Ведя в поводу двух вьючных коней и одного с пленником, Олег медленно двигался в общей толпе повозок, всадников и даже карет — правда, последних он увидел на дороге всего две, и обе маленькие, открытые. Стража на подвесном мосту ругалась, собирая пошлину и осматривая товар, но ее выкрики заглушала веселая музыка свирелей и волынок, доносившаяся с надвратных башен. А как же, свадьба княжеская — все должны радоваться и улыбаться. Про себя Середин подумал, что в обычные дни здесь наверняка никаких «пробок» нет, въезд и выезд происходят без проблем, но когда паришься на солнцепеке, когда от жесткого деревянного седла постоянно потеет седалище, а терзаемые оводами лошади то и дело начинают взбрыкивать, это является слабым утешением.
Наконец, после почти целого часа мытарства, копыта четырех серединских коней гулко простучали по мосту, и ведун въехал в блаженную прохладу под теремом.
— Товар есть?
— Есть, — честно кивнул Олег.
— Продавать будем?
— Естественно!
— Значит, прибытие для торговли, — нудно забубнил одетый в коричневую суконную куртку стражник, имевший на поясе короткий кинжал и огромный кожаный кошель. Скорее всего, просто мытарь, приданный дежурному караулу. — Въезд в город с целью торговли, без повозок, с сотоварищами, по пол-уха куньего с коня и полкуны с человека — три гривны куны серебром сразу, либо четыре куны на торгу при получении тамги… А чего товарищ твой в мешке?
— Это невольник, — спешился Середин и полез за кошелем. — Сразу заплачу.
— Помогите!!! — внезапно заорал василиск и забился в седле. — Меня ограбили! Он ограбил меня! Снимите мешок, я все расскажу!
В первый миг никто не двинулся. Воины — потому, что еще не вникли в смысл криков. Ведун — потому, что не ожидал от василиска такой прыти.
— Посмотрите на меня! Посмотрите на него! — вопил толстяк во всю глотку. — Это мои кони и мой товар! Снимите мешок, я все скажу!
Дремавший у воротины стражник в кольчуге, шлеме и с длинным копьем отделился от стены и двинулся к пленнику. Одновременно напротив зачесал голову другой привратник. А Олег с внезапной ясностью сообразил, что не сможет объяснить здешним людям, почему с василиска нельзя снимать мешок. Он кинул взгляд на дорогу, забитую повозками, — нет, развернуться в ту сторону и удрать он уже не успеет. Тесно, да и помощники у стражи наверняка найдутся.
— Послушай, купец… — начал говорить стражник с ближнего поста, но закончить не успел: ведун сунул руку в карман, накидывая на кисть проволочную петлю, выдернул грузик и почти без замаха опустил его привратнику на шлем. От удара железный конус насадился тому почти по глаза — воин выронил копье и начал заваливаться на спину.
— Три куны, — растерянно пробормотал мытарь, глядя на своего падающего товарища.
— Потом, — переменил мнение Олег, торопливо прыгнул в седло и проорал гнедому в ухо: — Гони!!!
Как ни странно, но конь уразумел все правильно и, встав на дыбы, в два прыжка разогнался в галоп, увлекая за собой всех прочих скакунов.
— Держи-и!!! — закричали позади караульные.
— Берегись!!! — еще громче завопил Олег, видя, насколько забита улица, по которой он несется во весь опор.
Гнедой шел красиво — перепрыгивал возы с капустой и горками, прошмыгивал между людьми и лавками, обгонял всадников и проскакивал позади увешанных мешками грузчиков. Но вот пристегнутые к задней луке лошади в проходе явно не помещались, и за спиной Олега стоял неимоверный грохот и ругань. Вдобавок василиск голосил не переставая, прося помощи, призывая стражу и суд.
Скачка длилась метров триста, не больше. Вылетев на широкую площадь, вдоль которой шли лавки в четыре ряда, Середин уперся в высокую, крытую парусиной кибитку, прыгать сквозь которую гнедой отказался. Олег выругался, оглянулся на толстяка, ухватил его за шиворот, подтянул к себе, выдернул саблю, наклонился вперед и кончиком клинка перерезал ремни, что стягивали ступни василиска.
— Помогите! — продолжал вопить тот.
— Судьба… — тихо прошептал ему на ухо ведун и прижал клинок к обвязанному мешковиной горлу.
Крик оборвался. Василиск сообразил, что, если он потеряет тело, так и не увидев новой жертвы, то умрет вместе с ним.
— Ну, и как тебе моя идея, тварь? — усмехнулся Олег. — Или ты думаешь, я ловил тебя, чтобы отпустить?
— Ты не посмеешь! — судорожно сглотнул толстяк. — Зарежешь меня при всех — тебя казнят за убийство. Нет, тебя разорвут возмущенные смертные! Прямо сейчас!
— Где я?! — замотал головой Середин. — Что это за площадь?
