— Ты ведь не нарушал свадебных клятв, хранил маме верность после её смерти и не брал в постель служанок, как Вейас и Йорден?
Он отвёл взгляд и ссутулился.
— Пятнадцать лет слишком долгий срок. Мужчинам иногда надо...
Я представила папу в постели с Бежкой. В той самой, которую он делил с мамой, в которой зачал нас с братом, в которую мы в детстве прибегали прятаться от бурь и гроз. К горлу подступила дурнота. Стало гораздо больнее, чем когда я услышала о коварном плане Йордена. Хотелось схватить булаву из замкового арсенала и поколотить папу по голове. И Йордена с Вейасом. И всех гадких, похотливых мужчин заодно.
— Пошёл вон! Пошёл вон отсюда!
Я схватила подушку и швырнула, не целясь. Папа опешил, попытался перехватить меня за талию, но я укусила его за запястье и вырвалась.
— Ненавижу! Убирайся! Ты мне больше не отец!
— Лайсве...
Он тоскливо глянул на меня, вышел и захлопнул за собой дверь.
Я опрокинулась на перину. Из груди вырвался истошный крик, выплеснувший всю скопившуюся горечь. Я билась в истерике, пока не охрипла и не обессилела. Когда лицо жгло от слёз, а тело ломило от усталости, я распласталась на спине, разглядывая звёзды через окно на потолке. Я просила их, чтобы моим отцом оказался кто-то другой, более сильный, благородный и смелый. Чтобы он забрал меня от этих злых равнодушных людей в страну, где никто и никогда не изменял своим жёнам и любил их, даже самых некрасивых и неумелых. Так я и уснула, моля тьму и бездну поглотить меня.
Но сон продлился недолго.
Сердце грохотало как от смертельного страха. Трепыхалось, словно хотело выскочить и умчаться прочь от грядущего ужаса. Я задыхалась, глотая ртом воздух, и никак не могла унять дрожь во всём теле.
В окно забралось круглое блюдце луны и затопило святилище серебристым светом. Багровая вуаль упала сверху, и вдоль подпиравших небо стен потоками хлынула кровь. Она покрыла меня с ног до головы толстым слоем. Лишь это смогло утолить боль и гудение во всём теле. Я отдышалась и попыталась встать. Грянул раскатистый рык. Не угрожающий, а зовущий. Я обернулась. Вниз по отвесной стене крался Огненный зверь. Он мягко пружинил, словно шёл по земле. Зверь спустился и лёг на пол, прижав к мощным лапам голову. Я должна забраться на спину? Но ведь я сгорю. И все же мучительно хотелось прикоснуться. Заворожённая красотой танцующего пламени, я протянула руку и погладила косматую морду. Зверь отозвался басовитым мурлыканьем. Почти кошачьим, если бы только кошки вырастали размером с лошадь. До чего же красив!
Пламя не обожгло, а лишь согрело и наполнило негнущееся от кровяного панциря тело лёгкостью. Ободрённая, я вскарабкалась на широкую спину и вцепилась в лохматую гриву. Зверь плавно поднялся и взмыл вверх по стене к сияющим в небе звёздам. От стремительного полёта захватило дух. Я кричала, упиваясь неизведанной доселе свободой. Рядом со зверем мне ничего не страшно! Я отпустила руки и воздела их к небесам, окуная пальцы в тёмные на тёмном облака. Холодный воздух жёг грудь, но не проникал под кровяной панцирь. Мы летели всё выше и выше мимо хрустальных дворцов небожителей, мимо застывших изваяниями бессмертных героев, мимо выпасавших тучные стада бородатых пастухов в остроконечных шляпах. Они приветствовали нас счастливыми возгласами и махали на прощание руками. Мы созерцали весь мир — гигантский голубой шар на плечах у дремлющего исполина, между ног которого катила чёрные воды Река душ. Мы несли туда багрянец рассветного шлейфа.
Я проснулась от толчка в бок.
— Осквернила семейное святилище храпом, а, сестрёнка? Или скорее борьбой с одеялом, — раздался над самым ухом ехидный голос Вейаса.
