Конюшня и впрямь оказалась сразу за «Столом и Постелью». Гай осторожно прокрался к приоткрытым воротам, с тревогой думая, что будет, если его увидит
Одвин или жулики-подручные. По счастью, никто так и не попался на пути, и Гай проскользнул внутрь.
В конюшне пахло тем, чем обычно и пахнет в конюшнях: лошадьми, зерном, сеном и навозом. Кони всхрапывали в темноте, почуяв незнакомца.
– Лори! – тихонько позвал Гай, озираясь.
– Это ты, почтенный писец? – спросили из мрака. – Сейчас, погоди.
Совсем рядом вспыхнул огонек, и появился Лори со свечой в руке.
– Пришел-таки? Правильно, – одобрил он. – И поесть, никак, принес?! Совсем хорошо. А я на кухне кувшин опивок уволок, так что будет у нас с тобой сущий пир. Пойдем за мной… Звать-то тебя как, писец?
– Гай, – ответил Гай, входя в каморку Лори. Там и впрямь было уютно: маленький конюший вырыл ее прямо в сене, а внутри устроил удобное лежбище из тряпок и опять же сена. На полу вертелся бандитского вида рыжеполосатый кот.
– Только свечку не урони, – предостерег Лори. – А то пожар устроишь… Кот – мой, его Скратч зовут. Хороший кот, только говорить не умеет.
– А что, другие умеют? – удивился Гай.
– Есть места, где умеют. Рассказывали мне… – таинственно ответил Лори, поглаживая кота по спинке.
Они разделили сыр, сало и хлеб, не обделив и кота. Лори достал спрятанный в сене кувшин, налил немного коту в блюдечко. Жуя и отхлебывая из кувшина по очереди, они сидели некоторое время молча. Тишину нарушил Гай:
– Слушай, Лори, Одвин у меня забрал треть дневного заработку. Сказал, порядок такой. Это правда?
– А кто его знает… – пожал плечами Лори. – Может, и так. Должен же что-то хозяин иметь от писца, он ведь в его заведении сидит… Узнай в Гильдии, там подскажут. А теперь доедай, и давай-ка спать, почтенный писец. Мне завтра вставать рано.
Они улеглись на мягкое сено и накрылись какими-то грубыми, но теплыми полотнищами, от которых пахло конским потом. Лори задул свечу, и Гай начал потихоньку засыпать, но тут конюший толкнул его в бок локтем и спросил:
– А твои родители где? Тоже умерли?
– Нет. Тралланы угнали.
– Тралланы? Ни разу не видел траллана. А ты видел?
– Видел. Только я маленький был, в овине спрятался, они меня и не нашли. Страшные, все в железе, с топорами… Говорят, шубы из человечьих волос валяют.
– И шубы видел?
– Да это летом было. Шубы они, наверно, зимой носят, когда холодно. Но все равно страшные.
– Так они люди? Или нелюди?
– Кто ж их знает… – Гай вздохнул. Перед глазами замелькали оскаленные зубы, торчащие грязные, засаленные бороды," в ушах заскрежетало железо… – Вроде как люди, а присмотришься -уже не совсем… Не знаю.
– Стало быть, угнали родителей твоих… – Лори помолчал. – А ты как же?
– А меня монахи к себе забрали, из Обители Трех Богов. Они после тралланского налета пришли мертвых отпевать, ну и нашли меня. Я у них, почитай, восемь лет жил. Они меня грамоте научили, письму…
– Что ж сам в монахах не остался?
– А необязательно. У них это по желанию, кто хочет – сам придет, они и не зовут никого. Хорошие люди эти монахи.
– Не знаю, не знаю… – посопев, пробормотал Лори. – У нас все больше жирные да жадные. Ну ладно, все, спать давай. Поздно уже.
ТИЛЬТ. ФЛАГ ЗА ДЕРЕВЬЯМИ
Похлебку принесли, когда весь хлеб был съеден.
– А-а! – обрадовался чему-то знакомый разбойник. – Голод – он кого угодно скрючит. Да только ты, мастер, наверное, настоящего-то голода еще не знаешь.
