Залман подал назад, но там уже напирали другие машины, и он, сигналя, заехал передним колесом на тротуар.
— Куда прешь? — дверцу рывком распахнул молодой полицейский с ошалевшим потным лицом. — Не видишь, что там?!…….!
Залман растерялся: обычно полицейские разговаривали с ним вежливо, и эта неожиданная атака ввергла его в замешательство.
— На кого орешь, идиот? — к ним подскочил другой страж порядка. — Соображай, бестолочь, на кого орешь, чтоб тебя Мерсмон поимел! Ты хоть соображаешь или что?!
Он грубо отпихнул младшего по званию к витрине магазина игрушек, где сидели куклы в пышных платьях и болтались на ниточках уродливые серые фигурки кесу, и начал выговаривать, за гомоном толпы Залман разобрал только "наша Летняя госпожа" и "будешь отвечать".
Потом старший вернулся к машине и сказал:
— Извините, господин Ниртахо. Деревенщина, недавно с Фосы, никого не знает и вести себя не умеет. Иди сюда, мерсмоново отродье, извиняйся!
Молодой полицейский, красный, еще больше взмокший, что-то смущенно пробормотал, глядя в сторону.
— Ситуация критическая, — снова обратился к Залману старший. — Вы посмотрите, господин Ниртахо, что творится!
Смугловато-белая гора вздрагивала, словно живая плоть. Налетевший с той стороны порыв ветра донес отвратительное зловоние.
— Что это? — спросил Залман.
— Ушлеп. Жрал отбросы на побережье, как обычно, а какие-то мерсмоновы кретины забыли запереть как следует береговые ворота, он и прошмыгнул в город.
Прошмыгнул?.. По отношению к этой вонючей громадине выражение не очень-то уместное. Ушлеп был то ли одним из странных порождений Леса, то ли пережитком Темной Весны — тут единого мнения не существовало. Эта отдаленно человекоподобная гора плоти, абсолютно неуязвимая и очевидно безмозглая, ошивалась в окрестностях Кордейского архипелага и поедала все, до чего могла добраться. Ушлепа интересовала только жратва. По счастью, он не был хищником, хотя сожрать труп или мертвецки пьяного, не способного убежать или уползти — это для него запросто. Изредка он обнаруживал пугающие сверхъестественные способности, но целенаправленно ими не пользовался. Зимой впадал в спячку, в остальные времена долгого года кормился в Лесу и на пригородных свалках, подстерегал машины с продуктами, разорял огороды — к этому притерпелись, как к неизбежному злу, однако Ушлеп на городских улицах — это событие, из ряда вон выходящее.
Жара. Залман выбрался из автомобиля и шагнул в водянистую тень возле витрины, где скалились и подмигивали красными стеклянными глазами игрушечные кесу. Настоящие кесу живут в Лесу, это автохтонная раса Долгой Земли — злобные, коварные, жестокие твари и в придачу людоеды, они были союзниками Мерсмона в его войне против рода человеческого. А Сандра говорит, что первой женщиной Залмана была кесу, якобы он рассказывал об этом Дэнису Кенао, а она подслушала. Наверняка что-то путает или сочиняет.
— Мне бы отсюда выбраться, — встревоженным извиняющимся тоном обратился Залман к полицейскому. — Дело в том, что мне нужно успеть в мастерскую и потом вернуться домой не позже семи, а то вечером ко мне придет Сандра…
Ну, какое бы дело посторонним людям, да еще должностным лицам при исполнении, до его мелких проблем? Однако полицейский офицер неожиданно принял чужую проблему близко к сердцу, проявил участие и заинтересованность.
— Ганс, иди сюда! — окликнул он одного из своих подчиненных. — Это осыпанный высочайшими милостями господин Ниртахо, у него нет времени здесь торчать, давайте по тротуару вот в эту арку — и через дворы. Потом вернешься пешком. Меня зовут капитан Галби, господин Ниртахо. Капитан Галби, всегда рад помочь хорошему человеку!
Он раза четыре повторил свое имя, но к тому времени, как машина, миновав задворки, выехала на Кондитерскую улицу, Залман успел забыть, как его зовут.
