— Всё не так, Петя, всё не так. Почитал бы ты «Переландру» Клайва Льюиса, он так хорошо отвечает на твой вопрос. В Царстве Небесном не будет только развития от греховности к безгрешности, от страстности к бесстрастности, потому что не будет греха и страстей. Там останется самое главное — творческое развитие, оно же — развитие в любви. Может быть, мы будем творить новых существ и учиться любить их… Конечно, мы бу́дем познавать мир — мы будем создавать его вместе со Христом, а затем познавать!
— Опять ты свою абракадабру понесла — «греховность», «бесстрастность». Да к тому же противоречишь христианскому учению, насколько я знаю. В ереси-то тебя не обвинят? Ладно, проехали. Кажется, я ясно выразился, что не хочу встречаться с твоим духовником. Дай ему отбой.
— А что по поводу наших дальнейших планов? Не может же всё остаться так, как есть.
— Наверное, мне надо где-то добыть денег и фальшивые документы, а затем рвануть за рубеж. Сойдёт и ближнее зарубежье — Лукашения или Хохляндия. Ты можешь что-нибудь другое придумать?
— Могу. Если бы ты как следует помолился Христу, Он подсказал бы тебе, как поступить.
— Пойду лучше спать. У меня был тяжёлый день, и я хочу лечь пораньше. Спокойной ночи, Свет!
Пётр не знал, что самому ему ночь предстоит не очень спокойная.
Глава 5
Кровавая пирушка
Пётр старался сосчитать стервятников, но это было затруднительно, потому что они всё время перемещались. Падальщиков было несколько десятков. Освежёванная туша, от которой птицы отщипывали мясо, напоминала человеческое тело. Оно лежало на животе, выпростав вбок левую руку.
Кто мог содрать кожу с человека и отдать труп на растерзание падальщикам? Сектанты? Сатанисты?
Потом он заметил, как освежёванная рука шевельнулась. Стервятники немного расступились, и Пётр увидел голову трупа — на него смотрело его собственное лицо. Глаза были полны страдания, почему-то птицы их не тронули.
Пётр № 1 попытался отогнать падальщиков от Петра № 2. Тогда головы птиц начали превращаться в головы его одноклассников.
Вот толстый еврейчик, который терроризировал Петра в начальной школе. Как была его фамилия? То ли Гутман, то ли Брутман? Он потом перевёлся в другую школу… Вот безбашенный хулиган, с которым они дружили-враждовали в пятом классе — Вова Курляндский, тоже чистокровный еврей. А вот приятели из старших классов — тощий очкастый умник Костя Коломенский, он потом поступил в МГИМО фактически без блата; опять же тощий любитель всевозможной техники и рейва Гарик Селивёрстов; крупный, ширококостный и сексуально озабоченный Саша Загода — его сбежавший из семьи отец был то ли болгарином, то ли украинцем; здоровущий осетин Аким, с которым они были в крайне сложных отношениях.
Пока Пётр № 1 разглядывал одноклассников, он сам превратился в грифа и поймал себя на том, что отщипнул от Петра № 2 кусочек мяса. Освежёванный Пётр обречённо уткнулся лицом в землю.
Тут Саша Загода вприпрыжку отвёл Петра № 1 в сторону и, встряхивая крыльями, предложил:
— Дёрнем по девкам, а? У меня есть две искусные шлюшки на примете.
— Сашенька, у меня другой смысл в жизни, — попытался объяснить Пётр.
— Знаю я твой смысл, — ухмыльнулся Саша. — Хочешь девственником помереть?
И он начал в подробностях описывать, как кувыркался в постели с двумя прожжёнными бестиями.
Вскоре другой стервятник взял Петю под крыло и оттащил от захлёбывающегося половыми описаниями Саши. На длинной, покрытой белым пушком шее сидела носатая голова Гутмана-Брутмана. Еврейчик навалился на него своей объёмистой тушей, шепча слова насилия:
— Так, будешь каждый день приносить по одному вкладышу. Пи́сать будешь, когда я тебе разрешу, усёк? Хочешь в туалет, отпрашивайся у меня, иначе поколочу после уроков.
И он поднёс к лицу Петра свой огромный кулак.
