— Господин Керах занят, — не задумываясь отозвался Лиртво, тем самым ставя чужака перед выбором — ждать, когда торговец освободится, или назвать причину визита. Пока же гость раздумывал, целитель принялся беззастенчиво его разглядывать: обычный хуманс, без магических способностей, высокий, широкоплечий, обросший. Самое примечательное — брови. Густые, кустистые, с седыми волосками. А вот борода, усы и волосы до плеч — чёрные как смоль. Ну и голос, конечно: такого баса Лиртво раньше никогда не слышал.
Тем временем чужак определился:
— Скажи, Гаргиг Подкова пришёл. За заказом, — и ухмыльнулся с изрядной долей самодовольства.
Целитель в ответ молча кивнул, спрыгнул на палубу и принялся пробираться на корму, выслушивая по дороге очередную порцию добрых пожеланий — кричать на всю заводь показалось ему неприличным.
Торговец, узнав, кто и зачем его спрашивает, поморщился, но всё же попросил передать Гаргигу, что сейчас подойдёт, и принялся что-то шептать на ухо ближайшему слуге. Тот понятливо кивнул, после чего купец отправился на встречу с клиентом, поминая про себя демонов преисподней. Нет, как торговый партнёр, Подкова вполне Антира устраивал, а вот как человек… Было в этом здоровяке что-то непонятное. Что-то, чего Керах никак не мог определить. И это смущало. Тем более что проверить Гаргига не имелось никакой возможности — слишком маленькие здесь деревеньки, сёла и городки. Слишком недоверчивы живущие в них. Слишком заметны чужаки. Да и жрецы не пользуются таким авторитетом, как в цивилизованных землях. Точнее, официальные жрецы не пользуются, храмовые. Свои-то были чуть ли не в каждом роду, но — странные. Не принадлежавшие какому-то одному богу, а молящиеся тому, чья помощь нужна сейчас. Не чуравшиеся общения с духами. Не соблюдавшие общепризнанных канонов поведения. Больше похожие на шаманов диких племён. И тем не менее! И получалось, что присылать кого-то бесполезно: не скажут ему ничего. И хорошо, если просто не скажут, а то ведь места вокруг дикие: пошёл, мол, поохотиться и сгинул… А надолго кого сажать — как законники говорят, чувства к делу не пришьёшь. Даже если это чувства опытного агента. Потому и кривился Керах каждый раз, как со здоровяком сталкивался… Тот, в свою очередь, похоже, догадывался о чём-то. Во всяком случае, рассматривающий без всякого стеснения Подкову Лиртво (Шур объяснил, что лучше уж глядеть прямо, чем коситься) заметил мелькнувшую в глазах Гаргига насмешку и на всякий случай сдвинулся так, чтобы успевший подойти наниматель не загораживал от него чужаков.
Разговор начальников надолго не затянулся, и спустя пару минут пятеро сопровождавших здоровяка работников уже удалялись, таща каждый по большому тюку, а явно довольный сделкой Антир, проходя мимо целителя, весело оскалился:
— Поздравляю, господин Лиртво! Теперь вы официально Лиртво-мясник!
* * *
— Ваше Высочество! — дворецкий в чёрной, отделанной серебряным галуном ливрее вытянулся, щёлкнул каблуками и боднул воздух.
— Вольно! — по привычке скомандовал Рисхан. Вся мужская часть прислуги в доме второго сына бывшего короля состояла из таких вот ветеранов-отставников, прошедших не одну кампанию. — Его Высочество?
— В настоящее время занят! — отрапортовал бывший гвардейский десятник, продолжая тянуться. — Прикажете доложить?
— Дама? — главнокомандующий не торопясь подошёл к одному из низких кресел, предназначенных для ожидающих гостей, уселся и немного поёрзал, устраиваясь поудобнее.
— Виноват? — изобразил непонимание дворецкий.
