Я помахал рукой пэпээснику, стоящему на проходе возле стола и тоскливо рассматривающему галок за пыльным окном, прошёл по коридорчику, пахнущему туалетом и краской — недавно покрасили «обезьянник» — и поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж, к кабинету, в котором последние полгода проходила моя сознательная жизнь в светлое время суток. Впрочем — иногда и в тёмное, когда подходила моя очередь дежурить в отделе.
В эти дежурства я всегда мечтал, чтобы на окне каким-то чудом оказались занавески, а рядом со мной сидела… стояла… или лежала Вика из отдела дознания. Вот уж кому не надо никаких магических средств для украшательства — сиськи торчат вперёд, разрывая форменную рубашку, серая юбка обтянула упругие бёдра, губки такие, что так и хочется впиться в эти красные сооружения на миленьком лице… ммммм… и это чудо досталось корявому майору из областного УВД! Ну что за гадство… она даже мне несколько раз снилась. И так эротично… вроде как манит меня, расстегивает пуговки… и тут, в самый интересный момент вечно открывается дверь и входит подполковник Лопаточкин, с криком: «Кольцов, а ты отписался по материалу 123 дробь сорок восемь? Нет? А какого чёрта тогда ты дознавателя за сиськи дёргаешь?! Быстро работать!» И на этом мои эротические фантазии обрывались, я просыпался в холодном поту, и последнее яркое воспоминание, что оставалось перед внутренним взором — яростно горячие глаза замнача Лопаточкина, здоровенного двухметрового типа, вечно сидящего на службе, как будто у него нет личной жизни. Впрочем — вероятно так и было. Я слышал, что его сын угодил в тюрягу за грабёж — упустил полкан семью, борясь за правосудие и общественный порядок.
В кабинете сидел Петька, вяло попивавший чай из треснутого бокальчика и Семёныч, начальник отдела, он же — «капитан Федоренко, Валентин Семёнович, и как можно чаще»! Больше никого пока что не было, из чего я сделал вывод (сыщик!), что они или отправились в ад, или же отправились на «землю», по срочному вызову о преступлении.
— О! Наш Шерлок явился! — радостно отреагировал на появление моей скорбной фигуры Петька и закашлялся украденной у меня из стола шоколадной конфетой — ты чего всякую дрянь жрёшь? У тебя на конфете не шоколад, а замазка какая-то!
Я молча подошёл к Петьке, затем, несмотря на его довольно быструю реакцию, успел вырвать конфету из загребущих рук и бросил её в мусорную корзину. Потом оглянулся на следующую за мной посетительницу и пригласил:
— Присаживайтесь за стол, вот сюда. Сейчас я с вами побеседую.
Женщина подозрительно оглядела пошарпанный кабинет, лишённый и признаков занавесок, скрипучие стулья разной конструкции, собранные отовсюду из разных кабинетов по мере истирания их задами более нужных для УВД товарищей, столы, не первой свежести. На моём столе сбоку имелось длинное пятно — я стёсывал ножом нацарапанное задержанным гадкое матерное слово, присовокупленное к слову «менты». Один задержанный, пока мы отвлеклись, рассказывая ему перспективы отсидок и ждущие его кары, нацарапал гвоздиком пакостные определения этих самых «ментов».
В общем и целом картина её удручила, и настроение дамы резко ухудшилось — хотя куда было хуже-то, явно она проплакала всю ночь, на это у меня глаз уже намётанный. Я бросил на стол материал, полученный в дежурке, и сел напротив дамы, в очередной раз внимательно изучая её внешность и лицо — надо же знать, какая пакость меня ожидает в будущем. От заявителей всегда надо ожидать пакости. Главная задача опера, как я уже уяснил за время моей недолгой службы, это не нахождение преступника. Если ты его найдёшь — тебя не поощрят, не похвалят — ты же просто делаешь свою работу! Главное — это отбиться от заявлений потерпевших, рассказав им, убедив, что всё равно никто ничего не найдёт и их только «затаскают», а ещё — составить правильную бумагу, чтобы прикрыть свой худой (или толстый) зад. Зад у меня был не худой и не толстый, а в самый раз — девушкам нравился. Но прикрывать его я тоже научился виртуозно — мои бумаги моли служить образцом ментовской письменности этого тысячелетия.