Петя учился в спецшколе, и у них было примерно полкласса евреев. Директор когда-то был знаком с Исааком Иаковичем, поэтому его приняли без взятки. Петя не понимал, зачем одним евреям терроризировать других, когда есть вон и осетины, и болгары, и даже пара-тройка русских пацанов. Может быть, это оттого, что он полукровка? Или потому что еврей не по матери, а по отцу? С годами Петя узнал, что дело было совсем не в том. Просто родовой инстинкт проявляется в более старшем возрасте. А в третьем классе одни ищут жертву, другие ею становятся. Таковы садистские детские законы существования. Однажды Пётр отдубасит толстяка Гутмана и решит больше никогда не быть жертвой…
Наезжающий гриф расстроился и поковылял прочь. А к Петру подскакала другая птица.
— Я считаю, что всех негров надо съесть, — немного картавя, говорил стервятник с головой очкарика Кости Коломенского. Этот был евреем всего на четверть. — Решится сразу несколько мировых проблем. Новые территории, всеобщее повышение интеллекта, снижение преступности. Понятно, если написать в меню: «Это мясо Сейду Мумбаки, умерщвлённого в возрасте двадцати двух лет», — да приложить фотографию, никто есть блюдо из негра не будет. Но никто ведь не заставляет нас это писать! Просто «бифштекс по-кенийски» или «гуляш а-ля Кот-д’Ивуар». Как ты на это смотришь?
— А что будет с рэпом, хип-хопом, баскетболом, в конце концов? — возмутился Пётр. — В Африке есть самобытные культуры…
— Назови мне хоть одну! — ухмыльнулся стервятник. — У негров ГЕНЕТИЧЕСКОЕ отсутствие ума. Тысячелетия лазанья по пальмам, питания подножным кормом и свободного совокупления убили их разум на генетическом уровне. Вот нам приходилось выживать в диких условиях, и мы стали самым умным народом на Земле…
«Кому это „нам“? — подумал Пётр. — Русским или евреям?»
— И не надо мне тут говорить о гуманизме и расизме, — продолжал Костя. — Будущее Земли за сильными и умными людьми! За нами! А неграм надо объявить, что в таком-то месте бесплатно выдают видеомагнитофоны, и вся Кения выстроится в очередь. Только вывози фуры с тушками! Они так ничего и не поймут, пока в стране не останется ни одного жителя! А если кто-нибудь поймёт и не встанет в очередь, значит он достоин жизни. Всё элементарно.
Костя постоянно втягивал Петра в свои дурацкие споры, толкал шизофренические теории, и никогда нельзя было понять, в шутку или серьёзно очкарик всё это говорит. Но с ним было крайне интересно общаться, чёрт возьми! Этот гриф не был таким плоским, как Гутман и Загода.
Тут к Петру подковылял другой стервятник, и Костя уступил ему место.
У Гарика Селивёрстова внешность и внутреннее содержание были диаметрально противоположными. Внешность была утончённая, аристократическая: продолговатое лицо с правильными чертами, прямые русые волосы, длинные руки с пальцами музыканта. А вот внутреннее содержание было упрощённым, приземлённо-мещанским, если не сказать быдловским или плебейским. Иногда Пётр задумывался: есть ли у таких людей душа или они — обычные пустые биороботы? Как и у каждого плебея, гордыня Гарика была распердячена до немыслимых размеров. Он был мелочным, завистливым, прямолинейным, самодовольным, наглым, подлым и трусливым одновременно. Но Пётр за что-то любил этого жалкого и высокомерного человечка — они два года ходили в друзьях.
— Ну как там у вас в милиции? — спрашивал гриф-Гарик для проформы. На самом деле то, чем живут другие, его никогда не интересовало. — Давно я о тебе ничего не слышал. А я вот уже умер.
— Как умер? — удивился Пётр.
— Жена меня бросила через два года после свадьбы. Да она была дура круглая. Мать я уж давно похоронил. Работу я потерял. Засел за компьютер, пока интернет не отключили. Пробовал пить — не получается. Стал смотреть телевизор. Чувствую себя всё хуже и хуже. Вызвал «Скорую», меня отвезли в больницу. Потом перевели в другую. Так никогда и не выписали. Какая-то скоротечная лейкемия, или что-то вроде того. Переливание не успели сделать. Однажды ночью как начало меня дёргать всего, дежурный врач подошёл, посмотрел так грустно и говорит: «Преставляется, бедняга». Даже до реанимации не доехали. Ты не знаешь, что это значит: «преставляется»?
