– Какие меры я принял? – очень осторожно спросил Морган.
– Разве ты не призвал в мир Аррой свою мать, царственную Боанн, речную богиню, которая взялась навести порядок и извести супостатов, сиречь драконов?
– ЧТО? – Морган Мэган подскочил, побледнев. Сердце у него упало. – КОГО я призвал?
– Боанн, речную богиню. Ты же создал реку и дал ей имя своей царственной матери!
– Да, я сделал это – сдуру или по пьяни, сейчас уже не помню. Кажется. – Морган призадумался, силясь извлечь из глубин памяти этот свой необдуманный поступок (а сколько их еще было! Ой-ой...) – Ну да, я посетил гномов в их подземных пещерах, полюбовался, как они катают тачки, обогащают руду... Охота пуще неволи – вкалывают так, что мои надсмотрщики на каторге рыдали бы от восторга, хоть они и бесчувственные монстры, лишенные человеческих чувств,,. Даже их бы проняло! Какое трудолюбие! Какая изумительная алчность! Потом гномы пригласили своего творца на пир. Они всегда меня кормят и поят до отвала, заискивают. И как я напьюсь до бесчувствия, так пристают – то им золотоносную жилу сотвори, то алмазоносные кимберлитовые трубки. Я из-за них прочитал все геологические пособия, какие только откопал в Александрийской библиотеке. В тот раз они здорово перестарались, накачивая меня вересковым медом. Я впал в слезливую сентиментальность и с тоски по материнской ласке создал реку Боанн... Протрезвел, ужаснулся, но было уже поздно. А теперь, говоришь, эта стерва прослышала и пробралась в мой мир?
Лицо Иллуги выражало ужас. – Не говори так о правительнице! Она услышит, она придет, страшен будет гнев ее!
– Да прекрати ты! Не мракобесничай. Я – Демиург, так что ж ты боишься какой-то правительницы? Кто она предо мной? Да знаешь ли ты, что твоя любимая Боанн как только выродила меня, так сразу выбросила на берег и больше своим сыночком не интересовалась? Я рос как сорная трава. Беспризорно. И когда меня осудили на эти проклятые рудники, она и пальцем не шевельнула, чтобы меня вызволить.
– И все же Боанн – великая правительница. Она пришла в Аррой, встав из вод потока. Прекрасной была она, как утренняя заря. Одетая во все алое, с волосами цвета зимнего заката...
– Розовыми, что ли? – перебил Морган Мэган. Иллуги укоризненно взглянул на него.
– Золотыми, – поправил он Демиурга. – Она стояла на спине белой лошади и, подняв руки с обращенными вперед ладонями, так заговорила: «Ведомо мне, что создатель земель ваших, о тролли, гномы и великаны, Морган Мэган, называющий себя магом, необдуманно, в порыве гнева или же под влиянием горячительных напитков сотворил злобное племя драконов и поселил их за рекой...»
– Перед кем это она так распиналась? – снова встрял Морган Мэган.
– Перед народом холмов, – пояснил Иллуги. – Так рассказывают. Мне продолжать, или я вызвал твой гнев, и мне лучше не искушать судьбу?
– Продолжай, – мрачно разрешил Морган. – Ты же не виноват в том, что моя мамаша – набитая дура.
Иллуги покосился на Моргана с нескрываемым ужасом и пробормотал:
– Не говори так. Ты Демиург, тебе ничего не будет, а меня она покарает страшными карами за то, что я слушаю подобные речи.
– Ладно, не буду. Что она еще сказала? – Она сказала, что всякий, кому дорог мир Аррой и Лес, где высокие деревья, не должен ни есть, ни пить спокойно, покуда жив хотя бы один дракон. И многие отправились в поход на супостатов, но мало кто вернулся – драконы уничтожили много гномов и троллей бессчетно. Тогда гномы объявили, что не могут больше рисковать, ибо малым числом не смогут добывать драгоценные камни в потребных количествах, и ушли в свои горы. Но все же немало гномов осталось. А тролли никак не могли угомониться, но и второй поход не принес удачи... 'Тогда и пошла молва о девушках, отдаваемых драконам на растерзание. Я, правда, не видел ни одной такой девушки, но дыма без огня не бывает. Потому и отдал свою дочь Имлах за великана, лишь бы она ушла из этих краев.