Я открыла глаза. Брат сидел рядом на коленях и по-лисьи усмехался собственной глупой шутке. Я недовольно фыркнула и огляделась. Перина смялась, а одеяло и подушки валялись по углам. Должно быть, я металась во сне. Почему видения не оставляют меня?! Уже совсем не понимаю, чего хотят дурацкие боги. Почему бы не сказать прямо?
— Не хмурься — ты похожа на сморщенную сливу. Держи, — Вейас достал из свёртка пару тёплых пирожков с зайчатиной и вручил мне. Живот тоскливо заурчал, напоминая, что я не ела со вчерашнего утра.
— Тебя привёл папа?
Видно, сам родитель не пожелал показываться на глаза и был прав, потому что я до сих пор злилась. Но наверное, обижаться на него по-детски глупо. Мужчины все такие.
— Нет, он отдал мне ключ. Сказал, что я должен привыкать к ответственности. Теперь я почти как хозяин замка.
Вейас выпятил грудь бочонком, показывая висевшую на шее цепь. Стало немного завидно. Теперь он сможет приходить сюда, когда захочет, а мне придётся уехать к чужим людям и их неведомому богу. Вдруг он не примет меня, как не принял мой жених?
— Чего ты всё грустишь? Улыбнись!
В свёртке осталась корзиночка из песочного теста, наполненная джемом и кремом из взбитых сливок. Вейас испачкал в нём палец и измазал мне лицо.
— Теперь у тебя усы и борода, как у мужчины, а, значит, уезжать никуда не придётся.
Я печально улыбнулась и вытерлась. Какой Вейас всё-таки ребёнок. Ещё хуже меня.
— Ты же знаешь, это невозможно. Да и не хочу я здесь оставаться. Папа ясно дал понять, что за меня не заступится.
Вейас скривился.
— Тогда давай сбежим и будем странствовать вместе. Не хочу быть цепным псом ордена, как папа, и выпрашивать милости ценой жизни близких.
Какой он хороший, самый лучший, мой братик. Стало стыдно, что я плохо о нём думала. Вейас никогда не променяет меня ни на привилегии, ни на служанок. Я порывисто обняла его и расплакалась. Жаль, побег — лишь пустые мечты.
— У тебя дар. Твой долг защищать людей от демонов. Я не хочу помешать тебе исполнить божественную волю. И сама должна покориться своему предназначению.
— Хоть на мгновение перестань повторять слова нянюшки и нудные поучения из старых книг. В них никто давно не верит. Сегодня было лунное затмение, ночь мертвецов. Мы с Бенасом и недотёпой Колье ходили на старое кладбище. Бенас до зари заставлял скелеты плясать на могильных плитах. Жаль, что кузен Петрас не смог приехать из-за траура по отцу. В такую ночь он бы оживил что-нибудь поинтересней костей с черепушками. И никакой гнев богов нас не остановил. Их придумали, чтобы ограничивать людей, навязывать волю ордена, которая выгодна лишь тем, кто стоит на верхушке. На самом деле мы сами себе хозяева, хозяева этого мира. И не обязаны подчиняться ни богам, ни ордену, ни даже родителям, если не хотим.
Я взглянула на хмурое небо через окно в потолке. Вот и папа вчера говорил то же самое, только я совсем забыла из-за волнений и странного сна. А, может, попросту не хотела помнить? Неужели там действительно никого нет, никто не наблюдает за нами сверху, не помогает и не направляет своей мудрой волей? Мы приходим из ниоткуда и уходим в никуда. Тогда зачем все это замужество, родовые схватки, дети, которых придётся отдать чужим людям, болезни, дряхлость и, наконец, смерть? Для чего вообще жить?
Что-то звякнуло в вышине, застучала труба, выпуская очередное голубоватое облачко. Оно обволокло меня собой, вспыхнуло, окатив тёплой волной, и исчезло.
— Что это было? — удивлённо спросила я, оглядывая трубу и древние надписи. В этот раз точно не почудилось.
— Я ничего не видел, — нахмурился Вейас. — Ты здесь всегда такой странной становишься. Пойдём, я знаю, что тебя развеселит.