Сидевший за рулем Ганс сказал "до свидания" и исчез, Залман перебрался на место водителя.
— Что там случилось? — спросил кто-то.
В арку, из которой они выехали, с этой стороны никого не пускали. Стоявшие здесь полицейские то ли сами не знали, в чем дело, то ли не хотели говорить.
— Там Ушлеп, — выдал тайну Залман. — На улице Лесоборцев, где овощной рынок.
Кто-то ахнул, кто-то принялся ругать береговую охрану. Толстый щекастый мальчик лет четырех разревелся и спросил, всхлипывая, зачем Ушлеп пришел, если никто не хочет с ним дружить.
— Ушлепа создал Мерсмон, чтобы досадить Высшим и людям, — объяснила ребенку пожилая женщина с тяжелым обрюзгшим лицом. — Не будешь слушаться, он тебя съест.
От этой угрозы мальчик зашелся в плаче. Кто-то в толпе перед аркой рассуждал о том, что сегодня разгильдяи из береговой охраны пропустили в город Ушлепа, а завтра пропустят орду кесу или кого-нибудь похуже — гостей из Гиблой зоны. Залман пытался закрыть расхлябанную дверцу — похоже, придравшийся к нему на улице Лесоборцев полицейский что-то сломал.
— Не реви! — прикрикнула на рыдающего мальчишку женщина. — Ушлеп сюда не придет. Идем домой от греха подальше.
— Баба, я не буду плакать, если ты купишь мне Залмана и Эфлу.
— Если будешь хорошо себя вести, куплю Эфру.
— Я не хочу Эфлу, хочу Залмана, в нем шоколада больше!
— Тогда Ушлеп тебя съест, он всегда ест плохих детей!
Дверца все-таки закрылась, и машина тронулась — мимо витрины "Сладкой жизни" с муляжами тортов, конфетными россыпями и прозрачными коробками с парными фигурками: Залман из темного шоколада, Эфра из молочного.
Сандра утверждала, что это он, Залман Ниртахо, был живым прототипом шоколадного Залмана. И охота ей раз за разом повторять такую нелепицу! Все ведь знают, что это сказка, излюбленный сюжет комиксов и кукольных спектаклей.
Жил да был злодей Мерсмон (в отличие от остальных персонажей этого действа, реальное историческое лицо), и сумел он, прикинувшись хорошим, в долгом году пятьдесят девятом (или, если по староземному счету, одна тысяча восемьсот восемьдесят восьмом от Великой Миграции) стать Весенним Властителем Долгой Земли. Очень скоро тиран проявил свою истинную сущность: все в Весеннем дворце перекрасил в черный цвет, начал угнетать народ, рассорился с Высшими, с помощью черной магии создал Ушлепа и множество других мерзких тварей, завел себе гвардию из кесу, а еще силой взял в жены Эфру Прекрасную — добрую, трудолюбивую и скромную девушку с острова Мархен. Вопиющее попрание традиций: Весеннему Властителю жениться не полагается — подобно Летней госпоже, он обязан дарить своей благосклонностью многих. Моногамия, нерушимые узы брака — это для Осени и Зимы.
Как водится, дамы и девушки грезили о головокружительных флиртах с Весенним Властителем, всячески старались привлечь к себе высочайшее внимание, но Мерсмон объявил, что любит только Эфру и сделает ее своей Весенней Королевой, больше ему никого не надо. После совершения брачной церемонии он публично поклялся ей в верности Нерушимой Клятвой и отдал на съедение кесу тех парней с Мархена, которые когда-то за ней ухаживали, да еще заставил ее на это смотреть. Весенняя Королева плакала, и слезы из ее правого глаза, падая на землю, превращались в алмазы, а из левого — в жемчужины.
Страшные дела творились тогда на Долгой Земле.
Потом Эфра, так и не покорившаяся жестокому злодею, полюбила Залмана — отважного благородного героя. Маленьким мальчиком он потерялся в Лесу, его вскормили и воспитали дикие звери, поэтому он вырос сильным, ловким и бесстрашным. Ради своей возлюбленной он вызвал Мерсмона на поединок, и дрались они три дня и три ночи.
