— Ты лезешь не в свое дело! — тихо, с ноткой угрозы выплюнула женщина, наклонившись вперед, смотря прямо в два бездонных черных омута. Правда, через несколько секунд она вынуждена была отвернуться, иначе могла бы лишиться своей части Творца. Смотреть долго в глаза Хаоса, когда он явно не в духе, не рискует никто… Кроме его детей. Но тут уж, ничего не поделаешь.
— Нет, дорогуша. С тех пор, как она стала моей дочерью, это мое дело, еще как мое! — он продолжал сохранять видимое спокойствие, пока в душе (или что у него там?) клокотала ярость и злость, смешанные с желанием дать этой гордячке попробовать ее собственное лекарство на вкус.
Увлекшись решением собственных разногласий, ни Хаос, ни Ёфи не заметили, что в зале остались лишь несколько Древних. Они сами, Фанэт, Хемль, Фати, Нихт, Лай, Фай, Айра и Воттер. Для остальных же этот разговор, перегруженный деталями и непонятными им вставками, перестал быть интересным уже давно. Они предпочти неспешно и осторожно уйти, оставив лишь тех, кто имел наибольший вес среди них и мог хоть как — то повлиять на стихия, начавшего постепенно выходить из себя. Это стало понятно по размазанным очертаниям окружающей обстановки. Пространство шло рябью от сильных эмоций Хаоса, лишь волей других Древних оставаясь неизменным. Но если обстановка и дальше продолжит нагнетаться, то ничто не удержит его на месте.
— Ёфи, он в чем — то прав, — медленно протянул Фанэт, положив руку на плечо женщины и удерживая ее на месте. — Я с самого начала говорил тебе о том, что с этой малышкой нельзя идти про проторенному пути. Кровь эрханов дала не самый ожидаемый результат. В итоге у нее значительный перекос сил и она даже исцелить себя самостоятельно может лишь путем сложных ритуалов, энергоемких и требующих применения опасных и крайне редких ингредиентов. Конечно маска в какой — то степени оттягивает на себя все отрицательные последствия твоего генома… Но если бы не она и не магия дракона, то она не смогла бы выносить свое дитя, не то что родить. А если бы и родила…
— Мать никогда не откажется от своего дитя! Каким бы оно ни было! — огрызнулась Ёфи, дернув плечом и скинув его руку. — Я считаю что она — мой лучший результат!
— Если бы не мое вмешательство, Ёфи, она была бы мертва. Договориться с Гекатой было крайне не просто и только то, какое место я занимаю в нашей иерархии, дало возможность оставить ее в живых. Правда, в обмен на определенную плату.
— Какие интересные подробности я узнаю, — язвительно протянул Хаос.
Шуршик пушистой стрелой пронесся по полу через весь зал и шмыгнул на колени хозяина, распластавшись на них в позе морской звезды и, для надежности, вцепившись когтями в брюки так, что наверняка впился в кожу.
— Ня! — шуршун зажмурился, прижав уши к голове. — Ня! Ня! Няа — а–а!
— Отцепись, — тихо попросил Хаос. Причинять боль любимцу он не хотел категорически, поэтому попытался отцепить Шуршика от себя обычным способом, вытягивая острые как иглы когти из собственного тела. В ответ его ощутимо тряхнуло током, а сам пушистый зверек зло зашипел. Прекрасно понимая, что пока тот сам не слезет, его не снять с колен, стихий глубоко вздохнул, стараясь взять себя в руки, и снова откинулся на спинку кресла.
Оставшийся так сказать малый круг Древних, настороженно молчал, ожидая его дальнейших слов и действий. Будь на то воля Хаоса…
Ох, жаль, что сейчас использование этой самой воли может аукнуться не самыми приятными последствиями для его подопечных.
— Ня? — настороженно пискнул Шуршик, скосив глаз на хозяина. Увидев, что тот больше не пытается встать, свернулся клубком на коленях, уцепившись хвостом за руку Хаоса, и замурлыкал. — Ня — я–я-я…
— Ня, ня, — едва слышно хмыкнул мужчина, поглаживая зверька за ушками. — Герой ты мой… Спаситель Древних…
— Твой глупый зверек успокоился? — деланно поинтересовалась Фати, закинув ногу на ногу и покачивая оной.
