– Ну не отсохли, и что с того? – угрюмо возразил Кресяня, поёжился и вытер рукавом лицо. – Особым-то чудесам ведь не обучены. Ну там, глаза отвести, шум устроить, камни обрушить – это мы горазды… А в остальном… Правда вот, Кудяня, – вдруг усмехнулся он, – может ещё вони подпустить. Брат! Покажи!
– Верим, верим! – дружно отозвались походники. – Не надо!
– Не надо так не надо, – вроде бы обиделся за Кудяню Кресяня и снова утёрся. – А мы тогда того. Вздремнём…
Кажется, волшебный порошок начинал действовать.
– Я тоже никуда не пойду, – приоткрыла один глаз Снежка и стала рассматривать со всех сторон свою шерсть. После чего сделала вывод: – Эта масть для тёмной ночи… когда все кошки серы…
Зевнула, потянулась и опять свернулась клубком. Хвалёный краситель Барыги на её шкуре проявил себя совсем не так, как на его волосах и бороде. Узоры местами были бурые, местами отливали зеленью, и не только. В чём было дело? В свойствах волоса, в плакучем тумане?.. Ясно было одно: в таком виде при свете дня лучше не появляться.
Вшестером, накинув капюшоны плащей, путешественники двинулись наружу. Путь был известен. Полутёмным коридором мимо длинной вереницы дверей, краем общей комнаты со столами и стойкой. Несмотря на обеденное время, народу было мало. Кто-то ел, скучали дешёвые девки, да несколько снагов люто резались в зернь. Играли в молчании, без задора, сидели как на похоронах, только фишки постукивали. А вот в глубине помещения, где-то за стойкой, веселье шло вовсю. Там душераздирающе выли, орали на голоса, рычали по-звериному и пели по-птичьи.
«Увы мне, – узнав голос не в меру любопытного полукровки, горько вздохнул Славко. – И на что я трачу Силу, полученную от богов? И кто я после этого? По плечу ли дар получил?..»
День снаружи был по местным понятиям ясный. С неба яростно светил Змеиный глаз, и в мрачных красных лучах его город представал во всём его своеобразии. Хотя на самом деле ничего такого уж особенного в нём не было, удивить он мог разве что Лося и девок: улицы, вонь, приземистые дома, главная площадь с лабазами и рынком. На северной стороне – тюрьма, напротив – Дом Страха и казармы смотрителей. На западной – склады и бараки лечебниц. На восточной – оружейная и дворец Руководящего.
Если бы не странность в названиях и не кирпичный свет, льющийся с неба, Подземск-69 мало чем отличался бы от городов наверху. Правда, на Лобном месте рядом с насестом Глашатая стояло огромное потрескавшееся зеркало, которое, говорят, погасло уже много сотен лет назад, а здешнее море не уходило за горизонт, а заканчивалось отвесным каменным полукругом. Под ним пролегали гигантские подводные ходы, по которым удавалось попасть в другие подземные моря. И не только подземные. Поговаривали – естественно, втихомолку, – что, умеючи, можно было выплыть и на поверхность. К чужому солнцу, к незнакомому небу, в верхний мир. Только за подобные речи легко было попасть на третий уровень, на живодёрню. И поделом, ведь самый прекрасный мир – тот, где во главе стоит несравненный Великий Змей, чьё всевидящее око с неба освещает всё и вся.
– А что, друзья, не мешало бы закусить… – Лось посмотрел на маленькое угрюмое море, потом снова на город. – Горяченького охота.
– Щей, – улыбнулся Стригун. – Да побольше.
