— Первая дверь по коридору, — сообщил собеседник и, видимо, расценив мое молчаливое стояние на месте, как непонимание, пояснил: — Прямо иди, в средний коридор. Первая дверь будет слева. Постучишь три раза, тебе откроют, — а когда я, поблагодарив, двинулась в указанном направлении, вслед донеслось: — Плодотворной аудиенции, ведьма!
На этом доброта местных обитателей и закончилась. Дриада, появившаяся на пороге после череды моих коротких стуков, выглядела опасней боевой феи, «воспитывающей» своего «козлика». Волосы болотного оттенка, дыбом, причем с одного бока, глаза заспанные, круги под ними черные, нос… кхм… красный, а кожа лица как раз под цвет стен — бледно — зеленое в серую крапинку. И во взгляде ректорши столько ненависти ко мне было, что я, невольно сглотнув, кивнула, развернулась и шустро зашагала на выход. Авось успею свалить раньше, чем меня обратят‑таки в жабу или засунут в ствол чахлого дерева в качестве живого источника питания. Ведь в отличие от кратковременных заклинаний фей месть дриад весьма разнообразна, изощренна и губительна.
— С — с-стоять! — со свистом выдохнула вставшая не с той ноги женщина.
Я замерла, но не обернулась.
— Звать как? — спросила она так, будто уточняла, что на моей могильной плите писать.
— К — катарина Ирмин, — решив, что спиной общаться невежливо, я на негнущихся ногах повернулась к ней, представилась и, набравшись храбрости, проговорила: — У меня письмо было…
— В кабинет! — скомандовала дриада и, широко зевнув, захлопнула за мной дверь. — Туда! — ткнула она зеленым когтем в сторону еще одной двери, и я послушно вошла в просторное помещение, где в большом кресле сидел лысый, как бильярдный шар, мужчина среднего возраста, одетый в черно — золотую мантию, идеально подходившую к его желтым глазам.
Оборотень! Такой же, как Каин. Или все же другой?
— Простите, я… без стука, — пробормотала, сглотнув. — Думала, что ректор… — и запнулась, неуверенно оглянувшись на оставшуюся в смежной комнате дриаду, которая, усевшись за секретарский стол, опустила голову на сложенные руки, явно намереваясь досмотреть прерванный сон, — она.
— С утра эту должность вроде как занимал я, — не зло усмехнулся желтоглазый. — И с вечера я. И завтра, надеюсь, тоже буду я. Кстати, разрешите представиться, Ежи Камински, ректор Академии Разрушения и Созидания. А вы?
— Катарина Ирмин — ведьма, которая очень хочет у вас учиться, — призналась ему и с тяжелым вздохом замолчала.
— Но..? — густая бровь его, особенно сильно выделявшаяся на лысой голове, выразительно изогнулась, пальцы сцепились в замок, в то время как весь он замер в ожидании.
— Но есть проблема, — ответила, снова вздохнув. Ректор располагал к беседе куда больше, нежели его секретарша. И, решив рискнуть, я выложила ему историю своих злоключений, опустив кое — какие ненужные, на мой взгляд, подробности.
— Хм… Все это, конечно, замечательно. И говорите вы, Катарина, складно, — потерев гладко выбритый подбородок, хмыкнул оборотень. — Но как проверить ваши слова?
— Никак, — понимая, что меня сейчас вежливо попросят пойти вон, я понуро опустила голову и уставилась в пол.
— Есть один способ…
Резко вскинулась и с надеждой уставилась на Камински:
— Какой?
— Я могу считать вашу память, а заодно и проверить рассказ на ложь. Но предупреждаю сразу, — серьезно проговорил он, — процедура неприятная, местами болезненная, к тому же откроет мне все ваши тайны. Согласитесь ли?
Я на все была готова. На все — все — все, лишь бы меня оставили здесь жить и учиться. Поспешно кивнув, подошла к его креслу и, зажмурившись, уверенно сказала:
— Приступайте.
— Может, хотя бы присядете, смелая вы моя? — с мягкой иронией предложил ректор.
