— Знаешь, когда я расплачивалась с Пепи, бейджик на ней еще был, — он болтался у меня перед глазами, я тогда еще заметила, что на нем опечатка: в слове официантка две «ф». Я, конечно, колледжей не заканчивала, но как пишется «официантка» знаю.
— И что?
— И когда ты пришел, бейджик еще был!
— Официантка могла потерять его после. К чему ты клонишь?
— А к тому, что Петеру приглянулся этот бейдж, и он мог…
— Стырить его.
— Хотя может, она и правда сама его потеряла…
Мы толкнули двери с круглыми окошками и очутились в кухне. Томас окинул ее цепким взглядом.
— Ну, — обратился он ко всем. — Кто что делал, когда Пепи забежала и сообщила, что посетитель пропал?
— Я развешивал сковородки по местам, — сказал один помощник повара, парень с розовыми щеками, и он подошел к стене, на которой висело два ряда медных сковородок.
— Я молола кофейные зерна, — сказала второй помощник повара, женщина средних лет.
— Я выносил мусор на задний двор, — сказал уборщик и махнул в сторону зеленой крашеной двери.
— А дверь была открыта? — встряла я.
— Ну да, — сказал уборщик.
— Но мы же сразу проверили и внутренний дворик тоже, — сказала Пепи.
— А вы? — спросил повара Томас.
— А я убирал в холодильник головы сыра.
— Где холодильник? — спросил Томас.
— Да вот, — повар повел нас мимо плит и столов к металлической двери и открыл ее — внутри оказалась целая небольшая комната с полками, заваленными всяческой снедью. Сюда мы с Пепи не заглядывали.
— Знаете, я бы заметил, если бы под ногами у меня кто‑то прополз, — сказал повар. — Я бы споткнулся!
А я увидела, что на самой верхней полке, под потолком, сидит Петер — в одной его руке полкаральки колбасы, а в другой большая плитка шоколада, которую он, по — видимому, грыз вместе с оберткой. Увидев меня, он засмеялся и шагнул с полки в воздух. Томас, вытянув руки, кинулся и подхватил его, пока он не начал порхать в воздухе, как бабочка.
Присутствовавшие испуганно ахнули.
А Томас Дабкин передал Петера мне, отошел в сторону, нажал кнопки на своем телефоне и коротко доложил:
— Это Томас Дабкин. Петер Гермес Олимпус найден. Он в полном порядке. Виновных нет.
Мне особенно понравилась последняя фраза.
— Я был прав, он просто не наелся, — сказал Томас, когда мы вышли из кафе.
— Сколько же они едят? — спросила я.
— Полубоги? Много, особенно когда растут и нет амброзии. Но все же меньше, чем боги. И натяни‑ка на него капюшон.
— Как он юркнул в холодильник так незаметно?
— Он поднялся к потолку, как только ты подошла к бару. И вылетел на кухню, когда Пепи вышла на твой зов. В это время, как мы выяснили, на кухне повар заходил в холодильник.
— И Петер направился туда…
— Потому что заметил всякую всячину, которую при нем ели другие люди…
— А значит, и он мог бы пожевать…
— Угу. Поэтому‑то, когда вы с Пепи начали его искать — а ты ведь и на потолки всегда смотрела, — улыбнулся он, а я кивнула. — Так вот, Петера нигде не было, он уже сидел в холодильнике.
— И как он только не замерз! — мне стало страшно, что могло бы произойти, я покрепче укутала Петера в куртку.
— А ты не знаешь? Полубоги, как и боги, легко переносят и холод и жар. Иначе как бы они жили и глубоко под землей и высоко в горах?
— Я вот чего не пойму, — кажется, впервые за сегодняшний день наступила моя очередь задавать вопросы. — Как он умудрился увести бейджик Пепи? Или ему не обязательно видеть предмет, чтобы получить его?
— Пока он маленький — обязательно. А когда вырастет — ну, сможет и так…
Томас свистнул, останавливая такси.