– Так, так. Продолжай. – Морган был мрачнее тучи.
– Словом, ныне у Городищенской Лавы на реке Боанн стоит кордон. Следят, чтобы никто за реку не ходил под страхом смерти.
– Это еще чье дурацкое распоряжение? Тоже матушкино?
– Разумеется. И оно не дурацкое, а очень предусмотрительное. «Одно дело доблесть, другое – удача» – так сказала царственная Боанн, когда призвала отказаться от священной войны, жалея свой народ.
– ЧЕЙ народ? – поразился Морган. – Это МОЙ народ! Ай да маменька! Всплыла из пучины водной спустя столько лет! Конечно, кому не охота прийти на все готовенькое и начать наводить свои порядки! Лучше попробовала бы сотворить что-нибудь свое! Трудиться-то никто не любит, всем дай попользоваться! Я ей покажу!
Он встал. Иллуги тоже поднялся на ноги. Непостижимым образом тролль вдруг стал ниже ростом, чем Демиург. Морган Мэган грозно заявил:
– Здорово ты ее, Робин. свободен делать все, что ему вздумается. Хочет воевать – пусть воюет. Хочет лгать, красть, прелюбодействовать – пусть лжет, крадет и прелюбодействует, хоть это и не похвально. Это ЕГО дело, и незачем всяким земноводным дурищам вмешиваться со своими указаниями!
– Создатель! – отчаянно вскричал Иллуги. – Мне не следует слушать твои речи!
Но Морган уже рассвирепел, и его было не остановить.
– Молчи, презренный! – загремел он. – Не смей называть меня «создатель»! Я создавал несовершенных, но свободных и бесстрашных людей. Я не создавал трусов и лизоблюдов!
И оттолкнув от себя Иллуги, Морган Мэган бросился бежать в чащу Серебряного Леса.
Лаймерик сунулся в комнату, где Хелот был занят делом: изучал карту мира Аррой, взятую у баронессы.
– Хелот из Лангедока, – торжественно провозгласил маленький человечек, останавливаясь на пороге. – Имлах по прозванию Кукушкин Лен из Серебряного Леса приглашает тебя на приватную беседу в круглой гостиной замка Аррой, принадлежащего Теленну Гваду, величайшему из баронов Леса, где высокие деревья.
Эту тираду он выпалил единым духом, ни разу не споткнувшись.
Хелот улыбнулся и отнял карту у горностая, который вцепился в угол зубами и норовил утащить ее. – Хорошо, Лаймерик, я иду. – Я передам госпоже Имлах из Серебряного Леса, что Хелот из Лангедока оповещен о приглашении и направляется в круглую гостиную замка Аррой...
– Да, конечно, – перебил его Хелот, но Лаймерик лишь удостоил его взгляда исподлобья и непоколебимо завершил:
– ... замка Аррой, принадлежащего Теленну Гваду, величайшему из баронов Леса, где высокие деревья.
И, повернувшись к Хелоту спиной, величаво удалился.
Хелот свернул карту трубкой и последовал за забавным глашатаем баронессы. Имлах уже ждала его. Быстро кивнув Хелоту, она обернулась к Лаймерику, который застыл в торжественной позе, не обращая внимания на двух горностаев, атакующих кисточки с его парчовых туфель. Распушив хвосты и прижав круглые ушки, звери с кудахтающим звуком предпринимали атаку за атакой, пока Лаймерик не схватил одного из них (второй тут же умчался прочь).
– Благодарю тебя, Лаймерик Окраина. Твои услуги замку Аррой неоценимы.
– Я рад, если это так, госпожа Имлах. Я могу идти?
– Разумеется.
Поклонившись, Лаймерик с достоинством отбыл, унося на руках притихшего горностая.
Хелот проводил его удивленно-смешливым взором, но Имлах опять не поддержала веселости своего гостя. Она подняла брови и сжала рот, всем своим видом давая Хелоту понять: любая, самая невинная насмешка над Лаймериком не вызовет у нее одобрения.
– Скажи, Хелот, что ты намерен делать дальше? – заговорила Имлах.
