— Первым делом, я полагаю, нам следует избавиться от трупа. Нет тела, нет дела, как говаривал обер-прокуратор Департамента Высшей Справедливости, захаживая на кубок мальвазии к моему наставнику… Предлагаю сжечь тело на заднем дворе. Без промедления. Что скажете?
— Нет! Ни в коем случае!!!
Малефик ощутил себя палачом, глумящимся над беззащитной жертвой, котом, играющим с мышью. Он был велик, грозен и страшен, собираясь железной пятой, с минуты на минуту, насладясь чужими страданиями… Мигом позже он выяснил, что машинально, потрясен криком ведьмы, без разрешения проник во внешний слой ее мыслей и чувств. Поступок гнусный, оправдываемый лишь возбуждением момента. Так вот каким она видит колдуна — своего доброго друга и сочувствующего помощника! Бедняжка…
Впрочем, она права в другом.
— Вы умница, голубушка. Костер, вонючий дым… Такой тризне могут найтись свидетели: хоть на земле, хоть в Вышних Эмпиреях. Да и дров понадобится изрядно, а ходить за ними в лес — морока долгая. Не сарай же ваш разбирать! Жечь, значит, повременим. Просто кинем в реку, благо Ляпунь под боком. Как-нибудь вдвоем дотянем — покойник худой, тощий… Я его и один снесу. Концы в воду!
— Нет! Нельзя!..
Проколы этой идеи оказались не столь очевидны, как с костром. Мускулюсу пришлось пораскинуть умишком, прежде чем он сообразил: ведьма и здесь целиком права. Ляпунь — речка мелкая, тутошний Водяной дед, небось, старикан безобидный, кувшинкой ушибленный. Не то, что его более могучие родичи из Виверского Стервеца или Фольки-Матушки, у которых целые гаремы из русалок с евнухами-утопленниками… Держать в ляпунских топляках мага высшей квалификации, ежегодно рискуя, что покойнику с весенним половодьем наскучит покой омутов? Увы, Водяной дед, скорее всего, мигом выкинет труп из-за острова на стрежень или прибьет к берегу, озаботясь, чтобы подарочек обнаружили. Дальше начнутся разговоры, следствие, зубастый Эрнест Намюр вцепится в дело мертвой хваткой…
А вдруг мертвец встанет марой раньше, чем его отыщут?
Призрак такой силы бродить в камышах не станет, ему серьезное дело подавай!
Колдун со вздохом оставил лавку. Прошелся по горнице, дыша полной грудью. Иначе сон одолевал. Подсобрать маны и растворить покойника в кислых эманациях? За день-два ветер развеет осадок… Дело хорошее, только маны на этого гада копить придется неделю, не меньше. А за неделю он протухнет. Обратить труп в часть плетня? В камень у межи огородов? Будь это тело обычного человека — запросто. Простые покойнички, когда душа покидает былое жилище, легко поддаются метаморфозу. А здесь остаточная мана личности прет буром… Даже страшно представить, что получится из плетня или камня на меже, если остаток войдет в резонанс с ведьмовством Мэлис. Не выбирать же ей теперь: или дом, или работа! Скормить покойника волкам? Это значит, со всего Филькина бора собирать сюда серых разбойников…
Впервые Андреа пожалел, что он не Чурихский некромант. Этим мертвяки что братья родные… Овал Небес! Мускулюс, ты болван! Здоровенный, тупой болван!
А ларчик сзади открывался…
— Ну конечно! Милочка! Простите меня, я круглый идиот! Есть самое простое решение! Мы его закопаем. Наибанальнейшим образом выроем могилу, опустим тело и засыплем землей. А я сглажу могилку «на три слоя», закупорив притертым наговором. В худшем случае там через год-другой вырастет бузина. Вам придется только следить, чтобы из ягод не делали настойки или чтоб пастушок не вырезал из ветки дудочку. Такие дудочки, бывает, поют лишнее. Согласитесь, хлопоты невелики… У вас есть лопата?
Сперва показалось: будь у Мэлис лопата, вот прямо сейчас, в руках, — она огрела бы колдуна по голове, нимало не заботясь о добрых отношениях. Андреа сперва обиделся, но сразу простил ведьму. Женщины — создания хрупкие, их потрясения сбивают с ног, толкая на невообразимые поступки. Если уж он, «столичная штучка», плутает в трех соснах, то что говорить о провинциальной ведьмочке?
