Сказать полуправду, чтобы дать надежду.
Мария Давидовна ухмыльнулась. Дать человеку надежду, чтобы он не наложил на себя руки. Всё равно умрет, но не я подтолкну его к последнему шагу.
Кстати, от СПИДа сразу не умирают. У неё есть несколько лет жизни.
Мария Давидовна стала мысленно складывать оборонительную стену в своем сознании: ребенка она выносит, профилактические лечение позволит не передать плоду вирус — она прекрасно знала, что своевременно проведенные мероприятия дают прекрасный результат. Она сможет провести со своей дочерью, — да, именно с дочкой, она уверена, что у неё родится девочка, — первые годы её жизни, а если повезет, то и первые десять лет её жизни. Она даст ей всю свою любовь, и ничто не сможет помешать прожить остаток жизни в любви и согласии с этим миром.
Из автобуса она вышла со спокойным выражением лица. Неспешным шагом Мария Давидовна дошла до Центра, — почему-то даже мысленно она не хотела добавлять приставку перед названием учреждения. Завела амбулаторную карту в регистратуре и нашла нужный кабинет.
Она посмотрела на доктора — женщина средних лет — и внезапно подумала о том, что белый халат обезличивает человека. Все врачи на одно лицо, словно их штампуют в медицинских институтах. Профессиональная непроницаемость на лице, равнодушие в глазах и спокойный голос, в котором легко можно прочитать свой диагноз. Доктор что-то начала говорить, но Мария Давидовна прервала её:
— Извините, как вас зовут?
Нахмурившись, врач подняла глаза от амбулаторной карты и посмотрела на пациентку так, словно она задала, как минимум, неприличный вопрос, как максимум, посмела приблизиться к ней на недопустимое расстояние.
— Ангелина Афанасьевна, — представилась она, — однако речь не обо мне. Давайте, Мария Давидовна, поговорим о вашем окружении. Вы же, как врач, понимаете, что вирус иммунодефицита с неба не свалится.
— Но, Ангелина Афанасьевна, у меня результат анализа сомнительный, может, я сначала сдам кровь, а потом мы с вами будем искать источник заражения?
Доктор задумчиво посмотрела на пациентку, вздохнула и, еле заметно усмехнувшись, пожала плечами. В её глазах можно было легко прочитать всё, что она думает о пациентке.
Мария Давидовна с трудом заставила себя не закричать в лицо врачихе, что она не какая-нибудь наркоманка или блядь, чтобы с ней так обращаться. Подавив в себе секундный порыв, она взяла протянутый бланк и тихим голосом спросила:
— Куда идти?
— По коридору направо, там лаборатория. Сдадите кровь и завтра, милости прошу, приезжайте снова сюда с двух до восьми вечера.
Мария Давидовна кивнула и вышла из кабинета. В лаборатории она тоскливо смотрела на медсестру в противоспидном костюме и специальных очках, которая долго и нудно готовилась взять у неё кровь из вены. Затем, прижав ватный шарик к локтевому сгибу правой руки, она сидела в коридоре Центра и смотрела прямо перед собой, пытаясь не думать о том, что упрямо лезло в голову.
Мысли об источнике заражения.
Как бы она не гнала их, они вязким варевом бурлили в сознании.
7.
— Тебе надо переодеться, — говорит Виктор и бросает мне майку и свитер, которые извлекает из рюкзака.
— Спасибо, — я с удовольствием благодарю Виктора. Впереди холодная ночь, костер все время гореть не будет, и под утро я сильно замерзну. Свитер хоть немного облегчит мне жизнь.
— Валентин, дай ему ветровку, — говорит Виктор своему спутнику, — я знаю, у тебя есть. Давай, давай, не жмоться.
Валентин недовольно морщиться, но, тем не менее, достает из недр своего большого рюкзака черную болоньевую ветровку.
— Большое спасибо, — говорю я Валентину, хотя понимаю, что он не услышит слов благодарности. Я беру протянутую одежду, прикасаясь к его руке.