И я, приоткрыв один глаз, обнаружила рядом с собой удобный стул с мягким сиденьем. Благодарно кивнув оборотню, опустилась на него и, сложив на коленях руки, снова зажмурилась. Висков коснулись прохладные пальцы, голова закружилась, и перед моим внутренним взором начали стремительно проплывать картины недавнего прошлого.
Больно не было. Неприятно — да, особенно когда память воскресила историю с выпавшим из окна оборотнем, в которой я чувствовала себя виноватой. Но самый сильный дискомфорт испытывала, когда в череду недавних воспоминаний вклинивались наиболее яркие фрагменты из моего детства. Нападение собак, разборки родителей с ведьмой, спасшей меня от них, вечер накануне побега из дома… А еще ночное небо с далекой серебристой луной, навес над нашим крыльцом и странно большой и молодой отец, склонившийся над подозрительно крошечной мной.
— Хм, хм… — услышала я словно через толщу воды. — Любопытно, Катарина. Очень любопытно, — задумчиво произнес голос ректора, казавшийся сейчас каким‑то далеким и нереальным, будто сон.
И снова, сменяя одно другим, понеслись воспоминания. Когда они начали путаться, сливаться и превращаться в нечто неправдоподобное, господин Камински резко отдернул руки от моей головы, и… все прекратилось. Несколько долгих минут я сидела, привалившись к спинке стула, и тяжело дышала, не в силах поднять отяжелевшие веки. Потом дыхание постепенно выровнялось, сердце перестало рваться из груди, а усталость, накатившая во время магического сеанса, отступила. Когда я открыла глаза, ректор уже сидел за столом и подписывал какую‑то бумагу.
— Пришла в себя, ведьмочка? — улыбнулся мне оборотень, внимательно взглянув из‑под черных бровей. Я кивнула. — Тогда подойди, — потребовал он, и я, встав, направилась к разделявшему нас столу. — Есть для тебя две хорошие новости и одна плохая. С какой начать?
Я нервно облизала губы, теребя пальцами кружевной манжет узкого рукава. Что плохого он может мне сказать? А что хорошего? Выбрать оказалось так сложно, что я только и смогла, что пожать плечами, предоставляя оборотню возможность решать самому. Он понял меня без слов и, снова улыбнувшись, сказал:
— Во — первых, поздравляю! Вы приняты в МАРиС, госпожа Ирмин. — Я чуть в ладоши не захлопала от радости, но в самый последний момент сдержалась. Сердце снова забилось сильнее, но на этот раз от счастья. — Это первая хорошая новость, — прекрасно видя мою реакцию, хитро усмехнулся Камински. — Теперь для контраста плохая, — став серьезным, проговорил он. — Ваша мать отправила вас к нам вовсе не из‑за ошибки с приворотным зельем. Да и ошибка та уже была в рецепте. Вы же все приготовили правильно. Мужайтесь, милочка. От вас просто хотели избавиться и, создав подходящую ситуацию, избавились.
— Мать? — непонимающе глядя на него, переспросила я.
— Ну да, не поворачивается у меня язык назвать мамой женщину, подбросившую дитя мужчине, с которым у нее была короткая интрижка. Узнав, что вы учитесь в школе ведьм и вам прочат блестящее будущее среди магиан Идора, Танис взяла вас в ученицы с одной лишь целью: сослать подальше, избавив себя от молодой и сильной конкурентки.
— Мать… — повторила я, продолжая пребывать в состоянии дикого изумления, смешанного с горьким разочарованием. Меня словно пыльным мешком ударили. Новость была странной, но отчего‑то не вызывала сомнений в своей правдоподобности. Ректору я верила. Ему не было смысла мне врать. Особенно после того, как он считал мою память. Считал и нашел там то, о чем смутно догадывалась и я сама, но не желала признавать. Мама… моя неласковая строгая мама никогда меня не рожала. А та, что родила, никогда не любила. И вся эта история с частным наставником была лишь поводом, чтобы убрать с дороги свою непризнанную дочь.