— Вы посидите, голубушка, придите в себя. А я поищу лопату… Если что, я возьму сам, и закопаю сам…
Стук копыт, приближаясь к дому, заставил колдуна почувствовать себя женщиной. Хрупким существом, совершенно не приспособленным к потрясениям. Хотелось продолбить клювом кору древа событий и сунуть голову в дыру, спасаясь от опасности, наподобие дятла-пуганца.
Кого еще даймоны несут?!
Внезапно вскочив, Мэлис распахнула окно, сунулась наружу. «Верно! — оценил ее решимость малефик. — Умница! Сейчас погонит дорогих гостей в три шеи…»
— Милости просим! — ведьма была само радушие. — Гость на порог — счастье в дом! Ах, какие люди!.. заходите, не стесняйтесь!..
На слове «люди» она слегка запнулась. Мускулюс подумал, что, будь приснопамятная лопата у него в руках, он бы, пожалуй, забыл о рыцарских добродетелях и неприкосновенности дамы… Цокот копыт приблизился, со двора что-то ответили писклявым, тоненьким голоском — колдун не расслышал, что именно, — и стук копыт раздался уже в сенях. «С лошадью в хату?» — слабо изумился Андреа, лихорадочно прикидывая свои возможности. Итог был печален. Рискнуть отвадить пришельцев еще на подходах? Накинуть на Мэлис обманку-страхолюдину? Прикрыть каморку с трупом «венцом пифий»?! Вечный Странник, подкинь силенок…
Вместе с открывшейся дверью у колдуна открылось второе дыхание.
Лишь бы не подвело горло. Заклятья третьего рода полагается выкрикивать гулким, нутряным басом — тогда чары берут объект «за грудки», приподнимают и ударяют о ближайшую стену или дверной косяк. Вся соль здесь в беспринципности «третьеродцев»: этим чарам без разницы, кто объект — обычный человек, волшебник, лепрекон, хомолюпус или ламия. Тупая сила, надобность в которой случается редко, в ситуациях, требующих бить навскидку и влет.
— Здравствовать хозяевам на веки веков! — сказало Лесное Дитя, кроха-одуванчик с лакированным личиком, топчась на пороге. Губы девочки кривила странная, неприятная ухмылка.
Сейчас. Потом будет поздно. Приподнять и хребтом о косяк…
— Н'ем абгра хну…
— Меня зовут Зизи. Зизифельда Трабунец, акробатка из цирка. Может, вы видели на афишах? Или на манеже? Простите, что без предупреждения, но я… у меня… Мне надо срочно. У меня порча.
В дверь, над макушкой лилипутки, сунулась добродушная физиономия китовраса. Для этого Грине пришлось согнуться в три погибели, и все равно он едва не упирался рожками в притолоку. Спешно отворачиваясь, Мускулюс едва не сгорел со стыда: обрывая боевое заклятье на полувздохе, он неприлично хрюкнул, и теперь кашель драл глотку когтями, стервенея от злости. Проклятье, сейчас пришиб бы безвинную циркачку…
Герой драный!
А ухмылка… Что ухмылка?! Стесняется акробатка визита к ведьме, вот и улыбается невпопад. У лилипутов мимика для постороннего взгляда — чистые потемки. Детское личико, взрослые глаза, не пойми какой рот, не разбери как кривится… С карликами проще. Карлики — они доступней.
— Заходите, душенька! — сняла неловкость Мэлис, бросаясь к маленькой гостье. — Морсу? Или чаю?! Чем сможем, поможем… А вас, молодой… э-э… молодой человек, я попрошу обождать снаружи. Извините, но вы просто не поместитесь в горнице!
Китоврас захохотал таким басом, что колдун, останься у него нужда в боевом заклятье, сдох бы от зависти.
— Человек! Хо-хо! Я — человек! Зизи, она смешная! Она поможет, Зизи!
В сенях крякнуло, хрустнуло, громыхнуло. Осенней листвой осыпались кувшины с рухнувшей полки. Черепки вкусно хрустели под копытами.
Вскоре на дворе хохот Грини перешел в счастливое ржание и утих.