— Мама, я вас очень люблю, но советую быть осмотрительней в выборе слов и эпитетов в отношении моего фамильяра. Иначе уже ничто не спасет ни ваш гардероб, ни вашу коллекцию туфель. Помнится, у вас страсть к натуральной коже… А у моего шуршуна очень части чешутся не только лапки, но и зубки, — хищно оскалившись, Хаос перевел взгляд на Ёфи. — Я хочу сделать предложение.
— И что же ты можешь отдать взамен? Чем ты пожертвуешь, Хаос, ради спокойной жизни девчонки? — Ёфи насмешливо покачала головой. — Не смеши меня. Ты же… Ты же даже за нас ничего не предложишь, коли мы окажемся в беде. Что уж говорить про нее?
— Половину, — его слова потонули в многоголосом хоре.
— Что — что? — Лай сделала вид, что прислушивается. — Что ты сказал?
— Я сказал, что отдам половину Аранеллы, или любого другого мира, входящего в мой Дом, если ты избавишь ее от влияния своего генома.
И снова тишина. Слова, произнесенные спокойным, вкрадчивым и чуточку ленивым тоном произвели эффект нехилого фаербола, взорвавшегося прямо посреди зала. Древние в немом изумлении смотрели на совершенно серьезного мужчину, лишь вежливо улыбавшегося им и не дающего возникнуть даже тени сомнения в искренности прозвучавшего предложения.
Отдать половину мира… Высокая цена за спокойную жизнь обычного живого существа. Хаос, не разменивавшийся на малые цели, не оглядывавшийся назад и шедший вперед даже по трупам, сейчас терпеливо предлагал добровольно отдать власть в мире, причем в любом мире входящим в состав колоды его Дома.
Сам же стихий молчал, сохраняя выражения лица. Словно маску одел, спрятав любые возможные эмоции внутри внешней скорлупы — оболочки. Было ли ему жаль возможных потерь? Ничуть. За столько лет он научился ценить главное и материальное обеспечение себя любимого хоть и бывало периодически в приоритете, на самом деле всего лишь мелочная суета.
И коли ради спокойной жизни дочери нужно отдать мир… Хаос не сомневаясь отдаст его, если надо будет, принесет на блюдечке с голубой каемочкой и даже позволит помыкать собой, естественно в разумных пределах. Что такое собственная гордость? Всего лишь ничтожный мусор, раз ты не можешь поступиться ею.
На мгновение прикрыв глаза, Хаос потянулся по тонким нитям связи к своей семье. Яркий, импульсивный блеск души Сэмиры, сейчас завораживающий своим таинственным мерцанием. Словно там хранилась великая тайна, доступная только его обладательнице. Белый, практически ослепляющий, с сине — серыми искрами принадлежал Асте. Он время от времени становился глуше, как будто хозяйка сознательно уменьшало его силу, скрываясь и выжидая удобного момента. Теплый, согревающий и ласковый огонек, цвета кофе с молоком, ластился к рукам и тянулся заключить в объятия, окружая своей силой и энергией, стремясь защитить. Корана… Кто бы мог предположить, встретившись с ней, что ее душа таит такие чувства?
И последним робко горел яркий огонек фиолетово — зеленого цвета, пугливый и опасный одновременно. Ниила. Их обожаемое чудовище.
Стихий улыбнулся, пряча улыбку за переплетенными пальцами рук. Ему пришлось изрядно попотеть, что бы научиться жить не только ради себя, но он справился. И нисколько об этом не пожалел.
Ёфи пошевелилась, затем хмыкнула, а после расхохоталась, откинув голову назад. Она искренне веселилась, не замечая, как резко изменилось настроение Хаоса и если бы шуршун по — прежнему не занимал колени своего владельца, то боя вряд ли удалось бы избежать. Стихий находился в нескольких шагах от того, что бы вызвать Мать Землю на Поединок Чести. Тогда он бы с огромным удовольствием пробил бы ее живот и вырвал сердце, смотря и наслаждаясь тем, как медленно, но верно жизнь покидает это хрупкое тело.