— И последнее: это вам, — протянув мне белый конверт, сказал оборотень. Ошарашенная его предыдущими словами, я не сразу среагировала на новую реплику. А когда наконец поняла, чего от меня хотят, и сфокусировала странно расплывающийся взгляд на предлагаемом предмете, чуть не охнула от удивления. Это был мой конверт! Тот самый, потерянный возле клумбы во время бегства от лекаря — василиска. Дрожащими руками взяла находку и инстинктивно прижала к груди.
— Но… откуда? — прошептала я, взглянув в желтые глаза мужчины.
— Доставили с припиской, — охотно пояснил он.
— С какой? — спросила тихо.
— Передать адресатам, — лукаво улыбнулся он. — Письмо твое рекомендательное мне, — он указал на лежащую перед ним бумагу, на которой я только сейчас признала печать Танис. — А конверт и его содержимое — тебе. И кстати, если бы ты не пряталась под мороком, покупая билет на экспресс, тебе бы вручили приглашение в МАРиС еще на вокзале. А так… не признали, видимо.
— Но… — я нахмурилась, вертя в руках конверт. — Если вы все знали, то зачем была эта проверка?
— Чтобы прояснить некоторые моменты твоей биографии. Для меня, — он сделал паузу. — И для тебя. — Я кивнула, соглашаясь с его ответом. — Идите, студентка Ирмин. Найдете женское общежитие с пометкой «Разрушители», спросите у смотрящей, где ваша комната, и вас проводят, а расписание занятий занесут ближе к вечеру, — сказав это, Камински отодвинул в сторону письмо Танис и демонстративно погрузился в чтение бумаг, стопкой лежащих на его столе. Аудиенция была закончена.
Выйдя из кабинета ректора и на цыпочках прокравшись мимо похрапывающей дриады, я вновь оказалась в коридоре. Прижалась спиной к прохладной стене, открыла конверт и вынула оттуда чек и записку, на которой было всего две строчки:
« Возмещаю ущерб за испорченное платье, госпожа Ирмин».
И подпись: «С. С.»
Покрутив в руке листок, я перевела взгляд на чек и тихо присвистнула: сумма там была отнюдь не смешная. Да и подпись стояла вовсе не моей… матери. Странно как‑то этот тип в очках оценил мое порванное платье. Или дело было вовсе не в нем?
— Поступила? — спросил невидимый привратник на выходе.
— Ага.
— Так столовая в другой стороне, — напомнил он, но я лишь отмахнулась, сказав, что не до обеда мне пока, надо обустроиться сначала и разобраться, что здесь к чему. А там и ужин подоспеет.
— Ну, как знаешь, ведьма, — не стал спорить невидимка. — Главное, за обустройствами и ужин не пропусти, а то останешься голодная, что вредно, особенно для такой худышки, как ты.
— Спасибо, не пропущу, — ответила, выходя на крыльцо. На «худышку» не обиделась, потому что на правду не обижаются. Да и сказано это было с заботой, а не из желания задеть. К башне общежития шла, раздумывая почему‑то не о переменах в моей судьбе, и даже не о Танис, оказавшейся моей матерью, а… о причинах излишней щедрости светловолосого лекаря.
Эллис
Лететь пришлось долго, устали мы знатно, особенно я. Бабушка же всю дорогу грызла яблочки, которые мне, по ее словам, вредны. Спорить и обижаться на нее я, естественно, не стала: вредны так вредны. Тем паче пельмешки, съеденные на завтрак, до сих пор держали чувство голода в узде. Еще бы кто чувство усталости приструнил — и вообще лепота.
В дремучий лес, непонятно кем прозванный светлым, мы не совались, предпочитая использовать транспортные средства на полную катушку и, подобно птицам, лететь над колючими макушками высоченных елей, а не продираться между веток. Но все время, пока под нами находилась эта мрачного вида чаща, мне казалось, что за мной кто‑то наблюдает. И вроде амулеты все активированы, аура прикрыта, отвод глаз подключен, еще и морок старой беззубой карги надет, так… на всякий случай, а все равно чужой взгляд так и скользил по телу, причем по самым неприличным местам, будто оглаживая, ощупывая… бр — р-р! Может, я просто переутомилась, а?