* * *
Пока ведьма усаживала клиентку за стол и бегала на ледник за морсом, Андреа без церемоний разглядывал акробатку. Да, гибкость, поражающая воображение. Двигаясь, лилипутка напоминала змею. Но ничего от сверхъестественной плавности и стремительности, отличавших движения Лесного Дитяти, в Зизи не было. Чисто профессиональные качества, отточенные годами работы. Кроха сразу располагала к себе: ясный, приветливый взгляд, отсутствие чувства ущербности, скупые жесты… Сколько ей лет? Не будучи большим докой по части лилипутов, Мускулюс тем не менее знал, что век этих малышей краток. К тридцати годам их лица покрываются сетью глубоких морщин, а в пятьдесят они выглядят немощными стариками.
Росту в Зизи — ярд с хвостиком.
А лет, пожалуй, двадцать семь.
Вспомнились столичные сплетни: у карлика Фишки Шнобеля, любимца-шута при понтифике Макстерайле Веселом, было до сотни высокопоставленных любовниц. Красотки чудесно уживались друг с другом, вслух обсуждая могучие достоинства Фишки, а на все расспросы завистниц отвечали: «Мал золотник, да удал!» Интересно, у Зизи есть мужчины? Тоже лилипуты или обычные?!
Колдун, драть тебя за чуб, что за глупости лезут в твою голову…
Лилльское наследство дает о себе знать?!
Убегая на ледник, Мэлис показала зубки: оказавшись редкой стервой, она сообщила лилипутке о подарке судьбы. Вот, дескать, душенька, если сглаз или порча, так совершенно случайно в моей скромной обители оказался знаменитый колдун из столицы, прославленный… ну да, ну да! — прославленный инкогнито, которого хлебом не корми, дай помочь бедным девушкам, да еще таким хорошеньким! Бескорыстность сего мастера вошла в пословицу, умение дало пищу многим легендам, а чуткость сердца выше любых описаний! Короче, готовьтесь, моя славная, сейчас все беды убегут прочь, оставив вас наедине со счастьем.
Сцепив зубы, малефик слушал всю эту ахинею. Восторженные глазки Зизи жгли его на медленном огне. Очень хотелось вырвать ведьме язычок, но приходилось терпеть. Скоро, скоро лилипутка, вдохновленная обещанием сладкого будущего, уберется восвояси и можно будет спокойно избавиться от трупа.
Судьба Зизи волновала Андреа меньше всего. И отнюдь не по причине черствости души. Одного прикосновения к ауре цирковой звезды Трабунец хватило, чтобы выяснить: никакой порчи над ней не довлеет.
Ни капельки.
— Дорогуша, с чего вы решили, будто вас сглазили? — грубовато, с излишней фамильярностью, обратился малефик к циркачке. Он слегка надеялся, что малышка обидится и уйдет. — Может быть, это просто черная полоса в жизни? Поймите, снимать сглаз или порчу, если таковая есть лишь плод воображения мнительного клиента, — штука малоприятная. И, строго между нами, вредная для структуры ауры. В результате вы до полугода и более станете чрезмерно уязвимы к фатальным случайностям. Не лучше ли банально переждать? Попить отвары «fatum valeas», отдохнуть на побережье…
Зизи доверчиво наклонилась к «прославленному инкогнито»:
— Это не я решила, сударь. Это дядюшка Страйд, наш шпрехшталмейстер, решил. А у дядюшки — интуиция. Он всегда говорит: «За так и чирей не вскочит!» Представляете, он хозяина убедил! — мне денег из цирковой кассы выделили на ведьму. Я ведь, извиняюсь за нескромность, гвоздь программы. Без меня второе отделение валится. А если по гвоздю день за днем молотком стучать — сами понимаете…
«Не поверит. Скажи я ей прямо, в лоб, что весь этот сглаз — ночной бред шпрехштала… Ни за что не поверит. Решит: хочу увильнуть от благотворительности, брезгую ее миниатюрной особой. Скотина Мэлис все-таки… сосватала, дрянь!..»
— Ну хорошо, — подвел итог Мускулюс, дождавшись, когда вредина-ведьма вернется с кувшином ежевелового морса. — Ваш случай не из тяжелых, для снятия кисейной порчи мастерства госпожи Лимисдэйл хватит выше крыши…