И понимаю, что мне не нравится в этой паре заблудившихся путешественников.
Я увидел, зачем городской житель по имени Валентин отправился в лес. Он здесь прячется — от остальных людей, и от самого себя. Впрочем, прикосновение было настолько мимолетным, что я не уверен на сто процентов. Поэтому — я улыбаюсь. Надеюсь, у меня будет возможность лучше узнать его.
— Отлично, — говорю я от всей души, — спасибо вам, за то, что спасли меня.
— В лесу по-другому нельзя, — спокойно говорит Виктор.
— А разве человек человеку не волк? — спрашиваю я, глядя на Валентина.
— Это в городе, — отмахивается Виктор, — а здесь надо жить в согласии с собой и природой. Иначе не выжить. Сегодня мы тебе помогли, завтра ты — нам. Всё взаимосвязано. Ладно, давайте спать.
— У нас палатка на двоих, — говорит Валентин, как бы напоминая спутнику, что места на троих не хватит.
— Ничего, я здесь, у костра побуду, — говорю я, всем своим видом демонстрируя готовность провести ночь у костра.
Виктор пожимает плечами, берет ружье, и они вдвоем забираются в палатку.
От костра остались угли. Я смотрю на багровое мерцание и мысленно говорю Богине «спасибо». Это она привела их сюда, закрутив в лесу. Это она свела нас здесь, потому что они нужны мне, а я нужен им.
Виктор прав. Всё взаимосвязано и предопределено.
Я бросаю в костер несколько веток. Огонь с удовольствием принимает предложенную пищу, и разгорается. Я смотрю на языки пламени и неожиданно для себя вспоминаю Марию. В последний раз я видел её в конце июля. Издалека и всего лишь несколько мгновений. Сейчас конец сентября. Прошло два месяца. Сколько раз я думал о ней?
Совсем не часто, если не сказать, — редко.
Надеюсь, что у неё все хорошо. Только это мне и остается.
Надеяться…
Теперь, когда она так далека, я с трудом могу вспомнить образ. Может, если бы у меня был лист бумаги и карандаш, то я смог бы нарисовать. Собственно, я не помню, что со мной было в течение целого месяца, поэтому радость уже то, что я вообще помню её лицо, улыбку и счастливое выражение глаз.
Пусть даже просто в своем сознании.
Закрыв глаза, я с улыбкой погружаюсь в воспоминания. В какой-то момент мне кажется, что я снова вижу её, и, протянув руку, я хочу прикоснуться к щеке, по которой бежит одинокая слеза. Я почти касаюсь кожи, и — вздрагиваю от боли.
Отдернув руку, я открываю глаза.
Похоже, что я уснул. С удивлением взирая на почти погасшие угли, к которым тянул правую руку, я думаю о том, что неожиданно для себя провалился в сон. Подняв голову, я вижу сереющее небо, а, значит, скоро утро. Потянувшись затекшим телом, я чувствую утренний холод. Я бросаю в угли новую порцию веток и, набрав полные легкие воздуха, дую на угли.
Костер снова разгорается, давая мне тепло. Подумав, что надо вскипятить воду для чая, я беру котелок и иду за водой к ручейку, через который вчера перебирался. Повесив котелок над огнем, я снова сажусь на еловые лапы, постеленные рядом с костром.
— Доброе утро, — слышу я голос Виктора, — как спалось?
— Отлично. Костер почти погас, вот я и проснулся.
Виктор садится рядом со мной и задумчиво смотрит на огонь.
— Никак не могу понять, как это я умудрился заблудиться, — говорит он, — всю ночь ворочался, думал, так и эдак прикидывал, не иначе, леший нас за нос водил.
— Любой может в лесу заблудиться, — успокаиваю я его.
— Оно так, но я по этому маршруту уже раз сто ходил. И ни разу со мной ничего подобного не случалось. Ладно, давай чай заварим.
