– Это было бы правильно, – сказал Хелот, – но... неправильно! Я думаю, сейчас негодяй вполне безопасен. Разве у него есть друзья, родственники, люди, которые могут его спрятать в случае побега? Кто пустит такого на порог? Посмотрите на его богопротивную рожу...
(Рожа была действительно богопротивной: стражники разукрасили Алькасара на славу, – видно, парень долго не давался и заковать его в цепи стоило больших усилий.)
– Нет уж, – вступился за Алькасара сэр Гарсеран и еще раз потыкал в него сапогом. – Я не позволю переводить мое добро. За него плачено чистым серебром. И он послужит еще веселой Англии!
В этот миг сэр Гарсеран был воистину великолепен, и Хелот невольно залюбовался. «Жадность, терзаемая страхом за свое имущество». Для рыцаря сие чувство было недостойным, однако сегодня оно пришлось очень кстати. Гай махнул рукой:
– Слишком много внимания какому-то мерзавцу без роду и племени. Хотите совет? Отправьте его на соляные копи, сэр. Ноттингамская мэрия заплатит вам за каторжника, и вы вернете хотя бы часть денег.
Гарсеран слушал чрезвычайно внимательно и кивал. Хелот наконец решился:
– А вам не кажется, сэр Гарсеран, что вы могли бы выручить за него и больше?
– Каким образом? – Гарсеран живо заинтересовался.
– Вы что, предлагаете мне продать эту образину? Да кто его купит? Уж не вы ли?
Гай так пристально смотрел в эту секунду на Хелота, что тамплиер тут же ответил, изобразив величайшее презрение:
– Избави меня Боже от подобной напасти. Нет, я предлагаю иное: давайте разыграем в кости право передать его на соляные копи.
Гарсеран от души расхохотался. У него был раскатистый, бархатистый добродушный смех.
– Ай да тихоня! Ай да обеты! А как же ваш суровый устав, сэр Хелот? Разве Орден не запрещает азартные игры?
Хелот криво пожал плечами и улыбнулся.
– Можно ведь купить индульгенцию, – заметил он. – Тоже богоугодное и спасительное для души дело. Да и что плохого в том, чтобы доверить воле случая такой незначительный эпизод? Все решает Господь на небе, а мы здесь, на земле, можем только загадывать, желать и молиться.
– Вы мне решительно нравитесь, дружище! – заявил Гарсеран и фамильярно хлопнул Хелота по плечу. Затем гаркнул, чтоб принесли игральные кости, куда-то в коридор, где толкались слуги, привлеченные слухами о том, что Гай Гисборн изловил в лесах не то лешака, не то тролля и собирается расчленить монстра пред светлыми очами юных леди, дабы развлечь их. Кости были немедленно доставлены (хозяин дома не терпел проволочек), и Гарсеран погремел ими, болтая в воздухе стаканчиком.
– Я привез этих слуг Судьбы с Востока, – заметил он.
– Ненавижу неверных, – сказал Хелот. – Насмотрелся в Палестине... Он плюнул и отмахнулся крестом.
– Все они подлецы, все до единого, – согласился Гарсеран. – И здесь мы с вами заодно, сэр Хелот. Я полагаю, что крестовые войны следует вести в первую очередь против сарацин, а лишь потом против лангедокской ереси...
Он расчистил место на столе и приготовился бросать кости. Лицо Алькасара стало сонным и тупым.
– А зачем вам право на моего раба, сэр Хелот? – спросил сэр Гарсеран неожиданно.
– Отвечу откровенно, – сказал Хелот и хватил по столу кулаком. Он успел подготовиться к этому вопросу. – Заручиться милостью шерифа – вот моя цель. Как видите, я ничего не скрываю.
– В такой цели нет ничего постыдного, – заметил Гарсеран. – А во-вторых?
– Во-вторых... – Хелот улыбнулся обезоруживающе. – Обожаю азартные игры! Ставлю золотой в обмен на ваше право передать преступника властям.
– Вот это по-нашему, сэр из Ордена Храма! – закричал Гарсеран и метнул кости. Хелот бросил взгляд на костяшки: тройка и пятерка. Не так уж хорошо, но и не плохо. Вознося мысленную молитву, Хелот взял в руки стаканчик. Он боялся даже взглянуть на своего друга. Происходящее казалось Хелоту затяжным кошмаром, и хотелось только одного: чтобы все поскорее закончилось. Как он мог тогда, на болоте, пошутить с такой вещью, как свобода Алькасара? Неужели боги услышали эти необдуманные слова и повернули так, чтобы сказанное в раздражении стало правдой?
