Затем же, всласть почесав языками, расходятся, помирившись. Нет, в этот раз все будет иначе!
– Разойдись! – рявкнул «лосось» и очертил круг поединка.
Похоже, он был немного удивлен горячности своего русоволосого противника. Куда это тот так торопится? В том, что судьба решит поединок в его пользу, Ард окс Лайн не сомневался. Почти не сомневался.
Толпа понимающе ухнула, и люди расступились, освободив площадку, вполне достаточную для дуэлянтов.
Держа меч все еще острием к земле, «лосось» испытующе поглядел на своего соперника. В принципе этикет давал им обоим право на пару‑тройку не обязательных, но желательных фраз. Что‑то вроде жалости мелькнуло в душе офицера. Дать бы дурачку‑писаке хоть поболтать перед смертью… Но тут Ард вспомнил о жестоком оскорблении, нанесенном ему никем иным, как вот этим писакой, и вся его жалость мгновенно превратилась в тягучее и мутное боевое ожесточение.
– Хог! – гаркнул Ард и сделал три шага к противнику. Блеснул меч.
– гнусил актер с накладной бородой из конского волоса, заламывая руки. Завязка уже почти отгремела, а все самое интересное еще не было сказано. Потому писака из Иноземного Дома, которого каждый легко мог опознать по его костюму и знакам отличия, пробираясь на свое место, наступая на ноги и заслоняя сцену, волочил за собой шлейф всеобщего недовольного шиканья и раздраженной ругани.
«И назвал меня Эгин» – на этих словах Атен окс Гонаут вздернул правую бровь и впервые посмотрел на сцену. Если бы кому‑нибудь было не лень следить за выражением его лица, он бы, пожалуй, смог уличить Атена в странном удивлении, если не в замешательстве. Впрочем, никому не было до него никакого дела.
Офицер «Голубого Лосося» Ард окс Лайн смотрел на сцену словно зачарованный – он стеснялся признаться своей даме в том, что видит эту пьесу впервые, а потому чувствовал себя несколько скованно. Когда какой‑то чиновник, опоздавший на представление, пробираясь на свое место, зацепил его гладко выбритый благородный подбородок своими топорщившимися из‑под плаща ножнами, да еще и остановился перед ним спиной к нему и к его даме на несколько мгновений дольше, чем то было необходимо и допустимо, Ард позволил себе замечание.
– Проходи‑проходи, чего стал! – громко прошептал он.
Но, к удивлению Арда, замечания оказалось недостаточно. Чиновник продолжал вести себя по‑хамски. Он медленно повернулся и, смерив офицера взглядом, не говоря ни слова, высморкался. Нарочито громко.
– Ты что, спятил? – в ярости зашептал Ард.
– Ты что, из лесу вышел, невежа?
– Ничуть, – с презрительным спокойствием ответил тот и, к вящему удивлению и раздражению офицера, уселся по правую руку от него. Во время этого несложного маневра, проведенного русоволосым чиновником, его ножны уже во второй раз чиркнули Арда по лицу.
– Ну это слишком! – забыв о приличиях и пьесе, гаркнул Ард и вскочил, в бешенстве отрывая от своего рукава цепкие коготки перепуганной спутницы. – Ты что, меня не понял, писака?
Атен окс Гонаут медленно перевел взгляд со сцены на своего соседа и придирчиво оглядел его с ног до головы, с особенным издевательским тщанием осматривая его камзол, у самого воротника которого лоснилось жирное пятно, которое сам Ард заметил только у входа в театр.
– Мне незачем понимать вояк, на лицах которых застыла печать Крайнего Обращения. Вы, милостивый гиазир, невежественны, как сама мать‑природа! – отчеканил Атен окс Гонаут, вставая во весь рост.
Что бы там ни происходило на сцене – в тот момент все взоры были устремлены в зал, где ссорились двое благородных. Такое, в отличие от «Эллата и Эстарты», можно увидеть в театре не каждый день.
Ард не успел додумать. Неожиданный удар с левого бока. Лезвие клинка окс Лайна судорожно несется влево. Замах – высокий, нахальный, уверенный, – и писака бьет сверху. «Лосось» с трудом уходит. Зрители, сохраняя неподвижность, следят за сражающимися в полном молчании. Время как будто застыло. Теперь каждое движение имеет значение. Каждый жест, каждый вздох, каждый ложный выпад значителен. Да, сейчас сражаются отнюдь не равные противники. Это было понятно и до начала поединка. Но только ведет отнюдь не «Голубой Лосось». А, Хуммер его раздери, этот немного тщедушный на вид, бледный и русоволосый писака из Иноземного Дома. «Всем год буду рассказывать потом, что видел, как чиновник зарубил офицера, и не просто офицера, а «лосося»!» – промелькнуло в голове простодушного провинциального юноши из последних рядов.