Капитан споткнулся об ветку, но не замедлил движение. Неожиданная мысль застала его врасплох. Он не мог вспомнить, надел ли он наручники или убийцу просто закинули в машину? Когда прошлым вечером он писал рапорт, то этот нюанс даже не возник у него. Что было бы, если бы у Парашистая на руках были наручники, когда произошло столкновение с железнодорожным составом? Смог бы он сейчас быстро бежать по лесу?
Если бы, да кабы…
Скорее всего, ни он, ни сержант даже не подумали надеть на маньяка наручники, тем самым дав ему тот самый шанс, которым он воспользовался.
И еще один вопрос — почему микроавтобус остановился именно на железнодорожных путях? Почему именно там заглох двигатель, и водитель не смог завести мотор? Ни в поле, ни на повороте от санатория, ни вообще где-либо в другом месте, а именно на рельсах? Это игры Фортуны, или какое-то влияние Ахтина на водителя? Почему бы и нет? Он ведь слышал о каких-то необычных способностях доктора. Наверное, надо было внимательно присмотреться к тому, что по этому поводу писал Вилентьев в деле, а он махнул на это рукой, дескать, чушь всё это. После того, как Вилентьев был убит, он получил дело Парашистая и бросился в бой, размахивая шашкой.
Что же, надо признать, что это он, капитан Ильюшенков, виноват в том, что Парашистай снова на свободе. И Удача здесь не причем, — он сделал всё, чтобы маньяк смог выжить и уйти от погони.
— Ну, вот и всё, — услышал капитан голос кинолога. Замедлив быстрый шаг, он остановился на берегу ручья, бегущего в овраге.
— Дальше он побежал по воде. Дориан, конечно, найдет его след, но только когда он выйдет из воды. Вопрос лишь в том, куда он пошел — вверх по течению или вниз?
— Ты же сам говорил, — отдышавшись, сказал капитан, — что он идет на север. Соответственно, если север вверх по течению, значит, он пошел туда.
— А, может, он пытается таким образом сбить нас со следа? Всё это время он специально шел на север, а по ручью пошел вниз, на юг, — сказал лейтенант.
— Может быть, но я думаю, что он пойдет на север, — уверенно сказал капитан, — как показывает опыт, этот ублюдок достаточно последователен в своих поступках. Он в прошлые годы продолжал убивать даже тогда, когда вся милиция стояла на ушах. Он делал то, что считал нужным, невзирая ни на что. Поэтому, если он идет на север, значит, там у него есть место, где он может затаиться на некоторое время. Поэтому, идем вверх по ручью, пока не найдем место, где он вышел из воды, или пока не стемнеет. Мы с сержантом идем по левой стороне ручья. Ты, лейтенант, — по правой.
Когда они снова двинулись в путь, пошел мелкий дождь.
7.
Раннее утро. Я на ногах уже около тридцати часов. Усталость и голод заставляют меня идти медленно. Наверное, нужно отдохнуть, но я пока не уверен в том, что оторвался от преследователей на достаточное расстояние. И хотелось бы найти какую-нибудь пищу.
Ночью дождь прекратился. Мокрые еловые лапы неохотно пропускают меня, не позволяя сохнуть моей одежде. Под ногами мокрая трава и мягкий темно-зеленый мох. Над головой в просветах между деревьями серое небо. Тепло и влажно, как бывает летом после дождя. Судя по запаху, где-то рядом должны быть ягоды. Черника любит такие места — сырые слегка заболоченные пространства.
Да, вот и первые кустики.
Я наклоняюсь и срываю первую черную ягоду. Рот наполняется слюной. Заметив вдали еще кустики, усыпанные черникой, устремляюсь к ним. Помню, в детстве мы собирали чернику специальными приспособлениями — ковшик с торчащей, как расческа, стальной проволокой. Проводишь этим ковшом по кустику, и в нем остаются ягоды и немного листьев.
Я улыбаюсь, складывая двумя руками ягоды в рот.
Я наслаждаюсь вкусом из детства. Там и тогда я был счастлив, как могут быть счастливы дети, живущие простой жизнью, в которой они делают то, что хотят, а не то, что должны.
