В доме юноша увидел древнюю старуху в нищенских обносках, расхаживающую по комнате такой горделивой поступью, словно она была королевой или богиней. Старуха являла собой зрелище и смешное и жалкое. Все в том доме было грязно, запущено, и не было на нищенке ни одной вещи, которую нельзя было не назвать рваньем, и даже удивительный небесно-синий плащ, накинутый старухой поверх ее лохмотьев — плащ, который струился как вода и казался невесомым, как перышко — даже этот плащ имел внизу маленькую дырочку, которую, очевидно, прогрызла мышь или какое-то другое мелкое животное.
— Простите, бабушка, — обратился Тайленар к старухе, — не известна ли вам дорога из царства тирана Казориуса? Вот уже три месяца я брожу по границам его страны, и не могу пересечь их — тропы, по которым я иду, поворачивают обратно, а когда я схожу с троп и иду по бездорожью, всегда оказывается, что я двигаюсь вдоль, а не от границ его государства.
— Мальчик, — улыбнулась старуха беззубым ртом. — Раз уж ты нашел меня, я отвечу на любой твой вопрос — но знай, что цена моих ответов всегда выше, чем польза, которую можно извлечь из них.
— Мне все равно, — сказал Тайленар. — Казориус посредством колдовства отнял у моей возлюбленной разум и сердце. Мне незачем больше жить. Меня не страшит цена.
— Если ты больше не хочешь жить, — спросила старуха, — зачем же ты так жаждешь вырваться из царства Казориуса? Умереть можно и здесь.
И тогда в потухших глазах юноши на мгновение вспыхнуло черное пламя ненависти.
— Нет! Сначала я отомщу этому нелюдю! За все, что он сделал с моей невестой… со мной… с нами! Скажи, ведьма, как мне покинуть его царство, как мне отыскать другого волшебника, который сможет остановить действие чар Казориуса на срок, достаточный для того, чтобы я мог бы вонзить меч в его жирное брюхо?!!
— Покинуть его царство трудно, — отвечала старуха, — ибо Казориус — Повелитель Сердец: так же, как он коснулся сердца твоей возлюбленной, коснулся он и сердца этой земли. Теперь она без его приказа не выпустит тебя на волю. А такого приказа Казориус не отдаст никогда.
— Как же мне быть?!
— Возможно, тебе следует отыскать кого-нибудь, сведущего в Искусстве, не выходя из его царства.
— Но на этой земле нет волшебников, равных Казориусу! — С отчаяньем воскликнул юноша. — А тех, которые ему не ровня, он подчинил своей воле давным-давно, когда только появился в нашей стране! С тех пор вся власть здесь принадлежит только ему одному.
— Мой дом, — сказала старуха, — находится на границе его земель, и я не принадлежу Казориусу. Он даже не подозревает о моем существовании.
— Значит, ты можешь помочь мне? Ты сможешь разрушить магию Повелителя Сердец?
— Я? — Засмеялась старая ведьма. — Я всего лишь Гветхинг, старая предсказательница. Немало лет я прожила в большом мире, от которого так успешно отгородился Казориус, и зарабатывала себе на жизнь, давая советы тем, кто в них не нуждался, и показывая карты дорог тем, кто и без того двигался туда, куда ему было нужно. Не раз меня проклинали и не раз пытались убить, однако ни то, ни другое не приносило успеха. Когда мне надоели глупые люди, приходящие со своими бедами, я решила удалиться на покой. Так я поселилась здесь, в домике на границе, равно отдаленном и от большого мира, и от царства тирана. И все же некоторые мои знакомые иногда вспоминают обо мне и навещают старую матушку Гветхинг, и некоторые из них обладают достаточной силой, чтобы без труда справиться с таким ничтожеством, как Казориус.
— Прошу тебя, мудрая Гветхинг, — воскликнул юноша, молитвенно сложив руки, — познакомь меня с одним из твоих посетителей! За это я отдам тебе все, что ты не попросишь!
— Заманчивое предложение, — сказала Гветхинг, жадно облизнув краешки губ. — Ох, заманчивое!.. Однако, мальчик, ты имеешь не так много, чтобы платить мне подобным образом. Радуйся, если того, что имеешь, хватит для расплаты с тем, кого ты хочешь нанять!
— Что же этот волшебник может от меня потребовать?
