— Извините, — сказал Билл. — Это Медицинская секция?
Этот вопрос вызвал взрыв здорового смеха. Мужчины столпились вокруг и поздравили Билла с его остроумием. Одна женщина, как минимум майорша, с пушистыми светлыми волосами, вздёрнутым носом и гигантскими грудями села к Биллу на колени и смачно его поцеловала. Кто-то ещё спросил, что он хочет выпить. Билл был так растерян, что просто сказал да. Они подали ему прощальный кубок, заполненный смесью из алкогольных напитков этого дня. Наиболее ощущался вкус рома, наравне с резким привкусом героина, и Билл благодарно осушил его, научившись никогда не рассматривать в бокале дарёную выпивку.
Леди майор, которая целовала его, слезла с коленей и приблизилась к его лицу. Приблизившись так, что её нос оказался на расстоянии нескольких миллиметров от его, она надолго и глубоко заглянула в глаза Билла. Затем она произнесла волнующим контральто, слегка запинаясь от виски:
— Ты такой, каким я тебя представляла.
— Ну, — сказал Билл, — я стараюсь.
— Какое умное замечание, — прошептал один полковник другому.
— Он явно умный парень, — произнёс седой полковник, производивший впечатление старшего офицера. — Кто-нибудь, дайте ему сигару. И не давайте больше этой адской смеси; налейте ему немного хорошего коньяка, который мы раздобыли при разграблении Главной Базы после атаки.
С сигарой в одной руке, стаканом коньяка в другой, и самодовольной улыбкой на лице, Билл не был готов к следующему вопросу.
— Скажи мне, Билл, — майор с лисьим лицом и мерцающими пересекающимися знаками вопроса Второго Разведывательного Директората на погонах, — что ты думаешь о ситуации на Тсурисе?
— А это имеет какую-то связь с медицинским обслуживанием здесь? — спросил Билл. — Если да, то у меня есть жалоба.
— Дорогой друг, — сказал майор с лисьим лицом. — Ты ещё не знаешь о положении на Тсурисе?
— Я здесь только три дня, сэр, — ответил Билл, сделав большой глоток из стакана, чтобы залить свои подозрения относительно этой офицерской любезности. Глубоко внутри он осознавал, что все это неестественно. Но ещё глубже в душе он хотел насладиться хорошей выпивкой.
— И что ты всё это время здесь делал?
— Выращивал новую ступню, в основном, — ответил Билл. — И вот что я хотел спросить...
— Об этом позже, — сказал майор. — Тсурис — планета неподалёку отсюда. Иногда её ещё называют Таинственной Планетой.
— Ах да, я слышал о ней, — слабо произнёс Билл сквозь растущий алкогольный туман в голове. — Это то место, откуда рассылаются таинственные радиопослания, не так ли?
Майор пояснил, что военной базе на Шистере была поставлена задача очистить Тсурис, таинственную близлежащую планету. Точных сведений об этой планете нет. Сквозь тяжёлые слои облаков не было сделано ни одной приличной фотографии. В облаках были разрывы и планета похоже получала обилие солнечного света, но как только военные разведывательные корабли начинали маневрировать, чтобы произвести фотографирование открывшегося участка, он всегда затягивался, прежде чем они успевали приблизиться.
— Странно, — произнёс Билл. — Похоже, что кто-то управляет ими, а?
— Совершенно верно. Выпей ещё, — ответил майор. — Как ты верно заметил, с Тсуриса исходят радиосообщения, но все они — полная бессмыслица. Но что хуже всего, корабли, пролетающие поблизости от Тсуриса, исчезают, чтобы появиться снова в миллионах миль от того места, и нет никаких объяснений, как они делают это.
— Похоже это то место, которого следует избегать, — сказал Билл с пьяной искренностью, одновременно кивая и делая глоток. И не сказать, чтобы у него это здорово получалось.
— Ах, если б мы только могли, — ответил майор. — Но мы не можем, конечно же. Мы — военные. Мы идём туда, куда нам нравится.
