— Я не работаю в туалете!..
— Да это не так трудно, как кажется! — принялся он убеждать практикантку, не понимая причин буйного веселья за спиной. — Маленьких поганцев можно просто разгонять! Даже особо бить не требуется — дал один раз в ухо, потом сами убегают при одном виде! А насчёт старших… о, я такую штуку придумал! Берётся фломастер — и пишешь на стене про каждого негодяя, которые шакалят по туалетам! С указанием фамилий! Стихами, представляете? Ну вы же знаете уже, что стихи — страшная сила?! Вы бы видели, сколько раз они замазывали моё творчество! На стенах чистого места не осталось! Не выносят подлецы правды, как вампиры света!
Он счастливо улыбнулся, вспомнив особенно удачные перлы.
— Уже три минуты, как идёт урок математики! — картавым голоском напомнила математичка, проходя в класс. — Почему все в коридоре?
— Володя доказывает, что писать на стенах туалета — это хорошо! — возмущённо доложила практикантка.
— Писать на стенах туалета, увы, мой друг, немудрёно… — меланхолично пробормотала учительница.
Первая красавица класса истерично хихикнула и под восторженную поддержку всех громко закончила всенародно известный стишок. Он только вздохнул, чем снова вызвал взрыв веселья, и отправился на место. Опять пошлость и смешки — а ведь о серьёзном говорил!
— Алиса Генриховна, докажите им, что единица равна двум! — мстительно посоветовал он. — А тем, кто не догадается, в чём подвох — двойку в дневник!
Класс выжидательно притих. Математичку не то чтобы никто не любил… о любви и речи не было! Её не уважали даже. Была она мала, болезненно костлява, и ещё что-то неприятное у неё произошло с тазовой областью: то ли уродство, то ли машиной поломало… — так что двигалась она вперевалку, как утица. Так её и звали за глаза. А ещё, видимо, в связи с некоторой абстрактностью и сложностью преподаваемого предмета, она обладала причудливым и непредсказуемым мышлением. Так что она вполне могла последовать совету!
— Урок сорвать хочешь? — нерешительно спросила она.
— Да Алиса Генриховна, да чего там срывать? Всё равно никто вашу алгебру не понимает и не любит, только шумят все и бездельничают! А так хоть напрягутся!
— Но это же даже не задача, а просто некорректно поставленные… — пробормотала она, подумала, пожала плечами — и взяла мелок.
— Если вы помните формулы сокращённого умножения — кто не помнит, посмотрите в учебнике — то должны понимать, что вот такое выражение равно…
Она легко и доходчиво разъяснила ход вычислений. И так же легко доказала, что единица равна двум. Класс озадаченно таращился на доску, затем кто-то потребовал повторить… В общем, урок прошёл весело и непринуждённо, учительница раскраснелась, разулыбалась… Практикантка тянула руку с задней парты, все хотела похвастаться, что она это знает, её дружно осаживали и пытались повторить вычисления сами… и звонок грянул противно и несвоевременно.
— Если Переписчиков берётся срывать урок, то делает это он неизменно качественно! — сухо подытожила математичка и приказала сдать тетради на проверку.
Вот такая вот благодарность. Да он за весь урок слова не сказал!
Учительница явно удивилась, когда он догнал её на выходе и перехватил тяжеленную сумку с тетрадями. Хорошо хоть сумку позволила забрать, а то вот бы была потеха — ученик и преподавательница дерутся из-за поклажи… А он просто хотел пообщаться с умным человеком. Ведь она, пусть и женщина, но знает математику! Наверно, знает. А может, даже и физику?! Нет, насчёт физики — это чересчур, это загнул…
У школы, как всегда, торчала разновозрастная компания под прикрытием здоровенного жирного бугая по фамилии Валенкин — с ударением на втором слоге, как он утверждал… и с вполне ожидаемой кличкой.
— О, Вован куда-то утицу повёл! — заорал Валенок и заржал.