Рисхан хмыкнул: сменив место службы, его люди — бывшие его люди! — сменили и хозяина. Конечно, уважение к командиру у них осталось, как остались и привычки: вместо обычных поклонов, к примеру, армейские кивки. Но и только. А вот что касается дел нынешнего нанимателя… Впрочем, всё было правильно: в своё время главнокомандующий специально подбирал для брата таких. Надёжных. Живущих по принципу «служить так служить». Вот и притворяются слегка обтесавшимися деревенскими мужиками. Правда, возникни какая серьёзная угроза, сами придут и расскажут, даже если Арс будет против.
Арс. Арсхан. Самый непутёвый из троих сыновей Рисхана Второго. Отказавшийся от короны из-за своих любовниц. «На обеих я не смогу жениться, а на одной — вторая обидится».
Одна, вторая… Наивный. Наивный, потому что скорее всего пришлось бы жениться на третьей: среди соседей хватает тех, кто не прочь укрепить отношения с Карсидией, выдав за нового короля свою дочь. Да и самих этих дочерей… Рота не рота, а взвод наверняка наберётся. Пристраивать надо. Не все, правда, в нужном возрасте, но даже таких… Киру, вон, для выбора целый десяток портретов прислали. От шестнадцати до восемнадцати лет девчонки. Миленькие, чего уж скрывать. Точнее, нарисованы миленькими, а как оно в жизни будет…
Незаметно подошедшая молодая горничная в глухом чёрном с серебром платье и чистом белом передничке, подчёркивающими весьма приметную грудь, склонилась перед креслом, протягивая гостю серебряный поднос со стоящей на ней одинокой стопкой. Учуявший знакомый запах главнокомандующий оторвался от размышлений, обозрел пытающиеся прорвать материю выпуклости, одним махом влил в себя крепкую настойку и, поставив пустую посудину обратно, одобрительно крякнул, выражая отношение сразу и к напитку, и к открывшейся картине. Явно не страдавшая слепотой девчонка уловила мужской интерес и поинтересовалась, не желает ли благородный господин чем-нибудь скрасить ожидание, однако Рис отрицательно покачал головой. Увы, возраст для подобных приключений уже не тот, а оставаться на ночь не позволяли дела, поэтому, проводив горничную взглядом (очень уж соблазнительно вилял упругий задок), Его Высочество вернулся к воспоминаниям.
Арсхану тогда повезло — оказавшись единственным почти женатым, средний братец выдвинул совсем уж убойный аргумент. Внуков. В смысле, детей, которых успели родить ему подруги-любовницы и в которых Его Величество буквально души не чаял. Потому и отделался легче всех. Самого-то Рисхана отец едва ремнём не отходил, когда услышал отказ: старший сын не пожелал бросать свою любимую армию ради государства. Мол, не для этого он отдал ей почти всю сознательную жизнь.
В этих словах никакого преувеличения не было: в семь поступив в военное училище для дворянских детей, Рис выпустился в семнадцать в чине прапорщика, отправился на границу, в один из егерских батальонов, десятником и за следующие восемь лет выслужил капитанский чин, попутно заработав несколько лишних дыр в шкуре, знак «За храбрость» и пару орденов.
Нет, происхождение, конечно же, сыграло свою роль: Рисхана, в отличие от сослуживцев, не придерживали в чинах и не зажимали с наградами. Но вот перстень Наследника, висящий на шее на шнурке, Его Высочество доставал только раз — когда переведённый из столицы бригадный интендант окончательно обнаглел, вообразив, будто его связей достаточно для прикрытия от чего угодно. Рис до сих пор помнил удивлённые глаза мерзавца, до самой смерти так и не поверившего, что это — конец… Само собой, родственники повешенного попытались потом предъявить королю претензии, однако никто их не поддержал: дураков и неосторожных не любят нигде. А Рисхана сначала на границе, а потом и по всему королевству солдаты стали называть «наш принц»…
Потом был перевод в полк. Тоже егерский, но занимающийся охотой на дорогах. Гоняющий банды. Как настоящие, так и организованные владельцами земель. Именно тогда наследник впервые столкнулся с разведкой: мало было разделаться с лихими людишками, требовалось ещё и выяснить, не имелось ли у них связей со всякими баронами, графами и тому подобными. Особенно там, где проходили караваны из долин Каменных Клыков.