— Выражение есть такое — «преставиться ко Господу». Приставка пишется через «е». При ставляют стражу, а к Богу пре ставляются. И не вздумай сказать « пред ставился», мол, «здравствуйте, Господь Господевич, меня зовут „Гарик“».
— К какому Господу? Никакого Господа я не видал. Дурак этот врач! Я, как помер, сразу стал стервятником. А чего, пи́щи много. Вот сегодня тебя склюём, завтра ещё кого-нибудь. Я тут даже одну пещерку нашёл, там музыкальный центр стоит. Я лапкой кнопку нажимаю — и что ты думаешь? Рейв! Я сам сначала не поверил. И музыкальный центр не какой-нибудь, а «Техникс», последней модели. Я, конечно, больше «Пионер» люблю, но этот тоже ничего…
— И как тебе быть стервятником?
— А ничего, жить можно. Лучше, чем на Земле. Там меня одни дураки окружали. А здесь все свои. Правда, мы не разговариваем почти, каждый своим делом занимается. Но так даже лучше. Слушай, пойду-ка я ещё закушу, а то всё без меня склюют.
И Гарик, пихаясь крыльями, стал пробиваться к Петру № 2. А к Петру № 1 припрыгал ещё один стервятник — самый крупный из всех. Это был Аким.
— Знаешь, почему мы тебя вон там пожираем? — спросил осетин без всякого кавказского акцента: он родился и вырос в Москве, а акцентом овладел уже в школе, с большим трудом, чтобы рассказывать анекдоты про кавказцев.
— Потому что я — живой труп?
— И это тоже. Но главное в другом: ты, мой друг, уже почти продался врагу. Всех предателей рано или поздно съедают.
— Ты о пришельцах?
— Какие пришельцы! — засмеялся Аким. — Враг один. Он мешает людям свободно жить и развиваться, подчиняет себе их волю, превращает их в идиотов. Он — противник всякого накопления и сторонник нищеты. Он — тоталитарный властитель, великий диктатор, тиран от века, и от века вербует себе рабов. А эти дурачилы покорно идут за ним, как овцы за пастухом. Послушай, друг мой, не поддавайся на его уловки! Я чувствую, ты сейчас на перепутье, нам отсюда многое видно. Рассекречивай уловки врага, не давай себя обмануть, и, может быть, ты ещё спасёшься из его лап.
Гриф степенно удалился и включился в общую трапезу, а к Петру подошёл Вова Курляндский.
— Привет, друган! — сказал Вова, больно ударяя его крылом по плечу. — Я вот думаю, ты — не ты? Ты, — удовлетворённо констатировал он, внимательно осмотрев грифа-Петра.
— Я, — подтвердил Пётр.
— Помнишь, как мы зажигали с тобой, пока меня бабка в Израиль не увезла?
— Тогда и сло́ва-то такого не было — «зажигать»…
— Мы же с тобой в духовном мире, здесь времени нет, можно говорить, что хочешь, — сообщил Вова. — А как морду друг другу били, помнишь? Ух, как я тебя ненавидел. И любил.
— А почему? — спросил Пётр.
— А потому что только в тебе и во мне был стержень. И, пожалуй, ещё в Вадике, но Вадик не в моём вкусе.
«А действительно, почему среди стервятников нет Вадика?» — подумал Пётр. И тут же догадался, почему: Вадим никогда его не подставлял, не предавал и не использовал. Он всегда был чудесным парнем, Вадик.
— Я не про волю говорю, а про стержень, — продолжал Курляндский. — Вон Аким уже стал владельцем банка — зверская волища! — а стержня в нём нет. Только в нас троих был стержень. Многие стали, так сказать, успешными, а про нас думают, что мы полные отморозки. Но здесь, в духовном мире, всё видно чётко. Все парни из нашего класса, кроме нас троих, в полной заднице и останутся в ней до конца жизни. Поездят на «Лексусах», поживут с фотомоделями, полакают ви́на тридцатилетней выдержки и ау! Помрут и перейдут из своей маленькой задницы в гигантскую ж…у мира… Видишь кровь на моём клюве? Нет? А знаешь, почему её нет? Потому что я ни кусочка от тебя не съел!