– Бараньей похлёбки, – сказала Остроглазка, и голос неожиданно дрогнул. – Как дома, с укропом и чесноком…
– А у меня дома по праздникам всегда гуся готовят, – неожиданно разговорился Атрам. – Ягнячьей печенью начиняют…
– А я просто хочу наверх, подальше отсюда. – Соболюшка всхлипнула было, но совладала с собой. – Хочу к настоящему солнышку, синему небу, чтобы сосны, берёзы…
Они стояли на древнем, источенном водой причале и с любопытством следили за портовой суетой. Вдоль пристани сновал разномастный люд, грузились, разгружались, швартовались суда, слышались крики, ругань, топот крепких подошв о дерево и металл. Всё так же разило тухлыми яйцами, но запах, ставший привычным, почти перестал ощущаться. Да и любопытство всё пересиливало. Где ещё увидишь, как невиданные, похожие на гигантских рыб корабли отчаливают от пирса, выходят в море и, быстро погружаясь, исчезают из виду. Или как вдруг из ниоткуда, из невидимого подводного хода в глубине скалы появляется железная рыбина и, блестя клёпаной чешуёй, подходит к причалу…
На узких улочках Подземска тоже было на что посмотреть. Сновали юркие повозки, работающие на огненном камне, ходил по делу и без дела народ, важно вышагивали преисполненные властью смотрители, хвататели и иные служивые. Роптать и гневить богов было грешно, – напрасно они ни к кому не приставали. Если ты такой же, как все, ничем не выделяешься и взять с тебя вроде нечего, зачем время тратить? Так что никто не обращал особого внимания на четверых мужчин и двух женщин, одетых, как все вокруг, в длинные плащи с глухими капюшонами. Они шли неспешно, вели себя тихо, не выделяясь в толпе. Никто не потревожил их ни на Центральном торгу, ни у очередного памятника Замученным Снагам, ни в торговых рядах… да и сейчас, на главной пристани порта, особого внимания никто не обращал. Не дерутся, не ругаются, Верховного Снага не хулят…
Вдоволь насмотревшись на подземные чудеса и изрядно проголодавшись, путешественники отправились подкрепиться, благо мест, где можно было побаловать желудок, в районе порта хватало.
– Давайте-ка сюда.
Стригун, как самый опытный путешественник, остановил свой выбор на уютной харчевне, называвшейся непривычным словом «Кальмар». Чистая была харчевенка, без претензий – дюжина столов, улыбчивая прислуга, никаких непотребств вроде пьяни и шлюх. Судя по обилию народа, еда здесь была вкусной и недорогой.
– Что желаете, гости любезные? – Хозяин, бородатый полуснаг, лично принял заказ, дал знать на кухню и тут же попросил рассчитаться. – С вас ровно полшкалика…
Принял хрустальную бутылочку, хрустнул печатью, привычно наполнил радужкой мерный стаканчик. Посмотрел водицу на свет – играет, настоящая. Вытащил мудрёное устройство, ловко запечатал шкалик. Улыбнулся. Гостям, что платят настоящей радужкой, уважение и почёт…
Готовили здесь действительно вкусно – похлёбка из морских даров с мучной затиркой оказалась навариста и густа, жареное мясо с кашей таяло во рту, а уж крохотные пирожки с разными начинками…
– А что, друзья, жить можно, – допивая пиво, вздохнул Лось.
На заедочку принесли оладьи, сырники и блины.
– Можно, – согласились походники. – И даже неплохо!
Один Славко хмуро молчал. Он ел с неохотой, прислушивался, настороженно косился по сторонам… Его не покидало саднящее чувство, будто прямо сейчас должно было что-то случиться. Что-то плохое, причём касающееся всех и лично его. К концу трапезы точно игла у сердца устроилась. Вот сейчас раздадутся голоса, загремят тяжёлые шаги, распахнётся входная дверь и…
Предчувствие не обмануло. Дурные мысли обрели плоть: снаружи зазвучали резкие голоса, послышались тяжёлые шаги и в отворившуюся дверь вразвалочку вошли трое. Все как на подбор очень рослые, плечистые, ловкие и уверенные в движениях. На поясах открыто висели длинные военные клинки, что зримо говорило об имеющихся разрешениях и, следовательно, о близких отношениях с властью. Даже на беглый взгляд все трое выглядели совершеннейшими головорезами.
– Эй, хозяин, – откинул капюшон один, и стало ясно, что он снаг почти без подмесу. – Узнаёшь меня?
Скуластая рожа, наглые глаза, хищный нос. Ещё бы не узнать!