— Значит, он увидел Пепи, сидя в холодильнике?.. Когда ты попросил всех занять те же места! — осенило меня. — Повар снова открыл холодильник, а Пепи была рядом, на кухне!
— Угу, — он улыбнулся.
Как он мило улыбается, скажу я вам!
Мы сели в желтую машину и Томас назвал адрес нашего дома.
— Тут же два квартала, — удивился таксист.
— Действительно, — сказала я. — Ты что, не можешь дойти пешком? А такси отдал бы нам.
— И куда это ты собралась, хотел бы я знать?
— А что?
— А то, что я сейчас доставлю вас домой и вы будете там сидеть до завтрашнего утра.
Нет, вы видали такую наглость? Так мной командовала только мама и только лет до двенадцати. И вы думаете, я ее слушалась?
— Вы будете препираться или все же поедете? — спросил таксист — толстый негр в маленькой цветастой шляпе.
— Езжай ты, — сказала я и вышла, с Петером на руках, из машины. — Я поймаю следующее такси.
Томас выскочил за нами. Таксист выругался. Томас наклонился в машину:
— Подождите, мы сейчас поедем.
А потом обратился ко мне:
— Извини. Так объясни, зачем ты везешь Петера к отцу, если у вас договоренность до завтра?
— Потому что знаешь, что он мне сказал по автоответчику? Он меня с Новым Годом поздравил! И сказал…
У Томаса зазвонил телефон.
— Извини, — сказал он и взял трубку: — Да. Да. Понял. Буду через пять минут.
Он отключил связь, потом нажал пару кнопок, мой мобильник зазвонил.
Томас сказал:
— Сохрани мой номер.
Я кивнула, он нажал отбой на своем телефоне, открыл дверцу такси и сказал мне:
— Садись в машину, подвезете меня, а потом домой.
Мы с Петером залезли в такси. Томас уселся рядом, назвал водителю какой‑то адрес. Протянул ему сотню:
— За скорость.
— О кей, — сказал водитель и включил музыку.
— А куда тебя вызвали? — спросила я.
Наверное, произошло что‑то невероятное, типа нашествия вампиров на какой‑нибудь квартал или непредвиденной посадки инопланетного корабля на каток в Центральном парке… Хотя это исключено — он ведь назвал таксисту местный, Бруклинский адрес.
Томас попытался задвинуть перегородку, но ему это не удалось, потому что она была сломана.
— Драка на детском Дне Рождения, — ответил он тихо.
— Да? — разочарованно сказала я.
— Ага, — сказал Томас невозмутимо.
— Не знала, что ты занимаешься такими пустяками…
— Человек, который ими занимается, в данный момент не работоспособен, — и прошептал мне на ухо. — Два дня назад на одной свадьбе его укусил оборотень, и теперь он проходит курс противооборотневых инъекций.
— Да??
Вот ужас, выходит, если меня укусит маленький Снорри — а он уже предпринимал несколько попыток — мне тоже придется проходить этот ужасный курс уколов??
Томас, кажется, прочитал мои мысли по моему лицу, прошептал:
— Укусы малышей — оборотней еще не ядовиты.
— Я знаю, — отмахнулась я беззаботно.
Уф. Слава богу.
— Значит, он искал амброзию, — задумчиво сказал Томас. — И нашел ее у тебя… Но зачем ему ботинки?
— Не ему, а ей, — сказала я и пожала плечами: — И с чего Селии искать амброзию у тебя!
— Эй, — обернулся водитель. — Никаких наркотиков в моем такси!
— Ну что вы, — сказал Томас. — Это… название торта.
— Да, — сказала я. — Торта по рецепту моей бабушки.
— Ага, — сказал негр. — И после этого тортика свою башку с телевизором перепутать можно.
— Вы бы починили перегородку, — сказал в ответ Томас.
— Я любопытный, — сказал шофер. — Ну, приехали.