С этими словами он разрезал веревки, связывающие Тильта, и сильно его пихнул – кажется, таким образом он помогал пленнику подняться.
– Ешь, мастер, ешь…
И мастер, повозившись и покряхтев, стал есть. Похлебка оказалась незатейливой: мясной навар (ни одного куска мяса пленнику не досталось), картофелины, какие-то разваренные овощи… Повар, судя по всему, особенно себя не утруждал – в бульоне попадалась паленая щетина, но все равно это была еда, жидкая и горячая… Ложка в ослабевшей руке Тильта дрожала, стучала по зубам, по краям миски. Разбойник с удовольствием смотрел на пленника, губы его шевелились, будто проговаривая неслышимые слова: «Вот и хорошо, вот и славно…»
К повозке подошли еще два человека: один – огненно-рыжий, конопатый, другой – с корявым пористым, лицом, похожим на подгорелый каравай.
– Ну что, Ферб, вести остальных? – спросил корявый, почесывая бедро жутковатого вида палицей.
– А поели они? -Да.
– Все готово?
– Давно уже, – недовольно отозвался рыжий. – Только тебя ждали, с четвертым.
Тильт понял, что четвертый – это он, и отложил ложку, зачерпнув напоследок с самого дна.
На него не смотрели. И он вдруг подумал, что сейчас очень удачный момент для бегства: рвануть полог с другой стороны фургона, перекатиться, упасть – и стремглав, вслепую, на авось – в лес. Он – быстроногий мальчишка. Они – неповоротливые мужики. Ну-ка догоните…
Тильт приподнялся, напружинился, глянул остро на отвлекшихся разбойников.
– Барон опять к нам подбирается, – озабоченно произнес рыжий. – Да и мужички местные ропщут. Пора менять место, слишком уж мы здесь задержались.
– Ишь, слово-то вспомянул: «ропщут»… – усмехнулся Ферб. – Скоро перестанут. Сдадим писак – и тут же двинемся. Осталось подождать два-три дня. А касательно барона – не бойся. Сам знаешь, у нас ловушки по всему лесу понапиханы. И посты всюду. Тихо он не пройдет… А громко пойдет – так тут мы покамест хозяева, не он, как ни крути. Да и дружина его только кабанов горазда по балкам загонять, а мы небось не кабаны, а?
Тильт, разом обмякнув, опустился на солому. На глаза навернулись слезы. Он дернул головой, вытянулся, будто кролик, получивший удар по затылку, и зацепился ступней за веревку. Ему вдруг ярко представилось, что ногу его оплела струна самострела, спрятанная в траве. Он даже услышал тихий щелчок и посвист короткой стрелы, сорвавшейся с арбалетного ложа…
– Кабанов, говоришь… Как бы там ни было, а вот Бондарь исчез, – негромко сказал корявый. – Говорят, к барону в руки попал. Может, и врут. А ну если правда?
– Барон умеет людей разговорить, – заметил рыжий.
– А Бондарь много чего выболтать может. Особенно если его за ногти как следует потянуть да пятки раскаленным железом принежить.
Разбойники покосились на притихшего пленника и отошли. Их голоса сделались невнятными, и лишь отдельные слова доносились до ушей Тильта.
– Поспешим… Денег хватит… Прячутся… Да, приходил… Тралланский корабль… Ждут…
Громко щебетали лесные птицы, готовясь к отлету в теплые края, и этот веселый щебет казался Тильту злой насмешкой.
Товарищей по несчастью Тильт увидел издалека: их долго выволакивали из малоприметной землянки, а потом вели через весь разбойничий лагерь к ручью. Пленники пошатывались на нетвердых ногах, озирались, жались друг к другу и вздрагивали, если их окликали. Выглядели они жалко. Очевидно, под землей они провели не один день.