Успокоившись, Древняя удостоила его насмешливым взглядом и протянула:
— Право, Хаос, ты смешон. Но мне приятно видеть то, как ты пытаешься выкупить чужую жизнь, даже через себя переступаешь. Вот только она мой потомок. И не тебе критиковать или менять то, что заложено Творцом. Как бы заманчиво не звучало твой предложение, я вынуждена ответить на него отказом. К тому же, она не так уж плохо справляется с тем, что я ей дала.
— Дорогая, но может быть… — Фанэт, заметивший, как побелело лицо Хаоса и заострились скулы, попробовал привлечь внимание своей спутницы, однако, Ёфи поднялась с кресла.
Отмахнувшись от мужчины, она подошла как можно ближе к сидевшему Хаосу и снисходительно потрепала его по волосам:
— Когда — нибудь ты, возможно, сможешь получить то, что хочешь. Но не в этот раз. Почему? Потому что она носитель моего генома, а значит, мне решать, что с ней будет дальше. Если тебя это утешит, то ее цикл практически подошел к концу. Если та девочка не напортачит в ближайшее время, то вскоре она станет самим совершенством.
С этими словами, Ёфи махнула рукой на прощание остальным и вышла из зала, с довольной улыбкой на лице.
— Мне жаль, Хаос, — Фанэт потер переносицу. По его лицу сложно было понять, о чем именно он думает, но улыбка вышла извиняющейся и сочувственной одновременно. — Ты сделал шикарное предложение по меркам Древних. Все же отдать мир или даже половину, это просто неслыханная щедрость с твоей стороны. Но Ёфи… Она вцепилась в свое дитя. И она не отпустит ее, что бы ты не предлагал взамен.
— Хорошо, — голос звучал спокойно и отстраненно, словно стихию действительно стало наплевать на предмет столь яростного спора. Он вежливо улыбнулся. — Благодарю за слова утешения, господин Фанат, — снова ехидство и ударение теперь уже на последний слог, словно попытка поддеть собеседника. — Но думаю, я в них не нуждаюсь.
— Как скажете, господин Хаос, — улыбнувшись, Фанэт махнул рукой и исчез в черно — сером вихре, оставив после себя легкий след пепла на полу.
Стихий фыркнул. Смерть. Любитель лишней показухи. Нашел благодарных зрителей и не стал упускать возможность покрасоваться перед ними.
— Хаос, тебе действительно придется смириться, — Хемль заговорил посреди возникшей тишины, сложив ладони в молитвенном жесте. Старик закрыл глаза, нахмурив брови. Вокруг него стал формироваться серебристый покров, что вызвало гримасу неудовольствия на лице стихия. Меньше всего ему сейчас хотелось услышать предсказание. Только кто его спрашивал?
По залу прошла волна магии, и разнесся глубокий, чуть дрожащий голос Хемля, наполненный мрачной торжественности и потусторонней глухоты:
— Та, чьи крылья спрятаны Судьбою, Нашла свой путь среди осколков боли. Держась одной лишь силой воли, Зажгла на небе новую звезду. Но крылья ночи настигают споро И оставляют привкус страха на губах. И сердце, брошенное впопыхах, возможно перестанет биться… Нам остается лишь надеяться… Молиться… И заставлять изрезанное сердце биться, лелея стертые мечтанья в прах…
Слова падали тяжелыми каплями, оставляя едкий зуд где — то в области позвоночника, словно по нему текла кислота, сжигая нервные окончания. Хемль был не простым Оракулом. В некоторых мирах его прозвали Черной меткой, за пророчество, в основном сулившие беды и неприятности.
Именно поэтому Хаос очень надеялся, что строки, слетевшие с потрескавшихся губ Оракула, относились вовсе не к той, о ком он думал и кому пытался помочь сегодня, торгуясь с Ёфи. Даже пальцы тайком скрестил, умоляя Творца снизойти до него и не дать очередному предсказанию сбыться.
Старик замолчал, разжав дрожащие руки, и сгорбился в своем кресле, опустив голову.