя туатов Микаш так буднично, словно перед ним был человек, а не демон. — Здесь же запросто можно замёрзнуть насмерть, если уж вас червоточина не пугает.
— Пугает не меньше, чем вас. Многим тут всё равно кого есть: длиннобородых или остроухих, — Асгрим не таился, словно воспринимал его как одного из своих, совершенно не так, как меня и Вея. — И холод мы чувствуем так же. Просто привыкли. Для нас это дело чести, доказательство мужества — поохотиться в зимнем Утгарде, дойти до заледенелого моря и вернуться. Живыми. А для молодёжи у нас имеется особое испытание, чтобы доказать, что они уже взрослые мужчины, достойные взять жену, стать скотоводом или охотником. Они должны несколько дней провести в горах одни без еды и питья. Если выдержат, на них снизойдёт мудрость, закалит тело и дух, а если нет… иногда по весне мы находим их обглоданные кости.