— Цыпочек потискал, водоплавающих пробует… — добавил кто-то более языкастый.
Учительница, конечно, не услышала и не поняла, но неуловимо дрогнула.
Он посмотрел на её закаменевшую спину и мгновенно разозлился. Ну умная же женщина! А не защищается, даже если пинать станут! Ну что с того, что слабая? Можно подумать, дети как-то особо сильные! Умище-то на что тогда?! А там ещё и воля где-то должна быть нехилая — ведь иначе не закончила бы институт!
— Слушай, а ты знаешь, кто такой валух? — спросил он громко.
Полюбовался на настороженную физиономию старшеклассника и сообщил:
— Да это баран, только без яиц! Ему отрезают во младенчестве, чтоб жиром лучше обрастал. Отныне знай.
Проходящие мимо девчонки хихикнули — уж очень подходил бандитик под описание! — и даже в гоп-компании подавились смешками. Здоровяк затравленно оглянулся и почувствовал, что под ним разверзлась пропасть… и если дружков-прихлебателей ещё можно было заткнуть, то девчонки — они же завтра по всей школе разнесут! Обидная кличка Валенок теперь казалась ему очень даже ничего — да поздно, слово сказано… Изуродовать бы за такое! Но вместо этого здоровяк опасливо отбежал подальше и оттуда льстиво завопил:
— Ой, только по коленке не пинай!
Вот то-то же. Можно и барана научить по верёвочке ходить — если почаще пинать в коленную чашечку…
— Жестоко смеяться над физическими недостатками! — заметила учительница убеждённо и… как-то очень личностно.
— Да, — согласился он. — Да… и нет. В школе много толстяков. Но Валух будет один. Он… иного отношения не достоин.
— Любой человек достоин хорошего отношения! Откуда столько жестокости с детства?! А все кричат, что дети — цветы жизни… звериное безжалостное племя!
— Детское сообщество жестоко, — согласился он. — Иногда — по-звериному жестоко! Но по сравнению с миром взрослых… мир детей более справедлив, что ли? Да, именно так. Обострённая тяга к справедливости — это у детей. И страсти, и первая любовь, и неистовая жажда жить здесь и сейчас — это все только в детстве… И потому мир детей, как ни странно, более защищён… внутри себя. Своей пристрастностью, кстати, и защищён. Подлецов до сих пор не любят и высмеивают. И частенько бьют. И все ещё в цене честность, справедливость…
Лицо учительницы закаменело. У неё было явно другое представление о детской справедливости и детской жестокости. И ужасы детства она, похоже, помнила до сих пор. Ну, а ужасы школы — вот они, на каждом уроке…
— Я же сказал — по сравнению! — напомнил он. — Валух в школе — гроза для малышей и одиночек, и то до тех пор, пока не получит по коленной чашечке… Среди ровесников он личность презренная, и в целом по школе — тоже. Потому и собирает вокруг себя всякую дрянь — вот я их ещё прорежу, как выберу время… Но вот станет он взрослым, закончит пединститут — потому что там легче всего учиться! — и займёт должность в гороно… займёт обязательно, такие прорываются зубами и локтями на тёплые места! Ну и как, защитится взрослое сообщество от него? Кто-то даст ему по коленной чашечке?
Учительница неуступчиво помолчала.
— Защищаешь слабых от бед мира? — сказала наконец она. — Всех не защитишь. И всегда — тоже.
— Да не замахиваюсь я на решение мировых проблем! — возмутился он. — Я что, бог?! Да и никто всех не защитит, даже его величество закон! Закон ещё соблюдать надо и поддерживать! Вот я и делаю то, что должен делать каждый… каждый кто? Каждый интеллигентный гражданин, получается… я просто поддерживаю справедливость закона вокруг себя, в смысле, докуда нога дотягивается…
— Это насилие! — возмутилась уже учительница. — Чем ты тогда отличаешься от твоего Валуха? Он правит силой — и ты тоже!