— О, многое! Слишком многое. Не лучше ли тебе забыть о своей возлюбленной и о мести тирану, тихо осесть где-нибудь неподалеку, ловить рыбу, чинить сети, и, может быть, даже найти себе жену и завести нескольких ребятишек? Поселись поблизости — тут как раз имеется все необходимое для такой жизни: пустые людские дома — выбирай любой, ничейные лодки и снасти. Я прикажу своей собаке, чтобы она не трогала тебя.
И юноша вздрогнул, поняв, кому принадлежит чудовище, истребившее целую деревню рыбаков. Но, набравшись мужества, так ответил он Гветхинг:
— Нет, благодарю. Я никогда не смогу забыть свою невесту. И никакая цена за помощь в ее освобождении не покажется мне высокой.
И тогда старуха вздохнула.
— Что ж, — сказала она, — я предупредила тебя о цене и пользе. Один из тех, кто, при желании, мог бы оказать тебе помощь, дожидается тебя на пороге моего дома. Ему потребовалось нечто, что способен раздобыть только отчаянный, безрассудный человек вроде тебя — но, полагаю, что вы сами сможете обсудить условия сделки. Поговори с ним, а потом возвращайся ко мне, ибо то, что он попросит, достать будет отнюдь не легко.
И юноша, поблагодарив старуху, вышел из ее дома. Оказалось, что за порогом дома человек в темной одежде все это время терпеливо дожидался его появления.
Того, кто ждал юношу, звали Мъяонель, Хозяин Безумной Рощи. Именно он подарил Гветхинг волшебный плащ, который позволил ей скрыться от людей и небожителей, постоянно донимавших ее своими вопросами. Взамен Гветхинг дала Мъяонелю совет, как овладеть колдовским могуществом. Мъяонель воспользовался ее советом, и взрастил из своего сердца, как из семени, колдовскую Рощу, которую люди назвали Безумной, ибо деревья ее были призраками, земля покрыта плесенью, а воздух вокруг переполнен миазмами распада и гниения. Над многими могущественными, ужасающими и противоестественными силами обрел власть Мъяонель. Однако чем дольше жил он в своем царстве, тем больше убеждался в том, что потерял нечто более ценное, чем приобрел. Впрочем, понимал он это только умом — с тех пор, как его сердце растворилось в потоке волшебной силы, создавшей Рощу, никакие чувства не тревожили больше ее Хозяина — ни любовь, ни ненависть, ни даже жажда познания, которая прежде представлялась ему неотъемлемой от его существа. Нет, ничего этого теперь ему не было нужно.
Так проходили дни и недели, времена года сменяли друг друга, а Мъяонель сидел в Башне Без Окон, что высилась в центре Рощи, и равнодушно созерцал свое царство. Без печали, без радости, без тревоги, без надежды. Он медленно таял в Силе, которую приобрел, он жил желаниями своих деревьев и желаниями призрачных волков, и безумными желаниями мертвых животных, и дурманящими желаниями умирающих растений, и стремлениями гнили, расползавшейся по телу древнего леса — но сам он не желал ничего. Он застывал, становился недвижим, прорастал в средоточии Силы — подобно тому, как прорастало первое призрачное дерево, которое когда-то было посажено им в Царстве Бреда.
Однако он помнил, что прежде все было не так. Он знал, что было нечто, что заставляло его бороться, совершать поступки и безумства, не успокаиваться на достигнутом, и всегда желать чего-то большего. Мотивы, двигавшие прежним Мъяонелем, теперь представлялись ему глупыми, бессмысленными, но он не мог не осознавать того, что эта «глупость» была той самой силой, которая заставила его добиться нынешних высот в магическом искусстве. И тогда он решил снова навестить старую Гветхинг. То, что она носила волшебный плащ, позволяющей ей скрываться от глаз людей и небожителей, а так же от глаз самого Мъяонеля, не было для него помехой, ибо, даря старухе плащ, он припрятал в левой руке кончик одной из его невесомых нитей. Теперь, скатывая нить в клубок, он покинул Рощу и пересек несколько стран, населенных людьми, миновал Долину Оборотней, и безжизненную пустыню, где обитали фантастические чудовища, не останавливаясь, прошел по Огненному Мосту — пылающему пути, протянутому между двумя древними мирами. Наконец нить привела его на морской берег, к старой разваливающейся хижине — здесь жила Гветхинг с тех пор, как покинула свое прежнее обиталище. Мъяонель вошел, не постучавшись, а поскольку слуг Гветхинг, крысы и собаки, в этот момент не было поблизости, никто ему не воспрепятствовал и не загородил дорогу.
