— Сначала он выиграет эту войну, затем другую, объединит Русь, после чего обратит взор на ромеев, как делали русы в прошлые века.
— Не обратит! — сказал Фока.
— Ты уверен?
— После того, как Некрас ушел в Русь, мы узнали, кто он такой.
— Говори!
Слушая логофета, базилевс задумчиво теребил бороду.
— Плохо, что ты узнал это поздно, — сказал он, когда Фока закончил, — мы потеряли единственного человека, который знает, как приручить смока. Если этому… — Мануил помедлил. — Некрасу нет места в землях русов, он найдет его здесь. Империи нужны умные и сильные военачальники. Передай Дионисию, а тот пусть сообщит Некрасу: руса ждут в Константинополе! Донисий может обещать ему все, вплоть до должности логофета. Не твою! — усмехнулся Мануил, заметив как вытянулось лицо Фоки. — С дромом чужеземец не справится. А вот логофет стратиотов… Почему бы и нет? По крайней мере, у Некраса нет здесь родни — некого наделять землями.
— Дионисий мог убить Некраса! — сказал Фока. — Он как сторожевой пес: если вцепится, не отпустит.
— Если он не убил Некраса сразу, вряд ли удастся это вновь, — сказал базилевс. — Судя по твоим словам, Некрас не из тех людей, которые позволяют напасть на себя дважды. Его наверняка хорошо сторожат.
— Зачем он нам? — спросил логофет.
— До сих пор не понял? — вновь усмехнулся Мануил, и логофет вдруг увидел перед собой прежнего базилевса — умного, решительного и беспощадного. — От крика смока бегут кони половцев, а кони турков и рыцарей разве другие? Стоит смокам разогнать конное войско, и наши земли станут обходить стороной. Как обходят в море корабли, страшась греческого огня. Содержать десяток смоков дешевле, чем тысячу катафрактариев, да и катафрактариев понадобится меньше. Мог сообразить сам. Теперь ступай! Мой астролог сказал: скоро в небе столкнутся две звезды, я хочу проверить расчеты…
«Сказать Ираклию, что на его должность прочат другого?» — размышлял Фока, покидая дворец. Царедворцу этого очень хотелось. Заручиться поддержкой такого влиятельного лица, как логофет стратиотов… С другой стороны базилевс хоть стар, но умирать не собирается. Если выплывет, что Фока не торопится исполнять его повеление… Поколебавшись, логофет решил Ираклия все же предупредить, но и повеление базилевса выполнить. А там… Некрас может погибнуть в княжьей усобице, может не доехать до Константинополя, да и в самой столице человеку, не искушенному в дворцовых интригах, выжить трудно… В том, что Некрас примет предложение Мануила, логофет не сомневался: слишком выгодно. Настолько, что можно забыть об опасностях, поджидающих в пути.
Определившись, Фока поспешил к Ираклию. О смоках, способных разогнать войско крестоносцев, он не думал — это не несло выгоды…
17
Некрас оказался прав: пальчики Оляны не сгодились для грубой работы. Толстый сыромятный ремень в ее руках не желал пролезать в пробитое шилом отверстие, а коли лез, деве не доставало сил затянуть его как следует. Глянув на эти мучения, Некрас забрал у Оляны куяки и кинул на колени брату: сшивай! Оляна обрадовалась. Смок топтался поблизости — Некрас снимал мерку для нагрудника, к тому же и оседланный — одновременно подгонялась сбруя. Не долго думая, Оляна взобралась на змея и примостилась в седле боком — по-мужски сесть получалось соромно — понева задиралась слишком высоко.
Змей, обретя юную всадницу, мгновение постоял, а затем пошел вдоль берега, качаясь на лапах, как лодка на волнах. Некрас скосил взгляд, но промолчал. Пройдя с десяток шагов, смок, который неуютно чувствовал себя на суше, повернул к реке и вошел в воду. Оляна тихонько взвизгнула и подняла сапожки. Некрас привстал, Олята следом. Змей пересек реку, развернулся и поплыл обратно. Выйдя из воды, он подошел к мужам и вдруг лизнул Некраса в щеку.
— Это что еще?! — нахмурился Некрас.
— Это он! Я не хотела… — стала оправдываться Оляна.
