— Так он же сволочь та еще! Мне самому иногда хочется его упокоить!
— Вот именно, господин наместник. В этом и состоит суть вопроса. Сволочью быть не надо. Вот и все.
— Это ты все еще о Генри? — подозрительно прищурился наместник.
— Да, это было сказано в рамках приведенного примера. Хотя этот пример вполне применим ко всему вашему «божьему воинству» в полном составе.
— А если я напрямую спрошу тебя о своей персоне, что ты на это скажешь?
— А персонально вам я скажу так: если относиться к людям как к грязи, у вас никогда не будет ни друзей, ни нормальных отношений с женщинами. Лишь враги и рабы будут сопровождать вас по жизни.
— Это только звучит красиво, — пренебрежительно махнул рукой Харган. — А на деле попробуй я относиться к людям иначе — думаешь, кто-то оценит? Так и будут визжать: «Демон!» — бросаться с башни или заглядывать в глаза в ожидании подачки…
— Полно, господин наместник, неужели все дамы без исключения при виде вас вели себя столь однообразно?
— Ну не все. Была еще Камилла. И Алиса. Тоже сторговаться хотела. Ах да, еще один раз меня оригинально обозвали черепашкой-ниндзя, птеродактилем и прочими неизвестными мне словами. Жаль, я так и не узнал, что они означали.
— Мне тоже жаль. Ольга была славной девушкой. И кстати, как раз она могла бы подружиться хоть с демоном, хоть с мутантом, хоть с чудовищем. Был бы человек хороший. Знал я и других таких же, без предрассудков. Существуют даже особые любительницы экзотики, которым нестандартная внешность совершенно искренне понравилась бы. Но никогда не доводилось мне встречать людей — обоего пола, — которым нравилось бы скотское к себе отношение. Но, простите, я отвлек вас от основной темы разговора. Кто еще вам успел пожаловаться?
— Брат Гельби и сестра Юй. Да ну их, сейчас я в пятый и шестой раз выслушаю, как ты был прав, а брат Гельби некомпетентен, а сестра Юй дура…
— То, что она дура, вы знаете без меня, а оказывать ей почести и кланяться три раза я не обязан. И если я еще раз увижу эту куклу праздно шатающейся по дворцу и мешающей всем вокруг нормально работать, я пошлю ее на кухню чистить овощи. Вашим именем.
— Не смей!
— Вот и она пусть не смеет. Отослали бы вы ее отсюда, господин наместник. Насколько я понимаю, делать ее своей фавориткой вы не собираетесь даже после исчезновения Камиллы, а больше она ни для чего не пригодна.
— А куда я ее дену?
— А в Галлант. Луи она, по крайней мере, раздражать не будет, он все равно постоянно пьян, а когда он пьян, то всем доволен.
— Ты насмехаешься, а я действительно не знаю, куда ее пристроить.
— А может быть, все же попробовали бы? Она уж точно не станет бросаться с башни и обзывать вас непонятными словами.
— Я на второй день сам брошусь с башни, сложив крылья!
— Жаль, что портал не работает. Можно было бы устроить ей несчастный случай, а затем заслуженное Перерождение — и на службу, излучатели охранять.
— Нет! С ума сошел! Живая, она хотя бы не опасна для окружающих! А после Перерождения она первым делом тобой пообедает.
— Тоже верно, — засмеялся Шеллар. — Ну раз с жалобами мы покончили, могу я поинтересоваться, как вы съездили? С вашим неудачным любовным приключением мы разобрались, но вы ведь не за этим туда отправлялись?
— Ах да… — Харган выдвинул ящик стола, в котором до сих пор сиротливо катались королевские стаканчики, и достал небольшой ларчик. — Вот она. Я и сам толком не посмотрел…
Он развернул лоскут тонкой и прозрачной, как паутинка, ткани и выставил на стол миниатюрную статуэтку, вырезанную из цельного куска бледно-зеленого оникса.
— Это и есть Мать Богов Пустыни?
— Дурацкий вопрос. Ты ее потрогай!
— Это как-то продвинет меня на пути понимания? Учитывая полное отсутствие магических способностей?