Он взял меня за руку и потащил за собой. Труба снова жалостливо звякнула на прощание. Неужели этого никто не слышит? Может, Вейас прав, и я схожу с ума? Не стоит больше здесь бывать.
Мы прошли потайными ходами в южную башню. Вейас подсадил меня, и мы выбрались на ветхую крышу, прошли по карнизу и уселись, свесив ноги. Отсюда как на ладони просматривался внутренний двор. Там суетились слуги: запрягали в кареты и повозки лошадей, таскали сундуки с вещами, усаживали господ в сёдла.
— Кто-то уезжает? Почему так рано?
Торжества в честь помолвки должны были продлиться ещё несколько дней. Сегодня намечалась охота, завтра состязание бардов-рунопевцев, а послезавтра турнир в нашу с Йорденом честь. Уехать так рано было совсем неучтиво.
— Женишок твой, — Вейас кивнул в сторону знакомой пухлой фигуры в коричневом кафтане. Из-за плохого кроя одежда заметно топорщилась и морщинилась на спине.
Может, нам действительно не стоило выставлять семейное богатство напоказ? Тем более обычно мы жили скромно и уединенно. Замок просыпался, лишь когда папа возвращался из походов.
— Папа велел ему поскорей начать подготовку к свадьбе. Сказал, что Йордену придётся постараться, чтобы устроить достойную тебя церемонию, — Вейас злорадно ухмыльнулся.
— Ему даже не позволили остаться на праздник в свою честь? Это так непочтительно, — меня терзали противоречия. Несмотря на обиду унижения Йордена не радовали. Скоро его род станет моим. Если будут презирать его, то будут презирать и меня.
— Какое почтение может быть к тому, кто тебя бросил? — Вейас погрозил ему кулаком. — Правильно папа сделал, иначе я бы не сдержался и сбил всю спесь с его наглой рожи.
Я обречённо вздохнула. Мужчинам лишь бы оружием бряцать, а наперёд подумать никто не хочет. Но хорошо, что папа не рассказал про измену и услал Йордена под благовидным предлогом. Иначе я бы сама отрядила ему пару пощёчин, а так, может, удастся сохранить видимость благочестия.
— Чего распереживалась-то? Съешь лучше ещё пирожку, а то совсем как те скелеты с кладбища станешь, — Вейас протянул мне последнюю корзиночку из свёртка, а сам продолжил наблюдать за сборами во дворе.
Широкоплечий слуга подвёл к Йордену лошадь — норовистого каракового жеребца, которого папа подарил в честь помолвки. Конь фыркал и нетерпеливо рыл копытом землю, пытаясь цапнуть слугу за плечо, но тот ловко отворачивал и успокаивал его. Йорден взобрался на небольшую скамейку, чтобы легче было запрыгнуть в седло. Слуга поставил перед ними коня и выправил стремена, но стоило Йордену вдеть в одно из них ногу, как животное шарахнулось, чуть было не смяв суетившихся рядом людей. Едва удержавшись на скамейке, Йорден громко выругался и пнул слугу в живот остроносым сапогом.
— Ух, какие мы неучтивые, — Вейас плутовато хрустнул костяшками и достал из-за пазухи рогатку. Я догадалась, что он задумал. Стоило его остановить, но я медлила. — Ничего, сейчас мы покажем ему, почём фунт лиха.
Широкоплечий слуга даже не дёрнулся. Смотрел прямо и безразлично, словно господином был он, а вовсе не Йорден. Снова подвёл коня и встал впереди, крепко держа поводья у самой морды. Йорден с кряхтением вскарабкался в седло, но стоило только слуге отпустить поводья, как жеребец принялся перебирать ногами и пятиться. Йордену пришлось попотеть, чтобы заставить коня стоять смирно. Воодушевлённый победой, жених обернулся к кому-то из своей свиты.
Вейас заговорщически подмигнул и выстрелил камнем прямо в круп жеребца. Пронзительно взвизгнув, конь взвился на дыбы и помчался к распахнутым воротам. От неожиданности Йордена качнуло вперёд. Он повис на одном стремени, изо всех сил цепляясь за гриву. Послышался треск. Йорден вместе с седлом рухнул в пыль, а конь понёсся прочь от замка, звонко стуча копытами по брусчатке.