— В этом смысле, естественно, ничем! А что, есть другие способы править?
— Но это бессмысленно!
— Да почему?!
— Да потому что так нельзя! Негодяи всегда сильнее, потому что их много!!! Они всегда будут побеждать, если силой!!!
— Вранье! Сволочей мало! Это, знаете ли, штучный товар, природой производится редко! Вот дать одному Валенку по коленке — и не станет его банды! И ведь дам!
— У меня, знаешь ли, жизненный опыт, не сравнить с твоим, ротсназе! Уж я-то знаю, сколько мерзавцев вокруг!
— Ну что вы, интеллигенты, такие трусливые, а?! Вы же просто боитесь, что вас стукнут или, не приведи господь, убьют даже! А Валенки не боятся — потому и давят всех! Творче, да что ж ты их создал такими вялыми?! Понимаю, почему меня всё время к бандитам прибивает — самая активная часть населения получается! На Жерь бы всех интеллигентов… а на Арктур даже лучше…
— Я слабая больная женщина!
— Вранье!!! А умище на что?! А объединиться? А натренироваться?! А вооружиться, ит-тырк-вашу…?!!!
— Думмкопф!!! Сопливый пацан! Я живу умственным трудом, я не бандитка — с ножиком бегать!
— Вранье! Воинственность интеллигентной жизни не помеха! Бегайте с красивым ножиком и деритесь изящно!
— Да я мирно жить хочу, не трогайте меня!
— Да какая это жизнь?! Об вас уже дебил Валенок ноги вытирает!
— Я слабая женщина!!!
Ну вот, пошли повторы… а так славно беседовали! Можно сказать, почти на равных…
Алиса Генриховна! — заметил он. — Вот мы идём посреди улицы и орём друг на друга. Это, конечно, по-своему увлекательно и эмоционально обогащает прохожих, но…
Учительница перевела дух и тоже успокоилась.
— Должен существовать иной путь! — наставительно сказала она. — К гуманизму нельзя прийти через насилие!
— Но ведь!.. — растерялся он. — Разве можно противопоставлять гуманизм насилию? Насилие — это же… это же просто инструмент, один из многих, что к нему все так прицепились? В любом самом разинтеллигентном споре один давит другого, можно сказать, в каком-то смысле тоже насилует… ну а побеждённый, естественно, вынужден убедить себя, что да, он был неправ, и подчинённое положение — самое сладкое из положений… а кто не убеждается, того долбят, пока тот не впадёт в депресняк… в жизни интеллектуалов полно примеров!
— Да, но… — уже растерялась учительница. — Но драться?!
— Дело привычки! — пожал он плечами. — На ссадины и боль перестаёшь обращать внимание быстро… ещё на тренировках фактически…
— Но это опасно, — тихо заметила она. — Я слышала, у вас иногда… убивают?
— Да, — хмуро согласился он. — Я думаю, тут вот что важно… гордость, чувство собственного достоинства — и страх перед смертью. Что в человеке сильнее?
— Этот твой… Валенок — гордый?!
— Э, с ним, как с любой гнусью, все гораздо проще! Он не гордый, он… тщеславный. И ещё — жадный. Зато эти два качества в нём гораздо сильнее страха смерти! Я за ним с ножом гоняться буду — но он всё равно не бросит свои тиранские делишки! Упрям, буй-тур, урод жирный…
Учительница остановилась, погруженная в свои мрачные мысли. И внезапно покраснела, как девчонка.
— Значит, говоришь, убеждают себя, что подчинённое положение — самое сладкое? — задумчиво протянула она. — Володя, а ты знаешь, твоя феноменальная слава пошляка — она ведь даже несколько преуменьшена и не отражает действительности!
— Алиса Генриховна! — возопил он растерянно. — Да я разве об этом говорил всю дорогу?!
— А разве нет?
Учительница тряхнула чёлкой и звонко рассмеялась — и на мгновение стала красавицей.