— Ну да, ты же не чувствуешь… От нее прямо исходит что-то такое… Не Сила сама по себе, а что-то такое… теплое… головокружительное…
Харган полюбовался на изящную женскую фигурку и, не удержавшись, опять взял в руки.
— Вы уверены, что это «теплое и головокружительное» безопасно? — с подозрением уточнил Шеллар, наблюдая, как его шеф бережно проводит пальцами по гладкому камню. — По крайней мере, для вас лично?
— Что может быть опасного в предмете культа женского божества, ответственного за плодородие, размножение и здоровье детей?
— Знаете, если бы я истребил служителей какого-нибудь божества и выкрал его реликвию, я бы поостерегся сию реликвию тискать, будь это хоть бог солнечных зайчиков, хоть богиня клубничного мороженого. Кстати, жрица перед прыжком с башни вас случайно не успела проклясть?
— Ты обижаешь профессионала, как говорила Камилла. Я ученик величайшего некроманта всех миров или какой-то варвар с бубном?
— Это верно, — покладисто согласился советник. — С бубном я вас никогда не видел.
Но подсознательное убеждение, что эту дивной красоты вещицу лучше не трогать, не покидало его. Наверное, это все же был нюх, так как никакого логического объяснения такой уверенности Шеллар привести не мог.
Маленький бубен в руках старого Молари говорил с богами.
Негромко, с неторопливым достоинством, постоянно меняя ритм, он звучал под сводами храма двуликого Дира-Эйдма, словно действительно говорил, причем не стихами, а самой что ни на есть прозой, и Максу порой чудилось, будто в чередовании ударов и пауз он вот-вот различит слова человеческой речи. Он даже пытался вслушаться, чтобы постигнуть ответ Справедливого самому, без помощи премудрых посвященных, чинно восседающих полукругом в зале Вершений, но, увы, неровные удары сухих старческих пальцев по тугой коже ритуального бубна создавали лишь иллюзию слов. Самих же слов не дано было слышать не посвященному в пути Дира-Эйдма.
Душа щемила и саднила так, словно ее использовал в качестве когтедралки весь кошатник его величества Пафнутия.
А ведь виноват, почтеннейший посвященный четвертого круга, сам виноват, увлекся, зарвался, забыл, что кроме отдела внутренних расследований координационного центра «Альфа» должна у человека быть и совесть. Правду говорил Раэл: долго общаясь с людьми, незаметно набираешься от них всякой пакости, да настолько незаметно, что сам перестаешь чувствовать грань и начинаешь эту самую пакость воспринимать как нечто нормальное и допустимое. Неосознанно начинаешь находить оправдания всем своим поступкам, даже не самым правильным и, с точки зрения традиционной шархийской морали, вовсе не допустимым. Только когда тебя призывают держать ответ, когда ты сидишь вот так перед ликом Справедливого Дира в окружении верховных шаманов, спохватившись и торопливо перебрав в памяти, чего натворил за последнюю неделю, ты с ужасом понимаешь: переступил. Спутал лики. И сам не заметил как.
А боги — они видят все. И взятку, которую ты сунул. И страх того бедняги, которого ты шантажировал и который, может быть, всю ночь после твоего визита глотал лекарства и безуспешно пытался уснуть. И всю твою ложь, до последнего слова. Да, для живущих среди людей на этот счет существуют некоторые поблажки. Скидки на то, что там иначе просто не выжить. Но всему должна быть мера, и Макс Рельмо эту меру недопустимо превысил. Лишь обычное человеческое свойство постоянно себя оправдывать позволяло думать, будто все делается ради благой цели, а на деле, если вдуматься, эгоистичные мотивы изо всех дыр торчат. Для себя старался, агент Рельмо. Для собственного душевного спокойствия. Уж как ни крути, а так оно и получается. Жизнь и здоровье твоего сына — это тоже твое душевное спокойствие и комфортность бытия. Если бы ты хоть его не обманул…
Поймет ли Справедливый, на каком крутом повороте занесло провинившегося шамана? Узрит ли, что судимый заблуждался искренне?.. Впрочем, дурацкий вопрос, боги видят и знают больше, чем высшие посвященные. Лишь бы не решил, что самым справедливым будет лишить презренного обманщика и шантажиста того, что он с таким рвением старался спасти…
Ведь уже один раз на том же попадался! Уже сидел точно так же в этом храме и держал ответ за свои художества с медицинской страховкой. А потом, получив ответ, долго и мучительно ждал, когда равновесное плечо ударит по ним обоим, как было обещано. Как безуспешно гадал: то, во что превратился Диего, — это уже кара или просто естественное следствие, а худшее еще впереди? Боги, только не это опять… Только не по нему! Неужели с него и так не достаточно, сколько же можно! Он-то в чем виноват?..