Мне девять лет. Ранним утром мы с отцом уходим в лес по грибы. Я искоса смотрю на трезвое лицо отца — в такие редкие моменты я его люблю. К тому же, я знаю, что эти совместные походы дадут мне больше, чем неделя самостоятельной жизни во дворе, где мне приходится быть не тем, кто я есть. Отец идет и молчит, и эта безмолвное движение по мокрой от росы траве лучше, чем самый душевный разговор. Мы не произносим ни одного слова, но именно сейчас я понимаю практически каждое его движение, словно отец говорит со мной. Остановившись у ели, он проводит рукой по мху, живущему на стволе, — и я понимаю, что он определяет направление движения. Нам нужно на юг. Когда отец проходит мимо мухомора, он не сбивает его ногой, — у каждого жителя леса есть своя роль и своё предназначение. И я тоже прохожу рядом. Встретив первый гриб, отец достает перочинный нож, неторопливо и аккуратно срезает гриб и складывает его в корзину. И я делаю так же, заметив красноватую шляпку, — нельзя повреждать грибницу. Лучше запомнить это место, и через несколько дней вернуться сюда, чтобы собрать урожай новых грибов.
Лес — это мир, в котором существуют определенные правила, которые надо выполнять. И тогда ты будешь своим: ты легко найдешь пищу, воду и крышу над головой. Смотри внимательно по сторонам и замечай те мелочи, которые тебе могут пригодиться. Вдыхай лесной воздух, — порой нос даст тебе больше информации, чем глаза и уши. Не отмахивайся от комаров, — это бесполезно. Дай им чуть-чуть своей крови, чтобы они смогли оставить потомство. Слушай звуки, например, далекий стук дятла лучшая из песен, которую ты сможешь услышать.
Так говорил мой отец, и я, как губка, впитывал его слова.
Я смотрел и запоминал. И я любил отца в такие мгновения.
Мне даже кажется, что я забывал о той, что вывела меня к свету фонарей.
Но — они были так редки, эти совместные с отцом походы в лес.
С почти полными корзинами подосиновиков мы идем дальше. Это еще не все дары леса, которые мы можем взять. Отец молчит, и я улыбаюсь. Потому что знаю, что мы идем за ягодами. Путь достаточно далек, но голубика заслуживает того, чтобы к ней долго идти. Крупная ягода с голубоватым отливом, висящая на кустиках, — непроизвольно сунув первую ягоду в рот, я с удовольствием ощущаю её вкус. Густой лес словно сомкнулся вокруг нас — мы собираем ягоды в окружении молодых и старых елей. Под ногами мягкий мох. Кустики с голубикой преобладают, но встречается и черника.
Отец улыбается, глядя на меня. И эта улыбка заставляет меня забыть о том, что мой отец — алкоголик, которого я ненавижу.
С полными корзинами грибов и ведром ягод мы возвращаемся домой. Я поздно замечаю, что мы идем другой дорогой. Когда мы выходим к первым деревенским домам, моя радость улетучивается. Счастье рассеивается, как дым из печной трубы. Я знаю, что будет дальше.
Отец идет туда, где его знают и где есть самогон.
Мне порой кажется, что отец в те годы ходил со мной в лес только лишь затем, чтобы потом свернуть к дальним родственникам, у которых можно выпить. Прошло больше двадцати лет, а у меня до сих пор стоит ком в горле, когда я думаю об этом.
Я переползаю от куста к кусту, от ягоды к ягоде. Я ем и отдыхаю. Даже если погоня идет по моим следам, это вовсе не повод бежать всё дальше и дальше. Ослабшего беглеца взять легче. К тому же, у меня есть запас времени, — почему то мне кажется, что мои преследователи не решились двигаться ночью по лесу.
Я лежу на спине. Я сыт, если можно это так назвать, — ягоды всего лишь дали ощущение, что я что-то поел. Очень скоро я снова проголодаюсь, но — это будет потом.
Открыв глаза и посмотрев вверх, я вижу, что солнце по-прежнему не может пробиться сквозь тучи. И это хорошо. Встав на ноги, я осматриваюсь. Со всех сторон мрачный и угрюмый лес, и только если смотреть на север, виден просвет. Я иду туда, потому что знаю, что найду.