Пусть Темный Властитель одержал верх благодаря черной магии, израненный Залман последним ударом сумел разбить Камень Власти, обеспечивающий тирану неуязвимость. Залмана и Эфру заковали в цепи и бросили в темницу, а на следующее утро казнили. Однако без Камня Власти Мерсмон не мог противостоять Высшим, возмущенным его злодеяниями (по другой версии — восставшему народу), и его, побежденного, заточили в волшебную тюрьму в Кесуанских горах, в самом сердце Гиблой зоны, а герой Залман и Эфра Прекрасная вечно будут жить в людской памяти.
Смягченный вариант для самых маленьких: Залман и Эфра сумели бежать из застенков, возглавили мятеж и остались живы, потому что в самый последний момент подоспели Высшие, которые спасли их и одолели Мерсмона.
Эфру изображали в виде блондинки с сердцевидным личиком и ниспадающими до пят волнистыми волосами, в платье из серебряной парчи, Залмана — плечистым молодцом, похожим на лесного пехотинца с агитационного плаката, Мерсмона — отвратным патлатым типом с мертвенно-бледной физиономией и торчащими из-под верхней губы клыками, как у саблезубой собаки.
Разумеется, эта карамельно-героическая история не имела ничего общего с реальностью — об этом даже Сандра не раз говорила, хотя и продолжала стоять на том, что Залман и есть тот самый Залман.
Глава 2
Площадь Злаков с царственно сверкающей Золотой башней. Здесь-то Залмана и настиг турист-самоубийца. Сиганул со смотровой площадки — и прямо на капот, словно специально дожидался момента. Удар. Ошеломленный Залман вильнул в сторону, чтобы не наехать на отброшенное вперед тело, и до отказа вдавил тормоз.
Алые брызги на лобовом стекле. Старческое тело в пестрой рубашке, полосатых гольфах и широких оранжевых штанах до колена съежилось на асфальте, под ним расплывалась кровавая лужа. Старик добровольно умер, чтобы родиться заново на Долгой Земле, а Залману теперь не добраться до мастерской. Придется Сандре сегодня вечером обойтись без кофе.
— Вы не виноваты, — покровительственно бросил подошедший полицейский. — Еще один тронутый, обычное дело. За автомобиль получите страховку, все они при въезде покупают полисы, — и, поглядев на труп, равнодушно добавил: — Если б не ваша машина, его пришлось бы лопатами отскребать. А вы сами, часом, не носитель МТ? Выражение лица у вас характерное.
— Нет, — возразил Залман. — Я наоборот.
Если он не помнил, что с ним было, то носители МТ помнили то, чего с ними не было. Так называемая врожденная менемотравма: человек появляется на свет с обрывками воспоминаний о своей предыдущей жизни. Или, как объясняла материалистическая наука, с активированными записями в генокоде, унаследованными от предков. На Долгой Земле это достаточно распространенное явление, а на Изначальной — редкое, вот и возникло суеверие, что надо здесь умереть, чтобы после еще раз родиться. Какой-то предприимчивый менеджер из иноземного турагентства додумался использовать это для рекламы, с тех пор и пошло…
Конечно, и кроме туристов-фанатиков бывало всякое. То и дело какая-нибудь девушка объявляла себя новым воплощением Эфры Прекрасной, но при экспертизе выяснялось, что она не только не Эфра, но даже и не носитель мнемотравмы — либо фантазерка, либо истеричка. Случались и судебные казусы, связанные с феноменом МТ, самым нашумевшим из них было знаменитое дело о кастрюле с кредитками.
Некий Джануш Сабари, житель Касиды, мелкий чиновник, совершил кражу: залез в чужой дом, взломал пол в одной из комнат и вытащил из тайника, о котором хозяева дома знать не знали, полуторалитровую эмалированную кастрюлю, доверху набитую мятыми купюрами разного достоинства. Вора взяли с поличным. На суде Сабари заявил, что кастрюля принадлежит ему, он сам ее спрятал — в прошлой жизни, когда был Капитолиной Бачано, свояченицей хозяина ограбленного дома.