Метнув кости, Хелот даже не взглянул на них – перед глазами стоял туман, в ушах звенело. То ли от выпитого вина, то ли от волнения, но Хелоту чудилось, что он погружается в темноту.
И из этой темноты до него донесся холеный баритон наваррского рыцаря.
– Давайте ваш золотой, сэр, – произнес он с усмешкой. – Вы проиграли.
В Ноттингаме шел дождь. По улицам потекли бурные потоки, смывая грязь и мусор, накопившиеся за долгую зиму. Горожане, облачившись в деревянную обувь, звучно чавкали ею во время ходьбы.
Поздно вечером Хелот и Греттир, оба в плащах, мокрые до нитки, двумя черными птицами возникли на пороге известного в городе трактира «Казни египетские». Кабачок украшали разнообразные картины с изображением этих самых казней. Отец Тук, для которого не существовало незнакомых кабаков, уверял, что под саранчой безымянный художник подразумевал норманнов, опустошающих саксонские земли. Хелот держался того мнения, что саранчой были для хозяев трактира господа посетители.
Как бы то ни было, упомянутый хозяин вышел навстречу двум приятелям, приседая от почтительности на каждом шагу. Мокрые плащи рухнули на пол, Хозяин бросился их поднимать и развешивать поближе к огоньку, чтобы высохли. Когда он суетился со вторым плащом, Хелот тронул его за плечо рукоятью своего меча.
– Ножку индейки на вертеле, – сказал он. – И последи, чтобы тут не очень шумели.
Он бросил на стол несколько монет, после чего господа заняли место в углу, под портретом Бернарда Клервосского. Святой был изображен благословляющим крестоносное воинство, которое уходило за горизонт и терялось в необозримой дали. Трактирщик поспешно принес свечу. Хелот с неудовольствием наблюдал за суетой, ожидая, пока она закончится. Улавливая волны неодобрения, трактирщик суетился еще больше и наконец окончательно вывел из себя тамплиера. С храмовниками старались не связываться – слишком зловещими казались их тайны, слишком велико было их могущество. Ощутив на себе раздраженный взгляд темных глаз тамплиера, трактирщик съежился и исчез.
Было слышно, как барабанит дождь. Совсем близко прозвучали молодые смеющиеся голоса – и снова канули в бесконечный поток влаги, низвергавшейся с небес.
Оба приятеля, потягивая недурное красное вино, помалкивали. Мимо прошла хорошенькая служанка в мокрой юбке, липнущей к ногам. Она деловито тащила большой кувшин, и Хелот проводил ее глазами.
– У нашего трактирщика губа не дура, – сказал он и вздохнул. – Когда еще увидишь нежное личико девушки, которая не вышла из возраста ангела?
Он подумал о Дианоре и помрачнел.
Хозяин возник из темноты с двумя вертелами, возложенными на гнутое металлическое блюдо. Вкрадчиво подсунул их на стол и шмыгнул прочь. Хелот взял ножку индейки и впился в нее зубами.
– Сэр Хелот, – тихонько сказал Греттир. – Перед разлукой я должен вам сказать одну вещь. Я не хочу, чтобы осталась ложь. Со временем она может превратиться в стену и разделить нас навсегда.
– Говорите, – кивнул Хелот, догадываясь, о чем сейчас пойдет речь.
– Это я выдал вашего Алькасара. – Греттир единым духом выпалил это и замолчал с несчастным видом.
– Я знаю, – спокойно сказал Хелот.
– Давно? – прошептал Греттир.
– Почти сразу же. Дианора прибегала в ваш дом, хотела просить вас – уж не знаю, о чем.
– Вы знаете Дианору?
– Разумеется.
Юноша склонился к столу.
– Кто вы на самом деле, Хелот из Лангедока? – спросил он совсем тихо.
Хелот поднял на него глаза.
– Я рыцарь, – произнес он, и было видно, что говорит он чистую правду. – А почему вы спрашиваете об этом?
– Вы ни на кого не похожи. Колдун? Ясновидящий? Бродяга? Разбойник? Заговорщик? Может быть, вы еретик?