— Верно, верно! — закричали другие офицеры, запальчиво вскидывая руки с бокалами.
— И в любом случае, — продолжал майор, — если что-то на Тсурисе может отбрасывать корабли на миллионы миль в сторону от их курса, это та сила, которая может быть крайне важна для нас. Нам нужно знать, как это работает, на случай если тсурианцы или кто там живёт намереваются использовать её против нас.
— А если так, — вступил в разговор седой полковник, — нам необходимо вышвырнуть этих тсурианцев прежде, чем они получат шанс проделать то же с нами.
— Быть может будет безопаснее, — сказал капитан спецназа, — вышвырнуть их даже если они не имеют дурных намерений.
— Верно, верно! — проскандировали другие офицеры.
Они все посмотрели на Билла, ожидая, чтобы он сказал что-нибудь. Билл попытался принять интеллигентный вид, хотя уже весьма смутно ощущал происходящее.
— А вы не пытались высадить на планету разведывательный корабль? Таким образом вы могли бы разузнать что к чему.
Майор скрыл своё отвращение за фальшивой улыбкой.
— Много раз, дорогой мой десантник, — ответил он. Как ты должен очень хорошо себе представлять, они никогда не возвращались, никогда не давали о себе знать.
— Это плохо, — пьяно пролепетал Билл. Затем им овладели кровожадные амбиции. — Почему бы просто не отойти и не послать ядерные торпеды? Взорвать их! Уничтожить их!
— Мы и сами об этом думали, — сказал майор. — Но это против правил войны, как брешут левые коммунистические газетёнки, и нашим слюнтяям-депутатам в преддверии выборов это не понравится. Им нужна полная официальность. Объявление войны и вся тому подобная чепуха. После того, как их не выберут, мы вернёмся и сделаем всё, что только захотим, но в настоящий момент наши руки связаны. Наши ракеты в хранилищах. Мы топим свою печаль в выпивке.
— Хорошо... — Билл немного подумал. — А почему бы не объявить им войну?
Офицеры с одобрением закивали головами.
— У тебя верные инстинкты, десантник. Но не раньше выборов. Затем мы сможем разбомбить их к чёртовой матери. Но до тех пор нам необходимо сохранять некую иллюзию законности. Проблема в том, что мы не можем найти на Тсурисе никого, с кем можно разговаривать. На самом деле мы даже не уверены, что там вообще кто-то есть.
— Отсюда очевиден ответ, — сказал полковник. — Уверен, ты и сам об этом думал. Если мы сможем высадить разведывательный корабль на поверхность планеты, с кем-либо на борту, несущим послание от Адмирала, как минимум мы сможем вызвать тсурианцев на разговор. Затем мы выставим требования, которые они отвергнут. И мы получим шанс сослаться на «непоправимое оскорбление, смываемое только кровью», как на причину войны.
— Если, конечно, тсурианцы не успеют достаточно быстро извиниться, чтобы предотвратить вторжение, — сказал полковник.
— В современной войне все решает скорость, — заметил майор. — Что ты думаешь об этом, Билл?
— По мне — хороший план, — ответил Билл. — А теперь, если вы направите меня в Медицинский сектор...
— Сейчас не время для этого, десантник, — сказал майор. — Мы хотим поздравить тебя, а затем рассказать, как управлять разведывательным кораблём.
— Минутку, — сказал Билл. — Что вы собираетесь со мной сделать?
— Дорогой мой десантник, — ответил майор, — пройдя через эту дверь, вы добровольно согласились на то, чтобы отправиться на Тсурис на разведывательном корабле.
— Но я не знал! Компьютер сказал мне прийти сюда!
— Всё верно. Компьютер выбрал тебя добровольцем.
— Он мог это сделать?
Майор почесал затылок.
— Не знаю. Почему бы тебе не спросить его?
Он зловеще рассмеялся, когда Билл, шатаясь, попытался встать на ноги и почувствовал, как вокруг его лодыжек защёлкнулись автоматические кандалы.