Потом гвардия, потом Главный Штаб, должность помощника главнокомандующего и наконец…
— О чём мечтаешь? — средний брат, довольной физиономией напоминающий добравшегося до сметаны кота, нахально скалился с верхней ступеньки ведущей на второй этаж широкой лестницы из белого мрамора. — Кир решил поставить тебя ещё и верховным адмиралом при нашем флоте?
Старший фыркнул: пара десятков кораблей, патрулирующих единственную судоходную реку, протекающую через всё королевство, давно уже имелась. Командовал этими скорлупками, а также морской, то есть речной пехотой и всеми соответствующими службами самый настоящий адмирал. Вот только называть это безобразие флотом… Фыркнув ещё раз, Рисхан заговорил о другом:
— Одевайся, во дворец поедем.
— Во дворец?! — брови Арсхана приподнялись в удивлении.
— Угу, — вздохнул главнокомандующий. — Поможешь невесту выбрать. Папа решил заодно и меня женить.
* * *
Мир выглядел необычно. Площадку перед башней покрывал слой чего-то непонятного, рыхлого. Неизвестно откуда взявшегося: никто ночью к башне не приближался и тем боле не поднимался на крыльцо — уж Гельд бы почувствовал. Он застыл в дверном проёме, пытаясь определить, насколько опасно это непонятное нечто и откуда оно могло взяться. Стоял, пока выглянувший из-за плеча Хассрат не произнёс со странной интонацией:
— Вот и снег выпал…
Снег. Это слово было хозяину башни известно. Снег. Замёрзшая вода, падающая с неба. Сама замёрзшая и сама падающая. Как дождь. Снег — это замёрзший дождь. Ещё — снег идёт зимой. Снег холодный. Зимой холодно. Значит, сейчас зима?
На всякий случай сделав Хасси знак не выходить, мертвец осторожно спустился с крыльца и опять огляделся. Никого. Тогда он прислушался к себе. Тоже никаких новых ощущений. А почему? Должно же быть холодно! Или он просто не чувствует?… Хассрат тоже выглядит как обычно. Ему тоже не холодно? Значит, не зима? А тогда почему снег?
Гельд ещё раз присмотрелся к оборотню и уловил исходящее от него непонятное чувство. Может, как раз этот самый холод действует? Вряд ли. Оно, чувство это, и раньше мелькало. Только не у Хасси, а у Нисси. И не всегда на улице. На кухне тоже. А там тепло, там даже Рисси купают. Значит, не то? А что? И почему?…
Недолго думая мертвец вернулся к крыльцу и довольно быстро написал пальцем прямо по пороше: «Чувство. Почему?» Оборотень какое-то время пытался сообразить, что интересует хозяина, а потом всё же спросил:
— Господин, а какое чувство?
Костлявый палец ткнул ему в грудь, а голова в капюшоне склонилась к правому плечу.
— Моё чувство?! — Хассрат снова задумался, а потом медленно, неуверенно проговорил: — Наверное, грусть. У нас… то есть там, где мы раньше жили, первый снег был праздником. Собирались, угощение собирали, веселились… Дети играли… Мы же в деревне жили, — пояснил он, — а в деревне морозная зима без снега — это голод.
Мертвец отступил на шаг, развернулся, и на белой поверхности появилась ещё одна надпись: «Холод есть?»
— Есть, — кивнул воин. — Холод есть. Только пока ещё слабый. Зима только начинается…
* * *
Три человека в чёрных рясах служителей Нурьена Милостивого медленно пробирались по заснеженному кладбищу. Впереди размахивал широкой лопатой младший жрец, расчищая путь, следом, немного приотстав, брёл с закрытыми глазами невысокий плотный старик, замыкал шествие ещё один младший, внимательно следивший, чтобы Наставник — так называли старика в храме — не упал, если, упаси Милостивый, споткнётся или поскользнётся. Иногда дорожку пересекали другие, идущие поперёк, и тогда передний останавливался и спрашивал, куда дальше. Чаще всего старший просто взмахом руки указывал направление, изредка — не открывая глаз поводил головой, как бы принюхиваясь, и тогда сопровождающие замирали, затаив дыхание.