Что происходило возле ручья, Тильт толком не разобрал. Кажется, разбойники хотели заставить пленников вымыться, а те думали, что их собираются топить, и потому слабо, но вполне действенно сопротивлялись. Ругань и причитания привлекли внимание едва ли не всего лагеря – и теперь Тильт смог оценить, насколько же велик разбойничий отряд. Пожалуй, помянутые Фербом баронские дружинники и в самом деле получили бы хороший отпор – к тому же терять лесовикам было нечего, в отличие от дружины, у которой дома семьи, жены, дети, хозяйство…
У ручья тем временем победила сила. Пленников раздели и сбросили в ледяную воду. Те сразу же полезли на берег, но им не дали выбраться, сталкивая обратно ногами и палками. Раз за разом голые испуганные люди карабкались по глинистому берегу, падали в ручей – и все громче становились крики и хохот разбойников.
Впрочем, забава головорезам вскоре наскучила, и относительно чистые пленники сумели-таки выбраться из воды. Они еще долго стояли на берегу, заметно дрожа и прикрывая руками срамные места, прежде чем им кинули новую одежду – простую, крестьянскую, наверняка отобранную у жителей какой-нибудь из близлежащих деревень.
Одевались несчастные быстро, и было в их движениях нечто такое, что заставило Тильта отвернуться. Вновь увидел он пленников, лишь когда они оказались в нескольких шагах от повозки. Руки у них были связаны за спиной. Конвоировал их только один человек – огромный, бритый наголо разбойник с кривой саблей в руке и двумя широкорылыми пистолями за поясом. Был он, наверное, из моряков – его могучую шею и руки покрывали бессчетные татуировки, изображающие корабельные сражения и морских чудовищ. Он и шел – словно по качающейся палубе ступал.
– Принимай друзей, – рыкнул разбойник, заметив, что Тильт на него смотрит. – Все сплошь – почтенные мастера…
К почтенным мастерам здоровяк отнесся, впрочем, без должного почтения – одного за другим закинул их в повозку, спутал каждому ноги, вытер со лба пот усердия и отступил на шаг, замерев и поглядывая то в сторону лагеря, то на возящихся в соломе пленников.
– Здравствуйте, уважаемые… – первым решился подать голос Тильт. – Меня Тильтом зовут. Писец я… А вы давно тут? Не знаете, часом, что с нами сделают?
Ему ответили не сразу. Лишь когда охраняющий пленников здоровяк потянулся, позевывая, кто-то быстро шепнул:
– Не знаем мы ничего… Ты помолчи…
Тильт повнимательней пригляделся к соседям. Если и было у них что-то общее, то в глаза оно не бросалось. Один – бородатый старик с лицом, похожим на моченое яблоко. Другой – белобрысый парнишка, на вид чуть постарше Тильта. Третий – худой, нескладный мужичок, невысокий и, должно быть, легкий, словно мешок соломы. Они не отрываясь, напряженно смотрели на лесной лагерь и бродящих по нему разбойников, и заразившийся их настроением Тильт почувствовал, что его тоже начинает зябко колотить. Он сцепил зубы и тихонько ругнулся.
Татуированный страж тотчас повернулся к повозке. На лицо его словно маска пала – свирепая, жуткая маска.
– Не вякать! – прорычал он, пуча глаза. – Еще услышу – отдубасю так, что душа в теле перевернется!
Тильт притих. Соседи так и вовсе дышать перестали. Лежали будто мертвецы. А может, и правда со страху вмиг перемерли?
– То-то же мне, – довольно сказал бритоголовый и отвернулся.
Вскоре к повозке вернулся знакомый Тильту разбойник.
– Ну что, почтенные мастера, готовы ли в путь? Сыты ли, умыты, здоровы? – Он улыбался. Точно такую улыбку Тильт видел на лице своего прежнего хозяина, когда тому удавалось провернуть особо удачную сделку. – Нет ли пожеланий каких? Жалоб?…
Разбойника звали Фербом – это Тильт запомнил. Был ли он предводителем банды? Вряд ли. Похоже, у лихих людей главаря не имелось вовсе, а основные решения принимали совместно несколько человек, пользующихся всеобщим уважением.
Ферб, очевидно, и был одним из них.
– Молчите? Стало бы, жалоб нет. Ну и хорошо, вот и славно.
Он отступил в сторону, пошептался о чем-то с бритым здоровяком, покивал, глядя на пленников. Вернулся, ухватил Тильта за ногу, потянул к себе.