Виктор достает из рюкзака и протягивает мне упаковку чая. Я беру так, чтобы прикоснутся к его руке. Всего лишь мгновение я чувствую тепло его руки, но этого вполне достаточно. Есть люди настолько открытые, что понять их очень легко. Понять и узнать. Я оказался в нужном месте в нужное время. Ему нужна моя помощь, пусть даже он еще не догадывается об этом.
Виктор Шагеев. Сорок лет. Родившись и прожив в деревне первые восемнадцать лет жизни, он и не подозревал, насколько несправедлив и жесток мир людей. Когда пришло время идти в Армию, крепкого парня на призывном пункте отправили в Воздушно-Десантные Войска. После месяца учебки, он попал в Афганистан, и даже не смотря на то, что это произошло в последние месяцы перед выводом Советских войск из этой страны, Виктор успел увидеть и узнать так много, что это полностью перевернуло его представление об окружающем мире. Отдав долг Родине, он вернулся в родную деревню, но смог прожить спокойной и однообразной жизнью всего лишь полгода. Он сам не мог объяснить, почему ему не сидится на месте, но — ощущение окончания любого существования и горечь обязательной потери заставляли его стремиться избавиться от любой привязанности. Пусть даже это была его родная мать. Он был уверен, что только одиночество даст ему свободу и умиротворение. Жизнь человека — преходяща, и ему совсем не хотелось терять того, кто был, есть или станет для него родным и близким.
Виктор нигде подолгу не задерживался, скитаясь по стране. Он работал вахтовым методом на нефтяных платформах и на заводах в крупных городах. Ходил в путину на сейнере и крестьянствовал в фермерском хозяйстве в Центральной России. Добывал золото в Якутии и строил дома в Краснодарском крае. Как перекати-поле, он катился по бескрайним просторам России, даже не задумываясь, что он хочет от жизни и для чего он живет.
Когда ему перевалило за тридцать пять, Виктор приехал в город на Урале и устроился работать на крупный завод. Думая, что поживет здесь полгода, но задержался на пять.
Я знаю, в чем его проблема.
И мне хочется помочь ему.
Из палатки вылезает Валентин. Широко зевнув, он неторопливо протирает глаза и потягивается. Затем подходит к костру и садится.
— Сейчас чай заварится, и позавтракаем, — говорит Виктор, наливая кипяток в кружку с заваркой.
— Пойду, умоюсь, — кивает Валентин и уходит к ручью.
— Ты его хорошо знаешь? — спрашиваю я.
— Откуда? — удивленно глядя на меня, говорит Виктор. — Пять дней назад пришел ко мне на хутор, сказал, что хочет добраться до Ветлана, посмотреть на уральскую природу, предложил деньги. Вот и всё. Деньги мне нужны, поэтому я согласился.
Он разлил темно-коричневый напиток по кружкам, долил кипятка и показал мне на ту кружку, которую выделил для меня. Валентин вернулся с розовыми щеками и довольной улыбкой. В молчании мы выпили горячий чай и стали собираться. К этому времени сумерки сменились рассветом.
— Ну, доставай свой хваленый навигатор, — говорит Виктор.
Валентин с гордой улыбкой извлекает из кармана рюкзака прибор. Включает его и смотрит на прямоугольный экран.
— Сейчас он найдет спутники, определит наше местонахождение, а потом предложит нам направление движения. И всё — останется только идти туда, куда он скажет.
Виктор стоит от него справа и смотрит через плечо. Я подхожу слева и смотрю на маленький экран.
— Твою мать! — недовольным голосом выражается Валентин. — Смотрите, как заряд батареи уменьшается! Такое впечатление, что из него энергию что-то высасывает!
Я вижу, как в правом верхнем углу экрана стремительно снижается количество ромбиков в прямоугольнике знака. Наконец-то навигатор находит сигналы спутников, с помощью которых можно определить наше местонахождение, но именно в этот момент заканчиваются ромбики и экран внезапно гаснет.