— В смысле?
— Питаются мертвечиной, падалью.
— Так вы с ними сталкивались? И как понимать ваше утверждение, что никаких инопланетян нет?
— В буквальном смысле. Они не с другой планеты.
— То есть вы полагаете, что эти существа появились из параллельного пространства?
— Тяжёлый вопрос, — задумался Алексей. — Вам, надо думать, проще вместить, что они прибыли из параллельного мира, с двойника Земли. Я же считаю, что они всегда обитали именно на нашей Земле, разве что несколько в другом виде. А сталкиваюсь я с ними уже много лет, можно даже сказать, с самого рождения.
— Похоже, я понял ваше мнение. Вы считаете их злыми духами, обретшими материальную форму. Это — точка зрения большинства церковных людей относительно пришельцев. Но у меня есть доказательства, что они всячески поддерживают Православную Церковь.
— Всё очень сложно. Это факт, без них не было бы православия, святых, вообще бы ничего не было. Но официально они считаются врагами и с ними нужно бороться. Таковы правила игры. По-другому нельзя.
— Я имею в виду финансовую поддержку.
— Реальную финансовую поддержку? — насторожился Алексей.
— Да, мне предоставили данные.
— Это плохо. Это очень плохо…
— Нельзя ли зажечь свет? — попросил Иваненко, потому что уже перестал различать выражение лица своего собеседника.
— Лампочка перегорела. И вообще, в темноте многие вещи видно гораздо лучше, чем при свете.
И тут Пётр понял, всей душою почувствовал, что перед ним стоит сатанист. Милиционер положил руку на кобуру пистолета. Все сомнения отпали. Оставалось только выяснить, при каких обстоятельствах был убит пришелец. Словно прочитав его мысли, Алексей спросил:
— Вы говорили, что обнаружили труп пришельца в моей квартире?
— Я лично обнаружил тело пришельца. И мне хотелось бы знать, что произошло у вас в квартире пятого сентября?
— Вы всё равно мне не поверите. Тем более сейчас. И по-моему, вы солгали, что пришли один. Более того, скажу: у меня нет никакого желания общаться ни с вами, ни с вашим другом. Я — слабый и малодушный человек, к тому же по недавнему своему опыту знаю, что Иисусова молитва в данном случае не действует…
«Надо брать! — понял Иваненко. — Раз уж речь зашла о какой-то молитве… Сейчас парень впадёт в религиозный экстаз. Бедняге нужна помощь!»
— Вынужден вас задержать, — железным голосом сказал следователь, вынимая пистолет из кобуры. — Не волнуйтесь, тюремное заключение вам не грозит. Вас отправят в психиатрическую лечебницу. Где ваша супруга?
— Сейчас позову, — тихо сказал сатанист и вдруг молниеносно выскочил в приоткрытую дверь террасы. Пётр кинулся вслед за ним, крепко сжимая пистолет в руке.
Они перепрыгивали через изгороди, продирались сквозь малинник, перемахивали болотца. Минут через пять этой бешеной гонки Иваненко начал отставать. Следователь знал наверняка: если он упустит сатаниста, случится что-то непоправимое. И ещё он знал, зачем убегает Алексей и почему они беседовали на веранде. Куропатка отводила угрозу от гнезда, она хорошо знала местность и спасала того, кто прятался в доме. Супругу пытается спасти Алексей или кого-то другого? Хитрая птица отвела его на достаточное расстояние от дома и теперь перестала волочить крыло и ускорилась. Каким идиотом он был, что пришёл к сатанистам один!
Надо стрелять по ногам, но это фактически бесполезно делать в сгустившихся сумерках. Значит, надо стрелять на поражение. У Петра случилось что-то вроде прозрения: он как будто физически видел, что если остановит сатаниста, то спасёт несколько жизней. И вот тело само по себе приняло упорную позицию, левая рука упёрлась в запястье правой, а правая сняла пистолет с предохранителя и нажала на спусковой крючок. Преследуемый упал.