Бубен смолк.
Посвященные многозначительно переглянулись.
Дядюшка с досадой вздохнул и неподобающе буднично произнес:
— Ничему-то тебя жизнь не учит. Опять ты в то же самое вляпался. Опять между Ма и Фо заплутал.
Где он заплутал, Рельмо прекрасно знал без пояснений. Ма, божество родственных и дружеских чувств, и Фо, ее темный лик, путали чаще всего, ибо грань между ними была особо тонка, куда тоньше, чем между ликами прочих богов. Люди — те вообще не видели разницы, если судить по их поступкам… Но не этого ждал истомившийся племянник, не пояснений, чьи там лики он спутал, а приговора.
— Ну и опять вам обоим по судьбе стукнет, — огорченно развел руками дядя Молари. — Не так, как в прошлый раз — все-таки сейчас ты хоть денег чужих не крал, — но все равно стукнет. А насколько сильно — это еще не определено. Сам должен будешь выбрать. Как раз в ближайшее время у тебя вилка впереди. От того, правильно ли ты поступишь, и зависит все последующее.
Макс не успел даже сформулировать следующий вопрос, как получил на него ответ:
— Нет-нет, точно тебе никто не скажет. Ни каков будет выбор, ни который из вариантов будет правильным. Это ты сам, только сам. Просто жди. Ты сам узнаешь. Вопрос будет… очень крупным. Из тех, что переворачивают всю жизнь.
— А Диего?
— У него свой путь, от твоего выбора зависит очень мало и очень косвенно. Видишь ли, наши боги не следят за его судьбой так же внимательно, как за твоей, моей и судьбами прочей своей паствы. Они слишком мало знают его, потому что он сам о них едва ли вообще знает. И воздействовать могут только опосредованно, через тебя, как на обычных людей, с которыми мы имеем дело. Исключение разве что Эрула, это наследственное, тут никуда не денешься, но в вашей ситуации она ничем не поможет.
— Что-нибудь еще? — Макс тщетно пытался прочесть на неподвижном лице дядюшки хоть какую-то подсказку. С таким же успехом он мог бы попытать счастья с пресловутыми идолами у храма Бездонной Зеницы. — Я могу что-то сделать, чтобы скорректировать… уравновесить?.. Может, все-таки вернуть его домой? Или перебросить сюда? Или объяснить-поговорить… отменить все, что я нахимичил?..
— Нет, — коротко отрубил Молари в тон звякнувшему бубну, который как раз убирал в футляр. — Ничего не делай. Только хуже будет. Сам знаешь, исходные надо менять вовремя, пока они еще исходные, а не уже вплетенные.
— А…
— Можешь поговорить с Рессом, если хочешь , но он тебе ничем не поможет. Сам знаешь, он далек от конкретики. И гадать пока поостерегись — искажения будут неимоверные. Вот после развилки можешь гадать.
— А не на себя?
— Все равно возможны помехи. Гадать-то можно, но без гарантии.
Макс поднялся, отвесил прощальный поклон бесстрастному лику Дира Справедливого и молча зашагал к выходу, мысленно убеждая себя, что могло быть и хуже.
Утром Ольге, чтобы выбраться из дома, пришлось повторить переход Суворова через Альпы. Черный ход кто-то запер и неизвестно куда подевал ключ, а гостиную можно было пересечь, только аккуратно переступая через хаотично расположенные тела гостей, почивающих после знакомства.