– Я рыцарь из старой, обедневшей, но почтенной католической семьи, – повторил Хелот. – Все дело в том, что я именно тот, за кого себя выдаю, и совершенно не тот, за кого меня принимают...
– Так вы не сердитесь?
– За что? За Алькасара? Вы сделали то, что должны были сделать. Он унизил вас, он ваш враг. Бог знает, почему в Гнилухе он не перерезал вам горло в тот самый миг, как последний стражник скрылся за поворотом. Думаю, он просто торопился и забыл о вас.
– Как – забыл? – От растерянности Греттир даже выронил вертел.
– Очень просто. Он не такой, как вы или я. Он дикарь и варвар. И Дианора любит его... а я люблю их обоих.
Хелот отставил кубок. Огонек свечи озарял его худое остроносое лицо.
– Скажите лучше, вы не видели сегодня свою прабабушку?
– Санту? Да, она промелькнула пару раз, но... почему вы спросили о ней?
Хелот тихонько подул на свечку, следя за тем, как трепещет огонек.
– Если бы она была живой, я бы сказал, что обеспокоен ее здоровьем. Не знаю, как это спросить, когда речь идет о призраке.
– Да, она какая-то вялая... Ничего, оправится. Один раз, еще в прошлом столетии, на нее брызнули святой водой. А эта истеричная дура, моя мамаша, наделала в ней дырок, когда раскрошила гостию и запустила в Санту, стоило той прошелестеть по библиотеке. Бедная моя бабушка всего лишь хотела взять бутылочку токайского. Однако после нападений она всегда восстанавливала силы.
Хелот погрузился в молчание. Он тянул красное вино, наслаждаясь теплом и радуясь тому, что не нужно сейчас, сию минуту, вставать и идти в морось и сырость по темному раскисшему Ноттингаму за городские ворота. Лес – это завтра. Сегодня – очаг, свеча и тихая беседа.
– Кем бы вы ни были, сэр, – мрачно сказал Греттир, – кое-кому в Ноттингаме будет вас очень не хватать.
– Я тоже привязан к вам, сэр, – ответил Хелот. – Но мне нужно еще отдать мои долги Локсли.
– Это из-за меня, – покаянно прошептал Датчанин.
Хелот налил вина себе и своему собеседнику и покрутил в ладонях кубок с заметной вмятиной на боку.
– Поменьше размышляйте о смысле жизни, сэр, – посоветовал он дружески. – И почаще слушайтесь советов Бьенпенсанты. Она вам добра желает.
– У вас в Лангедоке, – задумчиво сказал юноша, – был такой поэт, сэр Александр Баллок. Прабабушка читала мне его замечательную канцону, написанную от лица пленного рыцаря. Сэр Александр утверждает, что человек в горе и унижении становится как бы ребенком...
– Это очень верная мысль, – сказал Хелот, оторвавшись от вина. – Странно, что я не слышал стихов сэра Александра.
– Скажите тогда, почему этот Алькасар не стал ребенком? Почему ни Гарсеран, ни вы не казались ему всемогущими?
Хелот откинулся к стене, посмотрел на отлично прожаренную индейку, подтекающую жирком. Он хорошо знал, что Алькасар сейчас голоден. И долго еще будет голоден, если он, Хелот, не найдет способ вызволить его.
– Да, это очень верно, – повторил он. – Но сэр Александр не довел свою мысль до конца. Я думаю, с человеком такое происходит лишь в том случае, если он не готовил себя заранее к горю и унижению. – Хелот помолчал немного, собираясь с мыслями. – Рыцарь, вероятно, мог и растеряться, оказавшись за решеткой. Я и сам вел себя не лучшим образом. Другое дело – мой Алькасар. Он беглый раб с большим опытом.
Хелот залпом допил вино. Греттир смотрел на него с обожанием.
– Но как можно ГОТОВИТЬСЯ к такой участи, как... – Греттир нервно глотнул. – Как соляные копи? Хелот криво улыбнулся.
– Если ставить конечной целью не выжить, а остаться человеком, то можно продержаться где угодно, – сказал он без особой уверенности. – Даже на соляных копях.
– Вы хотите сказать... от всего отказаться? От человеческих привязанностей? От своего дома? От всего?
– Ты так говоришь, Греттир, как будто это что-то ужасное. По-твоему, бездомность – это жизнь над вечной пропастью?
– Не знаю... – Греттир вдруг будто наяву услышал голос Дианоры и ее песню: