Не думаю, что соседка поверила в услышанное, но морщинистая ладонь легла на мою руку.
— Спасибо…
Мы сидели долго в тёмной, пятиметровой кухне, не включая свет. Полумрак создавал уют, и его не хотелось нарушать. Говорили о жизни, о справедливости и о том, что происходит сейчас с людьми. Анна Ивановна ударилась в воспоминания, найдя в моём лице благодарного слушателя. Ей необходимо было выговориться и поделиться накопившимся. Столько лет она держала всё это в себе… Ведь если подумать, то кому есть дело до переживаний и душевных страданий других людей? В том-то и дело, что никому. Каждый вариться в собственных мыслях, собственных страданиях. Мы одиноки от рождения, такими нас создал Творец. А так порой хочется, чтобы тебя услышали, поняли и утешили. Но мы упорно держим боль при себе, обманываясь, что всё хорошо, что всё скоро измениться. Только вот ничего не меняется в этой жизни. Нет ни принцев на белых скакунах, ни доброй тётушки феи, а про мудрого и доброго волшебника я вообще молчу. Есть мы, наши мечты и желания. И от того, насколько сильно стремиться душа к заветной мечте, зависит исполнение задуманного.
С того самого вечера наши взаимоотношения с соседкой кардинально изменились. Я никогда не думала, что Анна Ивановна может быть такой заботливой. Вечером меня ждал вкусный ужин и свежеиспеченные пирожки. Соседка всё вздыхала и охала относительно моей худобы и пыталась откормить. Откуда ей было знать, что Феликс давным-давно позаботился о моём здоровье. Просто выгляжу как девочка-подросток, но этот факт нисколько не напрягает. Как говориться — маленькая собачка до старости щенок.
Я не оставалась в долгу и помогала Анне Ивановне как могла: отдавала ей часть денег на продукты — нахлебницей быть не хочу. Платила за квартиру, убиралась не только у себя, а во всех комната. И когда удалось накопить немного денег, мы сделали косметический ремонт. Когда последний штрих в преобразовании нашей квартиры был завершён, и всё расставлено на места, чувство удовлетворения и гордости за проделанный труд переполняло мою душу.
С удовольствием оглядывая творение рук своих, мы пили липовый чай в свежевыкрашенной кухне с пышными сладкими булочками. Уминая плюшки за обе щёки, я выслушивала похвалу Меча.
«Ты всё правильно сделала, Найяр. Сама, без посторонней помощи врага превратила в друга и соратника. Это дорогого стоит».
Да, теперь мы с Анной Ивановной, как говориться, живём душа в душу. Только вот моёй душе нет покоя до тех пор, пока я вновь не вернусь на Арлил. От воспоминаний об Арлиле на сердце стало тоскливо и захотелось плакать.
— Ниночка, дочка, что случилось? — взволнованно спросила соседка.
За прошедшие полгода мысли и воспоминания о Коричневом мире стали для меня тяжёлым грузом. Душа требовала поделиться этим с кем-нибудь. Поняв, что больше не в силах молчать, я рассказала Анне Ивановне о своих приключениях. Соседка слушала молча, изредка отхлёбывая чай. Я не жду от неё понимания, наоборот — вполне пойму, если она предложит пойти завтра в поликлинику. Просто необходимо было выговориться. Как ни странно, но Феликс даже не попытался меня остановить.
— Ты хочешь сказать, что до сих пор вредный меч сидит у тебя в позвоночнике? — соседка задала вопрос, который я вовсе не ожидала услышать.
— Да, и мы общаемся с ним.
Её реакция поразила меня до глубины души. Она не крестилась и не смотрела взглядом, полным сожаления о психическом состоянии «бедной девочки». Не смеялась и не говорила, что всё это мне приснилось. Я ожидала от неё что угодно, но только не это — она поверила!
— Вы не станете мне советовать лечиться? — глупый вопрос сорвался сам по себе.
— А тебе хочется это услышать? — ответ соседки показался таким знакомым, только я никак не могла понять, кого мне напомнила её фраза.
«Душевная бабулька, — подал голос Меч, — мне нравиться ход её мыслей».
Ну, конечно, и как я сразу-то не поняла. Если бы Феликс мог с ней общаться, то они давно бы сплотились против меня.
— Вот что я тебе скажу, Найяр, — в глазах Анны Ивановны сверкнул озорной огонёк, — надо искать дорогу обратно! И мы её найдём!
— Мы? — я чуть не поперхнулась чаем.
Да, у меня возникали мысли взять её с собой, но я никак не ожидала, что Анна Ивановна сама напроситься в Коричневый мир.
— Возьмёшь с собой старую толстую старушку?
— Возьму. И сделаю из вас молодую, красивую женщину! — запальчиво пообещала я.
— Значит, будем бороться! — старческий кулачёк слегка ударил по краю стола, — Бороться и искать, найти и не сдаваться.
В её взгляде было столько решимости и желания изменить свою судьбу. Я даже невольно позавидовала оптимизму соседки.
«Учись, Найяр, у старшего поколения, как надо делать», — довольно произнёс Меч.
Как-то всё странно складывалось — пожилая женщина, воспитанная на непоколебимых принципах морали Советского Союза, бывшая комсомолка, для которой само упоминание о магии должно звучать как ересь, с таким рвением и воодушевлением приняла мою историю. Что-то тут не то.
— Удивлена? — Анна Ивановна увидела в моих глазах смятение.
— Ещё бы… По сути дела, вы должны были посоветовать мне отдохнуть, сказать, что я переутомилась.
— Век живи — век учись, детка, — улыбнулась соседка, — Не всё так просто, как кажется изначально. Вот кого ты видишь перед собой? Старую, обрюзгшую бабку, от которой только одни неприятности.
Я попыталась возразить, но Анна Ивановна подняла руку, давая понять, что она ещё не закончила.
— Это на первый взгляд. Время сделало своё дело, и я уже не та, кем была, но тут-то всё сохранилось, — старушка постучала пальцем по лбу. — Дорогу домой всегда можно отыскать, главное найти нужные Врата и знать пару заклинаний.
«Если она сейчас скажет, что является одной из шести, я съем собственную рукоять», — сдавленным голосом произнёс Меч.
«Не получится, у тебя рта нет», — ехидно отметила я.
Тем временем соседка встала и, бросив на ходу «я сейчас», засеменила в свою комнату. Что же получается? Анна Ивановна волшебница? Вот уж чего не ожидала, так это встретить в родном мире мага.
«Она не маг, — возразил Феликс, — Я бы давно понял это, но если подтвердятся мои мысли, то шанс на возвращение у нас в кармане».
«Ты умеешь говорить без загадок? — порой Меч злит меня любовью к тайнам. — Можешь толком объяснить, что значит „одна из шести“? Раньше ты про них ничего не рассказывал».
«Так я и сам не верил в эти расказни, — возразил Феликс. — Думал, что просто легенда».
«Какая легенда? Не томи, рассказывай, пока она не вернулась!»
«Всё банально просто, — Меч предал голосу таинственность. — Существует поверье, что на Земле изредка, но появляются люди, способные воздействием мысли открывать порталы в иные мира. Одновременно на всей планете могут рождаться и жить только шесть таких человек. Большего количества Хранителей Врат энергополе не выдержит. И если твоя соседка одна из них, то…»
«Знаю, знаю, ты уже говорил — билет обратно у нас в кармане», — закончила я мысль Феликса.
Тем временем вернулась Анна Ивановна, неся в руках толстенную книгу. За окном стояла глухая ночь, и нам пришлось включить свет, хотя этого не очень хотелось. Сумрак придавал нашей беседе таинственность, окрашивая полуночный разговор в загадочные тона.
— Вот, Найяр, посмотри, — соседка упорно называла меня новым именем.
Книга легла на кухонный стол, и я невольно вскрикнула. Точно такие же фолианты мне доводилось видеть в императорском дворце Шамри. Но, откуда Книга Тайн тут, в мире людей, признающим магию, только как сюжет фэнтезийных фильмов, да книг авторов-фантастов? Ещё одна загадка без ответа.
— Я расскажу тебе то, что никогда и никому не рассказывала, — Анна Ивановна грузно опустилась на табурет. — Всё началось в дни моего детства, в далёком тридцать девятом году прошлого столетья.
Странно, а ведь я даже не знаю, сколько лет соседке и когда она родилась. Выходит, что перед самой войной. Не представляю, через что ей пришлось пройти. Война, разруха, голод… Обо всем этом моё поколение знает только из фильмов да телепередач.
— Моя семья жила под Петрозаводском, в местечке, называемое Вышняя Пась. Ещё в тридцать третьем году моего отца сослали туда, как пособника контрреволюционерам. Можно считать, что ему неслыханно повезло, и его вместе с моей матерью не расстреляли. Сейчас этой глухой деревушки ни на одной карте не сыщешь. Её, как и множество подобных, стёрли с лица Земли. Но я несколько ушла в сторону. Так вот — жили мы, как ты поняла, в глухой, забытой Богом и людьми деревне. Держали небольшой огород, кур. Иначе бы с голоду померли.
Соседка смахнула не прошеную слезу. Воспоминания давались ей с трудом, я терпеливо ждала, когда Анна Ивановна продолжит рассказывать.
— Деревенька невесть какая, восемь дворов. Ни тебе «електриства», как говорил наш сосед, дед Кузьма, ни власти. Бывало, правда, изредка заезжали чекисты, но и то, чтобы проверить — тут мы или в бега подались. Помимо нашей семьи, другие «политические» в Вышней Паси не жили. Власти не селили, боялись, наверное, что заговор устроим. А какой заговор-то? Отцу моему до политики, как до луны — ему семью надо было кормить. Я, да двое старших братьев, матушка — вот и вся гвардия ссыльного Ивана Львовича Куприянова.
С рассвета до заката отец с братьями в огороде да по хозяйству, мать в доме хлопотала, а я по заброшенным домам лазила, развлекалась. Мне тогда лет пять было, считалось, что взрослая уже, чтобы за мной приглядывать. В бытность свою деревня считалась зажиточной, многолюдной, дворов тридцать насчитывалось. Только вот большевики после семнадцатого красной волной прошлись, и от деревни ничего не осталось. Позарились краснопузые на чужое добро, силой отобрали. Кого расстреляли, кого увезли в неизвестном направлении.
Во взгляде бывшей комсомолки промелькнули огоньки ненависти.
— В детдоме не знали, что я дочь полит ссыльного, — усмехнулась соседка.
— В детдоме?! — выкрикнула я.
— Невероятно, правда? — соседка встала и налила себе воды из-под крана.
Куда уж невероятней. Только вот понять не могу — раз она сама прошла через детский приют, то почему со мной так поступала?
«Тебе же русским языком сказали — боялась она тебя», — напомнил Меч.
— А в приют как вы попали? — я окончательно запуталась в истории соседки.
— Войне спасибо… Отца забрали на фронт ещё в первые дни войны, где он и погиб. В октябре сорок первого финская армия оккупировала Петрозаводск. Нашу семью, как и остальных жителей деревни, финны пригнали в город, где были созданы концентрационные лагеря. Мать умерла зимой от пневмонии. Братья через год. Мы жили в разных бараках, но всё равно умудрялись поддерживать связь. Так вот я стала сиротой. В июне сорок четвёртого Петрозаводск освободили. Как я всё это пережила — одному только Богу известно. Поначалу на улице болталась, потом угодила в приют. К тому времени все архивные документы по семьям «политических» были утеряны, и у меня замаячила впереди новая жизнь. Чтобы прошлое не напомнило о себе, пришлось взять другую фамилию.