— Ух! — восхитился Ленлин. — Отличная идея! Тогда здесь — только обед.
В самом деле в деревеньке оказался и постоялый двор, хотя не такой обширный и благоустроенный, как прежний, с колесом над входом. На улицах было тихо и безлюдно, а трактирщика пришлось звать, он не ждал гостей и занимался чем-то по хозяйству. Чувствовалось, здесь не так часто проходят караваны.
Корди велел подать обед и отправился, как обычно, в угол. Ленлин же принялся болтать. Его интересовало все: как часто здесь появляются путники, сколько дней пути до ближайших городов и где сельчане, почему никого нет на улицах?
— Так трудится народ, — ответил хозяин, пожилой коренастый мужичок, — кто в огороде, кто в поле. Торопятся пораньше управиться, до темна.
— А что после темна? — не отставал Ленлин.
— Ночью по домам добрые люди сидят, только разбойники шастают.
— И много у вас в округе разбойников?
— Имеются… Заночуете у нас, господа почтенные? Готовить комнаты?
— Мы дальше отправимся, — бросил из угла Корди. Еще не хватало, чтобы Ленлин объявил, что вечером станет петь.
— Как прикажете, — вздохнул хозяин, — но лучше бы вам переждать. Вечереет уже, а ночью злодеи на разбой выходят… Право слово, переночевали бы?
— Нет.
Ленлин с сожалением поглядел в угол, где обосновался спутник. Он-то уже собрался расчехлять лютню… но нет так нет. Впереди ждут сюжеты новых песен! Поэт вздохнул и побрел в угол — к Корди.
Хозяин принес обед: похлебка, вареные овощи, пиво. Обычное угощение в такой глухомани. Корди пиво не понравилось, но Ленлин заверил, что бывает много хуже. Пока обедали, за окном стало темнеть. До ночи было далеко, однако приближение вечера уже чувствовалось. В зал вошел крестьянин, покосился на гостей и окликнул трактирщика:
— Моя старшая к тебе не заходила?
— Нет, с чего бы ей? — удивился хозяин.
— Да я везде гляжу… пошла с девчонками в лес, а вернулись без нее. Говорят, звали, выкликали — не отзывается. Ну, как вечереть стало, они — домой. Я уж и там, и сям… нет нигде.
— Нужно в лес идти, искать! — твердо заявил трактирщик. — Я с тобой, соседей тоже зови.
Отец пропавшей девушки торопливо кивнул и поспешно удалился, а хозяин обернулся к гостям:
— Неладно дело…
Корди доел и встал, чтобы расплатиться, Ленлин быстрей заработал ложкой.
— Ну, раз дальше отправляетесь… — начал хозяин.
— Да, уходим, — кивнул Корди.
— Как девушку звать? — подал голос Ленлин. — Я на случай, если встретимся…
— Ильмой зовут. Вряд ли она вам на дороге попадется. Ох, беда…
Трактирщик прошел на кухню, там, должно быть, хозяйничали женщины. Хозяин велел им запирать заведение — мол, он идет искать пропавшую Ильму. Возвратился с топором и выразительно поглядел на Ленлина. Тот торопливо влил в себя остатки похлебки и схватил оставшиеся ломти хлеба — в дорогу.
Вышли вместе, Корди отправился за жеребцом, а хозяин оставил их и ушел по тихой улице. Должно быть, к дому отца пропавшей девчонки.
После еды шагается не так бодро, и Корди, жалея спутника, поехал медленно. Оба молчали, даже Ленлин не заводил разговора. Но потом, когда деревня уже скрылась за лесом, а небо налилось густой синевой, наконец не выдержал:
— А как по-твоему, это как-то связано с Алхоем? Ну, что ему рабынь возят, а тут эта Ильма пропала?
Корди пожал плечами. Он не думал об этом. Дорога шла по лесу, до границы оставалось совсем немного, и местные, похоже, этих мест избегали — так что здесь деревьев никто не рубил. По обе стороны тракта теперь высились здоровенные дубы и клены, Корди этот лес напомнил родные чащи. Здесь не ощущалось присутствия человека — только дорога, да и та пустынна.
В лесу темнеет раньше, но Корди с Ленлином шагали в сумерках. Поэт не спрашивал, где собирается ночевать спутник, даже ему не хотелось нарушать настороженное молчание чащи.
— Постой! — негромко бросил Корди, натягивая поводья.
— Что случилось? — Ленлин на всякий случай задал вопрос шепотом.
— Граница.
Корди указал столбы, установленные по обе стороны дороги. Кустарник вокруг был вырублен, но сейчас, в темноте, эти бревна, накрепко вкопанные в землю, сливались с темной массой зарослей.
— Ручаюсь, что они выкрашены красным, — заявил поэт. — Я слыхал, у Лорда Алхоя все красное.
— Важно, что их не охраняют, — отозвался Корди. — Во всяком случае, по ночам.
Юноша спрыгнул на землю и подошел к столбу, погладил гладкую поверхность, зачем-то поднял голову и всмотрелся в фиолетовые небеса…
— Ну что, пойдем дальше? — осторожно спросил Ленлин. Ему вдруг стало страшновато.
— Я думаю, здесь лучше лесом… — Впервые в голосе Корди чувствовалась неуверенность. — Но сейчас ночь, никого нет… давай еще немного по тракту.
Ленлин догадался, что спутник немного растерян, прежде за Корди подобного не водилось. Поэтому поэт предложил:
— Если ты сомневаешься, давай свернем в лес. Ты можешь в лесу идти, не заблудишься? Потому что я совсем не…
— Давай, — с облегчением решил воин. — Я могу.
И спешился. По лесу они прошли совсем немного, Корди вдруг крепко сжал предплечье музыканта. Ленлин догадался: шуметь нельзя. Послушно замер и поглядел на приятеля. Здесь, в лесу, он почти ничего не видел и скорей угадал, чем рассмотрел движение руки Корди. Тот указывал в сторону. Ленлин тоже глянул — за деревьями мерцали оранжевые отсветы. Кто-то развел костер.
Когда Корди вручил Ленлину поводья и знаком велел оставаться на месте, далеко к северу от приграничного леса, в вольном городе Раамперле закончилась пирушка в домике позади базарных рядов.
* * *
Ойрик вышел проводить дорогих гостей, с каждым церемонно распрощался, раскланялся, сетовал, что деньги вышли и нет возможности угостить славных соседей, как они того заслуживают.
— Но уж как расторгуюсь, непременно соберу вас, дорогие мои друзья, снова! — пообещал напоследок старик, ударяя в землю тростью, будто ставил восклицательный знак в конце фразы.
Когда пьяные выкрики стихли, Ойрик обернулся к подручному, и другим, совершенно трезвым голосом, велел:
— А теперь идем. Пора дело делать. И, это, Пегий… прихвати дубинку какую-то, что ли. Нож у тебя есть?
Тот продемонстрировал ржавый обломанный клинок, который обычно носил за сапогом и никогда не пускал в ход. Пегий вовсе не был душегубом, выбирал жертвы безобидные, чтобы можно было обойтись без членовредительства.
— Нож тебе нужен другой… как прибыль пойдет, куплю. И одежку получше… — вслух подумал старик. — Идем!
Пегий запер домик и поспешил за стариком. Ночью проход позади клеток невольничьего рынка выглядел мрачно и неприветливо. Со стороны реки дул ветер, где-то повизгивала жесть — должно быть, раскачивалась невидимая в темноте вывеска. Шаги звучали таинственно, и каждый будил под пустующими навесами гулкое эхо. По дороге Ойрик наставлял подручного:
— Когда пойдет торг, следи за шкипером и его людьми. Может, попытаются надуть, может, затеют ссору. Сейчас время ночное, их на судне много, а нас только двое. Если что — беги. Завтра поднимешь, кого сможешь, приведешь на пристань меня выручать.
— А могут напасть? — удивился Пегий.
— Вряд ли, потому что им невыгодно ссору в Раамперле затевать… но гляди в оба.
На барке горели фонари, прикрытые мутными стеклами. Шкипер не спал, поджидал покупателя. Ойрик окликнул издали, по кораблю засновали тени, вспыхнули новые светильники, поярче.
— Давай, выводи! — решил Ойрик. — Показывай по одному, будем осматривать, оценивать. Сразу платить стану, монеты при мне.
Шкипер сперва заспорил — мол, обычно купец поднимается на борт, там и глядит. Ойрик отказался, время позднее, ему поскорей нужно. В конце концов старик настоял на своем — матросы стали выводить по прогибающимся хлипким сходням сонных рабов. Начался торг. Цены старик называл уверенно, и неизменно — минимальные. Шкипер бранился, дергал усы, но Ойрик держался твердо, и последнее слово всегда оставалось за ним. Пегий ежился в оборванной одежке под холодным ветром с реки и поглядывал, чтобы на берегу не собиралось помногу моряков. Если что, поторапливал: «Давай-ка обратно, не мешай хозяевам торг вести!» — и помахивал увесистой дубинкой. Налетчик старался выглядеть уверенно, однако отчаянно трусил. Боялся, что шкипер велит поколотить их со стариком да отобрать монеты. Ночь, поблизости никого, кто помешает? Так он и косился на матросов, пока выводил рабов и пристегивал по одному к длинной цепи, по мере того как Ойрик назначал цену и оплачивал одного невольника за другим.
Зато старик держался бойко, чуть ли не нагло. В конце концов он стал обладателем шестнадцати невольников. Шкипер потребовал, чтобы Ойрик рассчитался и за цепи.
— Завтра пришлешь человека, пусть цепи заберет, — решил старик, потряхивая опустевшим кошелем. У него не осталось монет, чтобы оплатить железяки. — Или с нами парней отправь, я свои цепи взамен отдам.
Ойрик выделил голосом слово «свои» и усмехнулся. Шкипер не понял, что старик имеет в виду собственное недавнее прошлое, и заподозрил обман. Снова начался настороженный обмен намеками. Пегий переминался с ноги на ногу и с опаской косился на черные силуэты матросов над бортом судна…
— Да ты чего, — твердил Ойрик, — боишься, что я в малом стану обманывать? Нет, конечно же, нет! Нам с тобой дела иметь долгонько предстоит! Не сомневайся, я человек верный и надежный!
Наконец дело сладилось, шкипер сказал, что пришлет матросов поутру, нечего им на берегу ночью шастать. Старик велел Пегому гнать товар в клетку, да поскорей. Один из невольников оказался хром и отставал, задерживая процессию. Ойрик рассердился (наверное, из-за того, что в темноте прозевал порченый товар), подскочил к бедняге и с размаху ударил тростью в живот. Невольник охнул и согнулся, загремели кандалы… Этот звон окончательно вывел Ойрика из себя.
— Эй, Пегий, а ну — всыпь ему! Пусть запомнит: если хозяин говорит: «Быстро!» — то и хромому нужно бежать!
Пегий не хотел лупить несчастного, но старик ярился, размахивал собственной палкой, и новоявленный надсмотрщик решился — ударил раз, другой… Хромой раб завыл от боли, сосед, прикованный рядом, попытался вступиться за калеку, тут уж и Пегого разобрало, ударил смутьяна от души, потом еще раз… Бывший разбойник почувствовал вкус к новой работе…
И Ойрик не останавливал, напротив, орал:
— Так их, бей! Да не по башке, товар испортишь! Под дых его! В живот! Нам же завтра эту мразь купцам показывать! Бей, чтоб следов не оставалось! А ну, и того! И еще разок! Эх, не умеешь, смотри, как надо! Эх! Ну-ка!..
Пока Пегий осваивал профессиональные премудрости, Корди крался между толстенных дубов к чужому костру…
* * *
В лесу юноша чувствовал себя спокойно и уверенно, будто вернулся домой после долгой отлучки. На востоке, у Черной Горы, деревья другие, больше хвойных, но все-таки очень похоже.
Корди переходил из-за одного толстого ствола к другому, медленно огибая костер. Оранжевые отсветы на узловатой коре становились все ярче, уже слышны обрывки разговора, хотя слов не разобрать. Вот тени сместились, кто-то из сидящих у огня привстал, чтобы подбросить веток, пламя вспыхнуло ярче… Корди остановился, выждал. Потом двинулся дальше. Он шагал очень тихо, аккуратно нащупывал почву, прежде чем перенести вес, избегал становиться на ветки.