— Слезай! — Некрас подставил руки.
Оляна скользнула вниз и повисла на сотнике. Как показалось Оляте, с большой охотой. Расцепить руки на шее Некраса сестра не спешила.
— Лучше б кашу варила! — укоризненно сказал Некрас, ставя деву на землю. — Ватага к вечеру прискачет голодная.
— Нежана варит! — тряхнула головой Оляна. — И не только кашу. Просилась ей помочь — прогнала. Сказала: «Еще наваришься!» Олята овцу купил, хлеба, Ждан браги свежей принес, из ягод. Будет чем накормить!
— Нож у тебя есть? — вдруг спросил Некрас.
Оляна покачала головой.
— Вдруг опять Балша? — укоризненно спросил сотник. — Или кто другой? Не всегда рядом брат или я…
Оляна потупилась. Некрас вытряхнул из сумки ножи-засапожники, взятые у Колпаков, выбрал самый маленький и легкий. Подержал в руке, примеряясь к рукоятке, удовлетворенно кивнул. Затем усадил Оляну и сдернул с ноги правый сапожок — дева только ойкнула. Взяв лоскут кожи, Некрас выкроил мерку по лезвию, взял шило, тонкий ремешок и ловко притачал ножны изнутри голенища. Сунул в них нож, попробовал, легко ли извлекается, и натянул сапожок на ножку девы. Перед этим стащил онучу и плотно завернул маленькую ступню.
— Не давит?
Оляна встала, топнула ножкой и покачала головой.
— Попробуй достать!
Оляна сунула руку за голенище, вытащила нож, затем осторожно водворила обратно.
— Это надо делать быстро и незаметно, — сказал Некрас, усаживаясь. — Пробуй, привыкай! Не порежься! Закончим броню, научу, как и куда бить.
— Споро у тебя получилось! — сказал Олята.
— В половецком, затем ромейском полоне сбрую шил да сапоги тачал, — сказал Некрас усмехнувшись. — Даром не кормили. Раб!
«Били?» — хотел спросить Олята, но постеснялся.
Нагрудник и сбрую они закончили к вечеру, а в сумерках вернулась ватага. Едва перемолвившись с Некрасом, ватага поужинала и повалилась спать. Дозоры Некрас высылать не стал — без того было ясно, где люди Великого. Олята успел поспать, сотник велел ему сторожить стан. Оляна вызвалась сопровождать брата, Некрас не возражал. Брат и сестра верхом ездили вдоль берега, время от времени Олята, как учили, слезал с коня и ложился ухом на землю — слушал, не скачет ли кто. Гордость переполняла отрока: впервые послали в сторожу! Одного! Оляну можно не считать. Во-первых, сама увязалась, во-вторых, в случае чего толку от нее мало — нож держать и тот не умеет. А вот Олята и мечом, и копьем, и сулицей…
Ночь стояла тихая, никто не подкрадывался в ночи к становищу, и Олята заскучал. Поэтому не шикнул на сестру, когда та заговорила.
— У Некраса есть жена? — спросила Оляна.
— В ватаге ни у кого нет, — важно ответил Олята.
— У одного появилась! — возразила сестра, и отрок понял, что она улыбается.
— Нет у Некраса жены! — повторил сердито.
— Почему?
— Воевал много, был в полоне у половцев и ромеев… Когда ему? При такой жизни, зачем жена?
— Жена жене рознь! — сказала Оляна.
— Ты на него не заглядывайся! — сердито сказал Олята. — Он, может, князь!
— С чего взял?
— Ученый! Видел раз, свиток читает. Глянул через плечо — буквы не ведомые. Спросил: ромейские! Грамотных у нас много, нас тобою учили, есть люди, что по-гречески говорят, но читать по-ромейски!
— В полоне научился.
— В полоне сапоги тачал и сбрую шил. Стали бы раба учить! Видела, как ватага Некраса слушается!
— Так он старший!
— Почему он, а не Малыга? Тот и годами почтенней, и воевал более. Малыга Некрасу кланяется, как Светояр Ярославу. Если Некрас князь, то на смердке не женится. Ему и на боярыне зазорно.
— А как Улыба?
— Улыба не женой была, сударушкой. Жить с бабой и женится на ней — разная справа. Не ровня ты ему. Выбрось из головы!