Я мельком просмотрел заявление — в общем-то, всё понятно — бла бла бла — пропала дочь… бла бла бла и с ней кольцо-брюлик и какой-то там кулон с магическим наговорённым камнем, привезенным из Таиланда — вроде как изумруд со свойствами охмурения противоположного пола. Дорогая видать штучка — первое, что пришло мне в голову. Эдакий амулетик, и все девчонки твои… (Вика, ох, Вика… мне бы этот амулетик…) И женщина тоже непростая — норковая короткая шубка, дорогие перстни, сапоги тысяч за десять, не меньше — я уже разбираюсь, как-то столкнулся с обувным делом. Седины нет — ухоженная, ещё красивая, чуть отодвинуть подальше от глаз — сойдёт и за тридцатилетнюю. Вблизи видно — морщинки вокруг глаз, а гладкая кожа результат ухищрения мастеров косметологии и магов-лекарей. Интересно, дочь на неё похожа? Фото не прилагается. Ей… ага — семнадцать лет. Исчезла три дня назад. Обычная история… тиснула побрякушки, свалила с парнем, сейчас кувыркаются где-нибудь на даче, а потом будет отсиживаться, бояться приехать домой. Первый раз, что ли? Вон их сколько — целая стопа розыскных дел. Сбился с ног, по городу бегаючи.
Вообще — в розыске людей надо соблюдать один принцип — не спешить бегать и искать. Скорее всего, и так оно и бывает очень даже частенько, попавший чел сам привалит домой с повинной головой и помятой мордой. Хорошая бумага вообще-то должна вылежаться как следует, жаль, что этого не понимают мои начальники, требующие в десятидневный срок отписаться по факту.
— Итак, я вас слушаю — тускло сказал я, вздохнув, и покосившись на Петьку, исподтишка показывающего мне средним пальцем известную фигуру.
— Меня зовут Мария Васильевна Гринькова. Я мать пропавшей Василисы Гриньковой, и хотела бы поговорить с вами по поводу розыска моей дочери.
— Вы принесли фотографию дочери?
— Да, да, конечно — заторопилась женщина — вот, и не одну, возьмите!
Она щёлкнула замком сумочки, кстати, очень даже дорогой, от Финкельштейна, и достала пачку фото дочери, положив их мне на стол.
— Я все её фото взяла, на всякий случай. Все, что нашла у себя и у неё. Вот она маленькая, а вот в школе — она училась в школе с уклоном в лингвистику — а вот фото недавние, смотрите. Выберите, какие нужны для дела.
Ну конечно — в школе с лингвистическим уклоном — подумал я — какой же ещё! Уж не восьмая школа Заводского района, как у меня, само собой. А девка-то красивая… ногастая, сиськи что надо! Любительница одеваться провокационно — вон какие микрошорты и микроюбки… а это что? Упс! Прикоооольно…
Передо мной на фото стояла совершенно обнажённая Василиса Гринькова, совершенно не стесняющаяся своей наготы, а вроде даже ей гордящаяся. А что — есть чем погордиться, да. С такой-то фигурой…
Мать девицы видать заметила, что я пристально рассматриваю это фото дольше остальных, посмотрела на него, и слегка покраснела, потом выхватила его из моих рук:
— Это вам не надо. Случайно попало. Зачем она его сделала — я не знаю! Она девочка домашняя, никуда без спросу не ходит, нигде не задерживается, не предупредив нас. Я не хочу, чтобы у вас сложилось мнение, будто она какая-то распутница.
— Честно говоря — мне неинтересно — распутница она, или нет. Меня это интересует только в том плане — кто её мог похитить, если её похитили. Например — если она была девственница, то могли похитить, чтобы брать у неё кровь для магических действий. И слёзы. И кусочки плоти. И… — женщина побледнела, обмякла и со стуком упала на пол.