Я выхожу из леса. Передо мной огромное пустое пространство.
Болото.
Бесконечное и бездонное.
То, что мне и надо.
Вдали, на горизонте виден редкий частокол деревьев. Там болото сливается с серым небом. Мой путь лежит через это гиблое место, — оно меня спасет, остановив погоню. Мои преследователи вряд ли решаться пойти следом за мной.
Да, я очень сильно рискую, но со мной Та, что вывела меня к свету далеких фонарей. Она показывает мне на тонкое деревце, из которого я сделаю длинную палку. Слега мне нужна, чтобы найти путь.
Я улыбаюсь.
Я делаю первые шаги, погружаясь по щиколотку в вязкий мох.
8.
Капитан Ильюшенков смотрел на огонь. Пляшущие языки пламени завораживали и давали тепло. Он протянул ладони к огню и, почувствовав жар, убрал их, снова сжав друг с другом. Дым от костра попал в нос, и он поморщился. Хотя именно этот дым отогнал комаров, избавив их от этой напасти.
Они сидели вокруг костра недалеко от родника. Дориан снова обнаружил след беглеца только, когда стемнело. Капитан хотел было идти дальше, но его спутники привели вполне разумные доводы в пользу отдыха.
— Здесь есть вода. Мы можем спокойно отдохнуть и на рассвете пойдем дальше. Теперь, когда Дориан взял след, мы не потеряем Парашистая, — сказал сержант.
Лейтенант Молчанов поддержал его. Теперь, когда спешить было некуда, он равнодушно смотрел на недовольное лицо капитана и говорил о том, что каким бы монстром ни был Парашистай, но и он, скорее всего, в эту ночь будет отдыхать, потому что невозможно идти без отдыха двое суток.
Рядовой Николаев, не сказав ни слова, сбросил рацию с плеч и пошел за хворостом.
Разогрев на огне консервы, они поели. Рядовой и лейтенант сразу после еды улеглись на траву и уснули. Сержант сидел рядом с псом и что-то тихо шептал ему на ухо. Капитан вздохнул. Пока всё шло не так, как он бы хотел.
Вот было бы хорошо, если бы можно было вернуть всё назад. Если бы у него сейчас была возможность отыграть время к тому моменту, когда он только подъехал к санаторию и увидел, что Парашистай схвачен. Он бы вытащил пистолет и выстрелил ему в голову. С оперативниками можно было договориться. В рапорте написал бы, что застрелил преступника при попытке сопротивления. И все, кроме маньяка, были бы живы.
— Надеюсь, пистолет у вас на предохранителе?
Услышав голос сержанта, капитан пришел в себя и увидел, что сжимает правой рукой рукоять «Макарова». И целится в ночную тьму.
Сунув ствол обратно в кобуру, капитан посмотрел на сержанта:
— Извини, задумался.
— Я слышал, что Парашистай — маньяк-убийца, но что он сделал конкретно вам?
— Ты это о чем, сержант?
— Ну, я вижу, что для вас поимка Парашистая стала личной вендеттой. Причем, я думаю, что вы с удовольствием убили бы его, вместо того, чтобы поймать и отдать под суд. Например, если бы он сейчас здесь появился, вы бы его пристрелили. Вот я и спрашиваю, — почему? Что он вам лично сделал, что вы его так ненавидите?
Капитан подумал и сказал:
— Парашистай уже дважды смог сбежать. Сначала из тюремной больницы два года назад, и два дня назад, когда я вез его в город.
— Ну и что? Как убежал, так и поймаем.
— На железнодорожном переезде погибли наши товарищи.
— Парашистай в их смерти не виноват.
— Откуда ты знаешь?! — повысил голос капитан.
— Ниоткуда, — невозмутимо ответил сержант, — просто я полагаю, что это было стечение обстоятельств — заглох мотор микроавтобуса прямо на рельсах и тут же появился железнодорожный состав. Такое, к сожалению, бывает, и Парашистай никоим образом не мог как-то на это повлиять.