Всё последующее Иваненко помнил плохо. Помнил, что плакал; помнил, что Алексей истекал кровью у него на руках; что пуля прошла навылет через сердце между рёбрами, как в его сне. Помнил, как звонил майору и докладывал обстановку; как неожиданно быстро появились люди в камуфляже, а он всё ещё прижимал к себе мертвеца; как санитары клали тело Алексея в полиэтиленовый мешок; как его сажали в машину двое фээсбэшников…
Следующее воспоминание — его допрашивает майор.
Черты лица офицера ФСБ приобрели жёсткость, глаза кололи, и разговаривал он с Петром так, как разговаривают с преступниками.
— Не ожидали мы от вас такого, Пётр Исаакович, совсем не ожидали. Почему вы так поступили? — спрашивал майор, тяжело ступая по паркетному полу. — Зачем превысили служебные полномочия и поехали в Кабановку один?
Иваненко сбивчиво объяснил, что несколько раз звонил, но на звонки не отвечали, и на конспиративной квартире никого не было. Он боялся промедления, потому и поехал.
— Ни один ваш звонок не был зафиксирован, — сцепив руки, произнёс майор. — Капитан Темнолесова, как обычно, дежурила в «офисе». Она доложила, что в дверь никто не звонил. Скрытая камера у двери конспиративной квартиры также не зафиксировала ваш приход. Да…
«Подстава! Это подстава…» — завертелось у старлея в голове.
— Вы получили чёткую инструкцию, — продолжал майор, — оружие применять только в крайнем случае и не стрелять на поражение. Зачем вы убили Алексея Голубинникова? Вы осознаёте, какие последствия может вызвать ваш поступок?
Иваненко объяснил, что убил не нарочно — так сложились обстоятельства.
— Мы предусмотрительно установили в вашей машине «маячок», поэтому спецподразделение оказалось в деревне очень быстро. Но и это не помогло: Ольге Голубинниковой удалось скрыться ещё до того, как мы оцепили Кабановку.
— Так я был приманкой для инопланетян? — безжизненно проговорил Пётр.
— Зачем употреблять такое слово — «приманка», — поморщился майор. — Вы — духовно одарённый человек, вы могли вступить в контакт… А теперь вы так бездарно загубили свою карьеру…
Офицер почти что с жалостью смотрел на скрюченного на стуле милиционера…
Следующее воспоминание — его вталкивают в одиночную камеру. Железная дверь захлопывается. Полугнилые нары с ветхой подстилкой, треснутое очко унитаза, маленькое зарешёченное окошко, прикрытое снаружи рольставнями. Холодно и сыро.
Где он? На Лубянке? Какая теперь разница! Жизнь рухнула! Эти сволочи не выпустят его до Второго Пришествия! Бедная мама! «Напрасно старушка ждёт сына домой…»
Пётр укутался в ветошь и постарался заснуть. Но сон не приходил.
Зато пришёл озноб. Заключённый почувствовал незримое дыхание подступающей болезни. «Раскольников хренов!» — вертелась в голове саркастическая мысль.
Но присутствовало у него в душе и какое-то нездоровое торжество. До этого Пётр никого не убивал. Стрелять, конечно, несколько раз приходилось, в основном в воздух. Один раз стрелял по ногам и зацепил пулей одного алкаша, порезавшего собутыльника. А вот теперь — боевое крещение. Можно звёздочку прилепить на лобовое стекло автомобиля!
Боже мой, что творится с его психикой? Место ему в тюремной психушке! Надо забыться и заснуть, провалиться в бред. Любой бред лучше этого бреда, который с ним творится последнюю неделю. Господи, почему именно он?
Но во сне его, наверное, уже ждут. Дохлый инопланетянин, пирсинговый Кришна или Иосиф Виссарионович с отрывающимися усами. А может быть, жирный ухмыляющийся Будда, умерший от того, что обожрался мясом? Надо было поститься, раз возомнил себя великим учителем! Да, Будда будет в самый раз.