Семёныч всполошился, побежал к аптечке, Петька стал наполнять стакан из чайника остывшей кипячёной водой, а я закусил губу — вот надо же было так — в понедельник, тяжко, а тут ещё заявительница со слабыми нервами.
— Кольцов, ты чего творишь?! — строго рявкнул Семёныч — баба и так еле на ногах стоит, а ты ей про кусочки плоти! Очертенел, что ли? А если сейчас жалобу накатает, что её запугивали? Ты думай другой раз, прежде чем плести всякую хрень!
— А я чего такого сказал! Ну, правда, же! — попытался оправдаться я — могли на запчасти украсть! Я что теперь должен делать?
— Думать ты должен! — сердито бросил капитан Федоренко, капая на ватку нашатырём — и искать её дочь! Кстати — она хорошая знакомая начальника. И Дмитрий Семёнович просил отнестись к её заявлению с максимальным вниманием. А ты чего? Про кусочки плоти?
Только этого не хватало — моё сердце затрепыхалось сжалось, как будто его посадили в маленькую ржавую клетку, откуда нет выхода — ещё и знакомая начальника УВД! Ну, всё… теперь будут каждый день прессовать, требовать результата. Не прикроешься хорошей бумагой.
Женщина вздрогнула, Семёныч ещё раз ткнул в её нос вонючей ваткой, дама глубоко вздохнула и при помощи моего непосредственного начальника взгромоздилась на стул.
Я выжидательно смотрел на Гринькову, не зная, как она отреагирует на свой обморок — может меня обвинит. Потом женщина достала из сумочки платок, надушенный стойким запахом тонких духов, потёрла им нос, и сухо сказала:
— Мне говорили, что вы профессиональный маг — розыскник, специализирующийся на поисках людей. И часто их находите. Вы можете найти мою дочь?
Я начал втирать ей в уши, что да, нахожу, но это зависит от обстоятельств, от времени, от мощности ауры, излучаемой человеком, от погодных условий, от…
— Остановитесь — прервала меня заявительница — если вы найдёте мою дочь — я дам вам двадцать тысяч долларов. Мой муж состоятельный человек, и может себе позволить любые траты ради нашей дочери.
— Кхе-кхе! — закашлялся в углу Петька, жадно прислушивающийся и Семёныч показал ему кулак — мол, не лезь!
— Вообще-то я зарплату тут получаю — я героически отбросил картинку себя, сидящего в ресторане, в новом костюме и вокруг хоровод девушек в эротических нарядах — вот если что-то для отдела сделаете — спонсорскую помощь — мебель, магические зеркала, ноутбуки новые — мы бы не отказались. Сами видите, какое убожество. Семёныч из-за спины дамы показал мне большой палец — молодец!
— Как скажете — пожала плечами дама — найдёте — будет вам спонсорская помощь. Так я могу рассчитывать?
— Можете. Я прямо сейчас и начну. Петя, закрой дверь, коллега. И лучше с другой стороны, хорошо? Валентин Семёнович — мне нужна малия — и тишина, по крайней мере, минут десять. Вообще — я сколько раз вам говорил уже, просил — мне нужна отдельная комната для работы с малией! Это же не так просто, и опасно, между прочим! Можно потерять разум!
— Тебе нечего терять — мстительно буркнул Петька, выходя из комнаты.
Семёныч достал из сейфа драгоценную жидкость, получаемую из спецхрана областного УВД, отлил немного в блюдечко — грамм сто, не больше, сказав, чтобы я экономил — малии осталось на три раза, а привезти должны только в пятницу.
— И чем я должен работать тогда? Как можно работать, когда вы не обеспечиваете спецсредствами?
— Ножками надо работать, и головой! — парировал капитан Федоренко — как раньше работали наши отцы и деды. Избаловались вы — пропади магия, куда пойдёте? Бутылки собирать?