* * *
Лизоблюд выглядел ужасно. На протяжении множества последних дней все сослуживцы избивали его, потому что он был слишком дружелюбен и внимателен к другим, а это не было свойственно десантникам. Первый урок, который получал настоящий десантник, это то, что вся жизнь — сплошная цепь Борьбы-с-Приятелями. Военные психиатры поставили ему диагноз синдрома прикосновения Шмида, зеркальной противоположности прикосновения Мида, когда всё, к чему ты прикасаешься, превращается в золото. Но один из коллег психиатров, майор-доктор Шмелленфусс, был не согласен. Он говорил, что Лизоблюд — классический случай рассеянного психоза, отягощённого тенденцией к самоуничтожению. А всё, что знал Лизоблюд — что все самое худшее жизнь готовит для него. А всё, что он хотел — это всего лишь делать людей счастливыми.
К примеру возьмём то, что происходит сейчас. Конечно, он выглядел не очень хорошо. Ну а кто бы хорошо выглядел, если бы был прижат к горячему котлу в прачечной, где Билл, занеся в воздухе огромный кулак, угрожал разорвать его на части?
— Билл, подожди! — завопил Лизоблюд, когда глаза Билла сузились, а сам он приготовился просунуть голову Лизоблюда сквозь полудюймовую мягкую сталь, из которой был сделан котёл. — Я сделал это для тебя!
Билл заколебался, кулак завис для смертельного удара.
— Как ты это объяснишь?
— Потому что твоё добровольное участие в этой миссии принесёт тебе медаль, большую премию, годовое снабжение таблетками от венерических болезней и, что самое важное, немедленную почётную отставку!
— Отставку?
— Да, Билл! Ты вернёшься домой!
На Билла нахлынула волна ностальгии, когда он вспомнил свой домашний мир, Фигеринадон, и то, как сильно он хотел увидеть его.
— Ты уверен? — спросил он.
— Конечно же я уверен. Просто подойди к офицеру-вербовщику, когда вернёшься. Он все сделает для тебя.
— Здорово, — сказал Билл. — Единственная проблема — это то, что это самоубийственная миссия, и маловероятно, что я вернусь с неё. А если я не вернусь — никакой отставки, не так ли?
— Ты вернёшься, — ответил Лизоблюд. — Я гарантирую это.
— И каким же образом?
— Потому что после того, как я записал в добровольцы тебя, я и сам записался в добровольцы. Так что я позабочусь о тебе, Билл.
— Ты даже о себе не можешь позаботиться, — заметил Билл. Он вздохнул. — Я имею в виду, что это очень мило, что ты хочешь мне помочь, Лизоблюд, но я не желаю этого.
— Теперь я понимаю, Билл, — сказал Лизоблюд, освобождаясь от захвата Билла и проскальзывая подальше от котла, который продолжал нагреваться. Он понял, что момент непосредственной опасности миновал. Иногда Билл мгновенно вскипает, но если вы избежите моментального увечья, он вскоре снова остывает.
— И в любом случае, — продолжил Билл, — как ты записал меня в добровольцы? Только я сам могу записаться в добровольцы.
— Здесь ты попал в точку, — ответил Лизоблюд. — Может тебе лучше спросить об этом компьютер?
— Привет снова, — сказал военный компьютер. — Ты здесь недавно, не так ли? Извиняюсь, что спрашиваю, но старое зрение уже не то, что было раньше. Мои зрительные ортиконы износились. Никто и ничто о них не заботится, — прохныкал он отвратительным механическим голосом.
— Я пришёл насчёт моей ступни, — громко сказал Билл, испытывая отвращение к электронному жалобщику.
— Твоей ступни? Я никогда не забываю ступни! Дай взглянуть.
Билл поднёс свою ступню к видеопанели компьютера.
— Оооо, — сказал компьютер. — Прекрасная аллигаторская ножка. Но я никогда раньше не видел этой ступни. Говорю тебе, я никогда не забываю ступни.