– Конечно узнаю, твоя милость. С превеликим моим удовольствием… – Хозяин аж побледнел. – Только я в этом месяце уже… ну… заплатил… Всё сполна, по уговору…
Чувствовалось, что он не просто боялся – напуган был до смерти.
– Э, да ты не понимаешь, похоже, – усмехнулся почти бесподмесный. Всё лицо пришло в движение и стало ещё страшней. – До тебя мне дела нет сейчас, меня интересуют они. – Жилистая рука в перчатке из тонкой кожи плавно обвела зал. – Всё это стадо, жующее свою жвачку. А ну-ка, скажи им, кто я такой, да погромче скажи. Авось никто не подавится…
Оба спутника его при этом захохотали, только не весело, а с непонятной ненавистью. Капюшонов они так и не сняли, глаза углями сверкали из-под плотной материи.
– Уважаемые гости, встречайте, – повысил голос хозяин и вконец побелел. – К нам пожаловал почётный… – он закашлялся, – почётный гражданин Игрун из артели заслуженного гражданина Кучерявого…
Шум в зале сразу стих, многие положили ложки, мужчины вроде сделались меньше ростом, женщины стали набрасывать платки… Чувствовалось, что Игруна и Кучерявого здесь знали.
– Для тех, кто здесь первый раз: правила просты, – сказал, как отрезал, Игрун. – Кто не играет, тот нас не уважает, а значит, долго не живёт. Бабки для игры мои, кто чем отвечает, решаю я. Ну а моя ставка известна. – Он бросил ухмыляться и вытащил металлический, радужно переливающийся прямоугольник. – Денежная бирка на пять тысяч шкаликов. С кого сегодня начнём?
И застучали дробно о края стакана потёртые игральные кости, и покатились по гулким столешницам, и наполнили воздух стоны сожаления, яростные проклятья, торжествующий смех. Игрун оправдывал своё имя – проигрыш ему был неведом. С улыбкой, словно дань собирая, он шёл от стола к столу, а мешки в руках у его спутников на глазах наполнялись добычей. Прельщали удачливого хищника не только деньги – кое-кто из проигравших, сидя под столом, громко кукарекал, кто-то хрюкал свиньёй, ещё кто-то, стоя на четвереньках и спустив штаны, по-собачьи вилял оголённым задом…
Кажется, вот сейчас бы людям разом подняться и покончить с обидчиками, но народ молчал, опустив глаза. Никто не лез на рожон. Во-первых, на длинные военные мечи с поясными ножиками особо не попрёшь, а во-вторых… Власть, закон, смотрители с гиенами где-то там, далеко. А Игрун, Кучерявый и прочие лиходеи, они здесь, рядом, и не привыкли шутить. Лучше уж переждать, перебиться, перетерпеть. А стыд – он не дым, глаза не выест…
Только не весь народ, робея, смотрел в затоптанный пол.
Славко взгляда не опускал – следил во все глаза за костяным стаканом в проворных пальцах Игруна. Да не просто смотрел, а каким-то невероятным, обычными словами не объясняемым чувством понимал всю суть происходящего. И уже видел: в стенках стакана был спрятан минерал, воздействующий на железо. На те частицы его, что пребывали в игральных костях. Какая удача, какое благословение богов?.. Только наглость, хладнокровие да проворство ловких пальцев. А ещё Славко чувствовал, что сам смог бы крутить-вертеть этими костями. И никакой хитрый минерал с потайным железом ему в том не помеха.
Когда Игрун добрался до стола, где сидели путешественники, он бросил влажный взгляд на красавицу Соболюшку и, не колеблясь, сказал:
– Играю на девку, – и швырнул на стол свою сверкающую бирку о пяти тысячах хрустальных пузырьков.
– Да ну, – страшно улыбнулся Стригун и потянулся к сапогу, где ждал своего часа верный кнут с трёхгранным железком.
Остроглазка молча нащупала на поясе нож. Лось поудобней разместил в руке массивную кружку, Атрам же – о боги, кто бы ждал от него! – сомкнул свои пальцы на бутылочном горлышке. Повисла томительная тишина, которую нарушил голос Славко.