И Пётр начал проваливаться в тяжёлый лихорадочный сон.
Часть вторая
Господи, сделай так, чтобы я прозрел!
Глава 1
Болотный покой
Хороший палач, когда пытает свою жертву, должен удерживать её сознание на пороге сумеречного состояния, не давать ей провалиться в забытьё. Ведь если пытаемый минует порог адекватного восприятия действительности, он если и не потеряет сознание, то перестанет чувствовать боль и начнёт воспринимать происходящее с ним как сон. То же самое происходит во время тяжёлой болезни, то же самое — во время сильных душевных скорбей…
Тот судьботворец, который отвечал за Иваненко, был хорошим палачом: он удерживал своего подопечного на пороге сумерек, и Пётр острее острого чувствовал боль и не мог забыться, устраниться, отключиться или, наоборот, выздороветь.
Он не знал, сколько прошло времени, но ему казалось, что не меньше нескольких месяцев. Приступы раскаяния сменялись приступами отчаяния, приступы человеконенавистничества — приступами чёрной меланхолии. Иногда он вспоминал, что Раскольников так же болел. Но Раскольников совершил запланированное злодеяние, а Иваненко был при исполнении служебных обязанностей. Раскольников убивал мерзкую, но чистую перед законом старуху, а Иваненко убил убийцу, убийцу инопланетянина, человека, поставившего под угрозу будущее всей планеты.
Временами Пётр что-то ел из алюминиевой миски, временами проваливался в сон. Но сон не приносил облегчения, и просыпался он всё в таком же болезненном состоянии. Тело не умирало, но и не хотело жить. А душа тяжко болела, была изъязвлена, прожжена, искорёжена.
На допросы его почему-то не вызывали, наверное, «мариновали».
Будда ему так и не приснился, нет. Снился всё время один и тот же сон.
* * *
Он встаёт с мятой постели, простыня на которой вся в бурых и жёлтых пятнах. На нём засаленный колпак и больничный халат. Ковыляет к письменному столу, на котором лежит один-единственный лист бумаги, стоят потухшие свечи, чернильница и гусиное перо — символы его творческой импотенции. В голове ни одной мысли — по воле какого-то сильного существа он забыл почти всю свою прошлую жизнь. Писать не о чем. Но он таки выводит пером на листе одну единственную суицидально-ироническую надпись: «был писатель, да вышел весь!», — и рисует злобный смайлик. «Вышел весь!» Вышел куда? Почему он пишет это каждый раз, когда просыпается?
Напротив письменного стола — мутное венецианское окно, увитое снаружи виноградом. Оно пропускает так мало света, что Петру кажется, будто он в склепе. Ощущение безысходности усиливает летящий откуда-то сверху необыкновенно густой и сильный бас, исполняющий романс Шуберта «Приют». «Чёрные скалы — вот мой покой…» — басит голос невидимого исполнителя, а ему слышится «оставь надежду, всяк сюда входящий», и тоска, как озноб, пробирает до мозга костей. Этот трек играет круглосуточно по кругу, и нет никакой возможности добраться до спрятанного в потолке проигрывателя.
Он уже знает, что произойдёт дальше. Войдёт старый мёртвый слуга с подносом в руках. Трупный яд будет капать на яичницу с его мёртвого лица, но это не страшно — писатель не нуждается в пище.
А затем в комнату ворвётся она — обнажённая косоглазая ведьма, его возлюбленная. «Ты не заслужил света, ты заслужил покой!» — злобно-радостно выкрикнет она и потащит его гулять на болота.
Будут стоять сумерки. Небо будет затянуто тучами, солнца не видно. Но вскоре сновидец в очередной раз с дрожью поймёт, что это не утренние, а затянувшиеся вечерние сумерки. А когда солнце за тучами окончательно зайдёт, станет по-настоящему страшно. Но сначала они с ведьмой будут долго гулять по болотам, и возлюбленная во всех подробностях будет рассказывать ему о половых безобразиях, которые творила на великом балу у сатаны.