– Не знаю. Я хотел бы отправиться в селение к Народу и потребовать, чтобы мне отдали назад моего оруженосца, но ты запретила мне это делать.
– Идти в селение не требуется. Сегодня прибыл посыльный и привез твоего мальчика. Его признали за дакини и возвращают тебе.
Выражение лица Имлах насторожило Хелота.
– С ним что-то случилось? – спросил Хелот, чувствуя, что сердце у него падает.
– Они убили его?
– Нет. Они не хотели его убивать. С какой стати? Он не причинил им зла. Напротив, они думали принять его в свою семью. Ведь это великая честь – 1 принадлежать к Народу.
Ответ Имлах понравился Хелоту еще меньше, чем тон, которым она говорила.
– Твои слова уклончивы, Имлах, – сказал он. – Что с ним? Он жив?
– Пока жив. Идем, я хочу показать тебе его. Она поднялась и повела Хелота вверх по узенькой винтовой лесенке на верхний этаж башни, где возле узкого окна на большой кровати лежал очень маленький Тэм Гили.
Хелот осторожно подсел к нему. Он заметил, что на ушной раковине мальчика запеклась кровь, и прикусил губу.
– Тэм, – позвал Хелот. – Это я, Хелот.
Мальчик открыл глаза и очень тихо сказал:
– Я рад, что это вы, сэр. Она больше не вернется?
– Кто?
– Фейдельм.
– Кто это?
– Она красивая и страшная, – прошептал Тэм. – Она как в тумане, как из-под воды... Я думаю, она ведьма, сэр.
– Это она тебя покалечила?
– Я не знаю. Она коснулась меня, и ударила молния. Мне показалось, что она не хотела этого. Я боюсь.
– Чего ты боишься, Тэм?
– Здесь была еще одна женщина. Кто она?
– Это госпожа Имлах, хозяйка замка Аррой. Она тебе поможет. Ты будешь слушаться ее, хорошо?
– Конечно, – сказал Тэм, – раз вы так приказываете. Я могу попросить одну вещь, сэр?
– Попробуй.
Тэм закрыл глаза.
– Я очень голоден, – сказал он. – Не могли бы вы принести мне немного хлеба?
Имлах, внимательно слушавшая этот диалог, подпрыгнула и захлопала в ладоши.
– Получилось! – крикнула она. – «Голод – первый признак жизнеспособности умирающего» – так говорит отец медицины Шумукан. Ай да Имлах! Ай да Кукушкин Лен! Получилось!
– И, повернувшись к Хелоту, зачастила: – Это было совсем новое заклинание, довольно рискованное. Я призывала Силы Радуги оставить его. Ведь Сила Фейдельм – в той Радуге, которая окружает ее, понимаешь, Хелот-дакини? Ах, как я рада! Сам Морган Мэган признал бы, что я права, если бы мог видеть мою работу. И вдруг зевнула.
– Устала. Работа кропотливая. Да и кроме того, нервная: был страшный риск напороться на чужое заклинание, которое по какой-либо причине не сработало и застряло в... – Она щелкнула пальцами. – Не могу объяснить. В том поле, которое есть у каждого существа. Это было опасно. Но теперь все позади и...
Хелот прервал ее восторженные излияния:
– Я вынужден напомнить тебе, Имлах, что мальчик попросил хлеба. Нельзя ли позвать кого-нибудь из слуг,..
Через несколько секунд в сопровождении пяти прыгающих горностаев в комнату церемониальным шагом вступил Лаймерик. На вытянутых руках он нес большую краюху хлеба с углублением в середине. Углубление было заполнено сметаной.
Склонившись, он поставил каравай на одеяло и отступил на два шага.
– Вкушай, отпрыск дакини, – проговорил Лаймерик.
Тэм принялся за еду, поблагодарив величавого слугу светлым взглядом. Хелот с удивлением заметил, что надменный мастер горностаев слегка улыбнулся.
По случаю очередного блистательного успеха баронессы Имлах в области магии и чародейства барон Теленн Гвад устроил грандиозное пиршество. Были приглашены также и соседи: военный вождь Народа Отон Осенняя Мгла, великий друид Народа Агафирс Медвежья Шкура, младшие вожди Онха и Харьян с женами и подругами.