Гветхинг не подала виду, что удивлена его приходом — напротив, с кривой усмешкой встретила она Мъяонеля, как будто ожидала, что он должен будет в сей день придти к ней.
— Ох-ох-ох, — сказала она, — нету мне на этом свете покоя. В море, что ли, утопиться, чтобы никогда больше не видеть дураков? И таких прощелыг, как ты, неборожденный, вместе с ними…
— Твой совет был с изъяном, — произнес Мъяонель, — и с изъяном был мой дар. Только лишь от тебя одной зависит, отдам ли я тебе этот клубок нитей, или заберу обратно свой плащ.
— И что же ты хочешь от меня теперь, хитрец?
— Я хочу вернуть себе то, что потерял, приобретя Силу.
— О, это совсем нетрудно! Но помнишь ли ты о том, что цена моих советов всегда выше, чем польза, которую они приносят?
— Я не намерен больше играть в эти игры, — все тем же ровным голосом, без малейшего проблеска чувства, отвечал Мъяонель. — Прежде чем соглашаться, я хотел бы сначала узнать эту цену.
— Пока не попробуешь — не узнаешь. Ты полагал, что, отказавшись от части себя, уподобишься пшеничному семени, которое, умирая, возрождается колоском с десятью или двадцатью семенами? Как видишь, ты несколько ошибся. Не боишься ли ты теперь, вернув себе утерянное, в тот же миг страшно пожалеть об этом?
— Нет, — равнодушно отвечал Мъяонель, — не боюсь.
— Тогда слушай, глупец: чтобы вернуть в свою жизнь смысл, тебе всего-навсего нужно найти себе новое сердце.
— Как же мне найти его? Или я могу взять любое, которым смогу овладеть?
— Немного будет пользы от этого, неборожденный. Сердце тебе должны принести — как дар или как плату, ты волен лишь принять его или отвергнуть. С подобными делами лучше всего справляются герои — и я знаю, что в эту самую минуту один из них приближается к моему дому. Встреть его на пороге, Мъяонель, и оставайся там, пока мы будем разговаривать. Я должна предупредить этого юношу, как предупреждала тебя, ибо даже такие дураки, как ты и этот мальчик, заслуживают того, чтобы им хотя бы один раз рассказали о последствиях их необдуманных поступков. Ты не услышал моего совета, но, может быть, у мальчишки ума будет побольше и он не захочет становиться героем.
Мъяонель, не споря, вышел, ибо с тех пор, как потерял сердце, ему не было никакого дела до лести или оскорблений. И он стал дожидаться юноши. А когда тот появился и вошел в дом — ждать окончания их беседы со старой Гветхинг.
…И вот юноша вышел из дома старухи, и почтительно обратился к волшебнику, лишенному сердца, моля выступить против Казориуса, поработившего душу его возлюбленной.
— Я слышал твою просьбу, — сказал Мъяонель, когда юноша замолчал, — и вот мое условие: принеси мне сердце, которое я посчитаю достойным себя, сердце, полное отваги и воли, сердце, умеющее любить и ненавидеть, сердце существа необыкновенного, незаурядного, необычайного. Как только ты добудешь такое сердце, жестокой местью я отомщу Казориусу за твои унижения, и сниму чары с сердца твоей невесты.
— О господин! — Воскликнул юноша, опускаясь перед Мъяонелем на колени. — Я сделаю все, что ты ни прикажешь, но молю — прежде исполни мою просьбу! Меня сводит с ума мысль, что, пока я буду разыскивать тебе то, что ты просишь, моя невеста останется жить во дворце тирана на положении последней рабыни.
— Мне неведома жалость, — сказал Мъяонель, — на которую ты, вероятно, рассчитываешь. Принеси мне сердце — и я научусь сочувствовать и поступать, не считаясь с собственной выгодой. А пока что мне нет дела до того, какое положение- стоя прямо или на коленях — ты занимаешь при разговоре со мной. Полагаю, что беспокойство за твою невесту слегка подстегнет тебя в поисках, и поэтому мой ответ тебе — нет. Позови меня, когда достанешь то, что я прошу — но не раньше.