Мы остановились у подъезда одного из муниципальных многоквартирных домов. Томас сказал мне тихо:
— Я быстро наведу там порядок. Я приеду, и ты расскажешь мне о Селии. Так что сиди, пожалуйста, дома и жди меня. Ты же знаешь, Петеру ночью лучше быть под крышей…
Откуда‑то с верхних этажей послышался визг и волчий вой. А потом в стекло одного из освещенных окон шлепнулось и размазалось что‑то похожее на торт. И поэтому я не успела сказать, что я тут няня и я лучше знаю, что лучше для детей. А для них лучше, чтобы их бестолковый родитель не уезжал от них невесть куда. И вообще, выполнял договоренности.
— Похоже, веселье в разгаре, — сказал Томас, выходя из машины.
— Еще скажите, — кивнул таксист на окна, — что это они на трезвую голову так развлекаются.
— Это вообще детский День Рождения! — возмутилась я.
Томас обернулся и снова назвал таксисту адрес нашего дома, потом сказал мне:
— Обещай, что никуда сегодня больше не выйдешь. Не надо рисковать.
— Обещаю, — сказала я, и мы поехали.
Когда машина разворачивалась, Томас уже скрылся в подъезде.
— Отель Ритц — Карлтон, Бэттери Парк, — приказала я шоферу.
Он криво усмехнулся.
Понимаете, если человек заставляет вас что‑то пообещать против вашей воли, то вы имеете право не выполнять обещание.
К тому же — нечего ему было меня бросать. В смысле. Он сыщик? Сыщик. Я ему сообщила, что амброзия пропала и что то же самое собирается сделать папаша Гермес. И что он? Разве не должен он первым делом бросится мне на помощь, организовать масштабные поиски (да, посматриваю я полицейские сериалы, вы угадали) и вообще не оставлять меня одну в такую трудную минуту? Вместо проявления подобной заботы, в смысле, профессионализма, он просто отделывается от меня, отправляя домой спать!
Но я сильная девушка и сама все найду и разузнаю. Меня охватила небывалая отвага. Да я может, вообще в сыщики пойду, в нашу Корпорацию, и обскачу этого Томаса Дабкина по всем показателям раскрытых преступлений! Я буду носить кожаный пиджак и черные очки. А к ним… что лучше — узкие — преузкие джинсы или мини — юбку? Или юбку в готическом стиле — в пол и такую, ну с как бы рваными краями? Я бежала бы за межгалактическим преступником, и ветер трепыхал эти псевдо — оборванные треугольники, и меня бы прозвали Летучая Мышь Алисия…
— Приехали, мисс! — сказал таксист, вырвав меня из таких приятных мечтаний.
Петер спал. Я расплатилась и вышла.
Надо мной ярко сияли окна «Ритца». В спину дул холодный ветер с Гудзона. Я решительно шагнула к крутящейся стеклянной двери. Швейцар, вносивший чей‑то багаж, покосился на меня недовольно.
Пожалуй, я бедновато одета для этого места. Рядом важно прошествовала седая завитая дама в парчовой мехом подбитой накидке и с белой собачкой подмышкой. Собачка, похоже, тоже была завита и тем же парикмахером.
Человек за стойкой при виде меня сморщился. Ну, знаете, а может, я эксцентричная миллионерша! И вообще, у меня в сумке в данный момент лежит семнадцать с половиной тысяч долларов. Спорим, ни у кого из присутствующих в этом холле нет в сумке или кармане столько же? Так что я расправила плечи и высокомерно сказала служащему за стойкой:
— Я бы хотела пройти к мистеру Гермесу Олимпусу из пентхауса.
Служащий стукнул два раза по клавиатуре компьютера и изрек:
— Мистер Олимпус просил его не беспокоить.
Ура! Значит, он еще не уехал! Он здесь! Тщетно пытаясь сдержать улыбку, которая растягивалась по лицу, я сказала:
— Передайте, что это Алисия Меллон, няня, и мне надо э — э… спросить кое‑что о его сыне, Петере, — я чуть приподняла малыша, для убедительности.