Оляна надулась и более не заговаривала — так и проездили молчком до конца стражи. Сменившись, Олята поскакал в становище, а Оляна — в весь. Олята хотел сопроводить — мало ли что, но сестра слушать не стала. Олята не спорил — притомился.
Ватага встала с рассветом и едва поснедала, как из Белгорода прибыл гонец. Коротко перемолвившись с Некрасом, гонец ускакал.
— Сбираемся! — велел Некрас. — Завтра — рать. Светояр войско к Лысой Горе ведет. Выступаете немедля, я с Олятой на смоке вылетим затемно.
Дружинники сбирались быстро. Вытаскивали из тороков брони и шлемы, вздевали, проверяли оружие и сбрую. Олята с завистью глядел на оружие. У каждого дружинника оказалась кольчатая бронь с зерцалами, шлем с личиной, кроме мечей и засапожников, — палица или кистень. Копье и сулицы — само собой. У большинства бронь была побитой, изрубленой, даже проломленной, но все-таки бронь… Прослышав об отъезде, набежали из веси смерды и бабы, следом — дети. Совали хлеб, вяленое мясо, подносили ковши с медом и брагой. Дружинники не отказывали: выпивали на ходу, снедь совали в седельные сумы. Олята, довольный, что полетит на смоке, не путался под ногами. Взобрался на Дара и стоял в сторонке. Костер не успел догореть, как у становища вырос строй конных воинов: в броне, шлемах, с копьями и мечами. Малыга, проверяя, опустил стальную личину, его примеру последовали остальные: перед толпой возник десяток всадников с нечеловеческими железными лицами. Дети испуганно захныкали, взвыли бабы. Малыга с товарищами подняли личины, бабы успокоились, только продолжали всхлипывать малявки. Внезапно из толпы выбежала Нежана и легла на траву. Брага слез с коня и пошел к женщине. Нежана задрала подол, сверкнув белым телом, Брага спустил порты; мужчина и женщина слились на глазах у всех.
— Что это? — изумился Олята.
— Прощаются, — тихо сказал Малыга. — На брань идем.
— При всех?
— Обычай такой. Коли Брага не вернется, а Нежана родит дите, никто не попрекнет. Все послухи, что женой признал.
— Брага женится на Нежане?
— Почему нет? — сказал старый кмет. — Баба красивая, молодая, здоровая. Двух сынов родила, значит, и Браге родит. Горя хлебнула, нужду знала — не станет хвостом крутить, пока муж на рати. Хорошая женка!
«Правильно Оляна за Брагу не шла, — подумал Олята, отворачиваясь. — Не то б и ее на лугу…»
Прощание не затянулось. Брага вскочил на коня, Нежана пошла рядом, держась за стремя. У дороги дружинник, склонившись, поцеловал ее в уста и поскакал вслед уходящей ватаге. Нежана повернулась к толпе. Глаза у нее влажно блестели, но сама женщина улыбалась. Ждан первый поклонился ей, следом — другие смерды. Из толпы выбежали Первуша и Вторак. Мать взяла их за руки и, гордо подняв голову, пошла к веси…
После полудня из Белгорода приехал возок. Олята с Некрасом стащили на землю тяжеленные корзины с железными стрелами. Олята, любопытствуя, взял одну. Стрела была короткой, но толстой, с четырехгранным хищным острием. Тяжелая.
— Сверху кидать, — пояснил Некрас, забирая стрелу. — По моему велению сковали. Пробьет любой доспех.
— Смок подымет нас со стрелами?
— Еще и коня посадим! — заверил Некрас.
До вечера они прилаживали на крупе смока корзины, пробовали, легко ли открываются съемные донца.
— Ремень будешь дергать, как я скажу! — учил Некрас.
За хлопотами незаметно пролетел день. Оляна привезла обед, а от ужина Некрас отказался, сунув в седельную суму половину каравая и завернутую в холстину вареную баранину. Некрас облачился в кольчатую бронь и шлем, перепоясался мечом. У Оляты брони не было, обошелся куяком без рукавов. Куяк с нашитыми железными пластинами крепко стянул поясом с мечом. Оляна обняла брата и расцеловала, затем подошла к Некрасу. Сотник легко привлек деву к себе.