— Торг городской… — заметил кто-то из зевак.
Хоть что-то получилось так, как хотел ведун… Хотя по большей части все пошло наперекосяк. Никакого спокойного разговора с купцами, ни задушевной обработки василиска. Имелись относительно него кое-какие идеи…
Большинство ближайших к Середину лавочников предпочли разбежаться, но вместо них тут же начали стекаться любопытные горожане. Ведун прижимался спиной к кибитке, прикрываясь сразу от всех телом купца, а привязанные к седлу гнедого кони не давали любопытным приблизиться слишком близко.
— Хочешь, я скажу тебе, почему ты еще жив? — испытывая странный холодок между лопаток, спросил Середин. — Потому что я дал клятву Глебу Микитичу довести его вместе с товаром до торга города Белоозера. И после того, как за возможность пройти по этому пути заплатили жизнями сразу три человека, я решил свою клятву сдержать. Обязательно сдержать. Лучше умереть честным человеком, чем жить проходимцем. Теперь все будут знать, что обещание я сдержал. А теперь я хочу выполнить еще одну просьбу купца. Убить василиска!
— Стой, тать! — наконец-то добежали до площади стражники от городских ворот. — Стой, заколем!
При виде направленных на него острых копейных наконечников Олег перехватил василиска локтем левой руки под подбородок, подтянул повыше, закрываясь от возможного удара.
— Ты тоже хочешь жить… — захрипела тварь. — Сними с меня мешок, и я сделаю так, что стража разбежится.
— А потом превратишь город в пустыню.
— Зато ты останешься жив, смертный…
— Зачем мне нужна жизнь, добытая такой ценой?
— Но ведь ты хочешь жить, смертный… — Голос толстяка стал вкрадчивым, как ночной туман, он просачивался в душу, точно холодный ветерок через неплотную щель в окне. — Ты доказал, что можешь убить меня, смертный. И я согласен служить тебе, как верный раб. Ты получишь все золото, которое только есть в этом городе. Самые красивые женщины станут услаждать тебя своими ласками. Твое тело будут умащивать самыми нежными маслами и самыми благоухающими…
— Замолчи! — Середин вскинул саблю и ударил толстяка эфесом по голове.
Осторожно приближавшаяся стража и зеваки от неожиданности отпрянули на несколько шагов.
— Брось оружие! — потребовал один из привратников.
— В мешке василиск, — признался Олег, поняв, что не способен на самоубийство. — Если его выпустить, он уничтожит весь город.
— Зачем же ты привел его сюда? — недоверчиво спросил воин.
— Я дал клятву, — пожал плечами ведун. — Теперь она исполнена, и я хочу уйти и убить его в безлюдном месте.
— Он лжет! — выкрикнул из мешка толстяк. — Он ограбил меня и хотел продать в рабство! А теперь надеется незаметно зарезать и присвоить мое добро! Снимите мешок, и вы увидите, что я обычный купец!
— Сними с него мешок, — опять начал подступать стражник и даже сделал вид, что пытается уколоть ведуна копьем.
— Великие боги, ну, почему я обязательно должен умереть! — взмолился Олег и снова приставил саблю к шее толстяка. — Назад, или я зарежу эту тварь! Если снять с нее мешок, она уничтожит всех! От взгляда василиска каменеют — или вы забыли?!
Народ отпрянул.
— Я обычный торговец, — опять заскулил толстяк.
— Мы, что, так и будем тут до ночи стоять? — недовольно высказался мытарь. — Ворота перекрыты, повозки ждут, казне убыток.
— Князя нужно звать, — предложил кто-то из толпы зевак. — Князя звать, Олеся Русланыча! Князь рассудит!
Стражник, подумав, поставил копье к ноге острием вверх:
— Сиди там, тать, не то заколю. Ну-ка, кто тут из купцов старший? Посылайте артельного за князем. Пусть он зараз решит, кого казнить, кого миловать. Мое дело исполнить. Ну же, шевелитесь, сердечные!
Василиск затаился. Видать, рассчитывал не просто вырваться на волю, а проникнуть в тело самого князя. Середин мысленно усмехнулся: нечисть надеялась напрасно. Жизнь так устроена, что человеку со слабой волей на трон или княжеский стол не пробиться. А против сильной воли у духа кишка тонка. Хотя, с другой стороны, Олега за сегодняшние художества в любом случае по головке не погладят.
«И дернула же меня нелегкая в честность поиграть! — в который раз подумал он. — Придавил бы эту тварь прямо там, у озера, и дело с концом!»
Правда, в этом случае остался бы вопрос с самоцветами. После гибели Глеба Микитича ведуна наверняка заподозрили бы в убийстве ради драгоценностей. Ведь в Новгороде знали, что он поехал охранять купца. Уцелел единственным, да еще с добром — значит, дело нечисто. Нет, прославиться таким образом Олегу не хотелось.