— Все они такие, — сказала Хайди.
— А твой бывший?
— Нет, — сказала Хайди. — Не в этом смысле. Это как будь-то была я, в попытках стать другой. Он был настолько не чужой, насколько это вообще может быть, и в то же время он был кем-то еще. Я могу сравнить это с ощущением, когда надеваешь чьи-то ботинки. Раскладываешь оборудование для гастрольного тура по ящикам. Покупаешь что-нибудь в супермаркетах. Управляя автомобилем никогда ведь не думаешь об управлении автомобилем. Ладно, нахрен, хватит об этом. Заканчиваем.
— Ты не выглядела слишком уж счастливой с ним, когда я тебя видела в Лос-Анджелесе.
— Он какого-то хрена ударился в творчество. Я выходила замуж за налогового юриста. А он стал продюсировать. Какие-то инди материалы. Захотел чтобы о нем говорили.
— И теперь он в тюрьме?
— Залог вносить нельзя. ФБР-овцы в офисе. Одетые в эти свои куртки с надписью «FBI» на спине. Выглядит классно. Клевый кадр для фильма. Но мы были не на съемках.
— Но у тебя то с законом никаких проблем?
— Я встретилась с адвокатом Инчмэйла в Нью-Йорке. Я, как его бывшая, даже не потеряю свою долю законной собственности, на которую имею право. Они не могут забрать все, как бы им этого не хотелось. Но в действительности все это конечно заебывает.
Принесли завтрак. Холлис приняла поднос у итальянской девушки в дверях, подмигнув ей. Затем дала ей чаевые.
Хайди пробилась сквозь бельевой ком и уселась на краю кровати. Натянула на себя огромный хоккейный свитер, который как казалось Холлис, которая родилась без гена, который отвечает за пристрастия к командным видам спорта, принадлежал кому-то довольно известному. Хайди определенно любила иметь дела со знаменитыми спортсменами, только если они оказывались достаточно сумашедшими. Когда она барабанила в Хефью, ее друзьями часто оказывались эффектные но чокнутые боксеры и вроде бы с точки зрения общественности это было не так уж и плохо. Помнится одного из них она даже вырубила первым же ударом на вечеринке перед вручением Оскаров. Сейчас Холлис очень часто радовалась тому, что их карьера завершилась до появления YouTube.
— У меня никогда ничего не будет с Гарретом, — сказала Хайди наливая себе половину чашки кофе и выливая в нее остатки виски из графина.
— Ты думаешь Гаррет такая уж хорошая идея?
Хайди пожала плечами, которых почти не было видно в свитере.
— Ты же меня знаешь. Сейчас это пройдет и я стану хорошей и полгода буду пить только минеральную воду. Вот что мне действительно сейчас нужно, так это тренажерный зал. Настоящий. Кстати чем занимался Гаррет?
— Не знаю смогу ли я объяснить это? — сказала Холлис, наливая кофе и себе. — Но я подписала очень жесткий договор на тему неразглашения.
— Подстава?
— Нет, — сказала Холлис, — просто кое-что, из того, что он делает, может привести к нарушению законов. Ты знаешь Бэнкси, художника граффити?
— Ну?
— Бэнкси ему нравится. Он считает себя похожим на него. Они оба из Бристоля.
— Но он же не художник граффити.
— Мне кажется он считает что он художник, только без красок.
— Это как?
— История, — сказала Холлис.
Хайди выглядела убежденной.
— Он работал с неким пожилым человеком, человеком с большим количеством ресурсов. Человек решал что надо сделать, как это должно быть сыграно, жесты, мимика, а Гаррет работал над тем, чтобы выполнить это наилучшим образом. И чтобы при этом их не поймали. Старик играл некую роль драматурга, хотя иногда выступал и как актер.
— Ну и в чем тут проблема?
— Жуть. Нельзя сказать что я не одобряю того, что они делали. Но это было пострашнее чем Бигендовы штучки. Мне надо чтобы в мире была такая поверхность, которую видят все. Я не люблю ощущать что я каждый раз проваливаюсь куда-то еще. Посмотри что с тобой случилось.
Хайди подцепила треугольный тост так, как будь-то им можно было зарезаться словно лезвием. — Ты сказала что они не мошенники.
— Они нарушали закон, но мошенниками не были. Ну и природа их деятельности заставляла их все время наживать себе врагов. Они приехали в Эл-Эй, там мы встретились. Я начала писать книгу. Они вернулись в Европу. Я снова увидела его, когда приехала сюда чтобы подписать этот автоконтракт.
— У меня была доверенность. — Она откусила угол тоста и с сомнением принялась жевать его.
— Я хотела быть здесь. — Холлис улыбнулась. — Затем он вернулся со мной в Нью-Йорк. Он тогда не работал. А потом они принялись за старое. Это было начало выборов Обамы. Они готовились что-то сделать.
— Что?
— Я не знаю. Даже если бы знала, я обещала не говорить. Я вообще была очень занята книгой. Он почти не появлялся. А затем просто исчез.
— Ты скучаешь по нему?
Холлис пожала плечами.
— Тебе трудно угодить, ты знаешь об этом?
Холлис кивнула.
— Это надо делать жестче. — Хайди встала, дошла со своей чашкой кофе с виски до ванны и выплеснула содержимое в раковину. Вернулась и налила себе кофе. — Чувствуешь себя забытой?
— Определенно.
— Хреново, — сказала Хайди. — Позвони ему. Посмотри что произойдет. Пусть будет что будет.
— Нет.
— Номер есть?
— На крайний случай.
— Какой еще крайний случай?
— Ну насколько я их знаю, они не оставят меня в беде в случае чего.
— Позвони все равно.
— Нет.
— Очень трогательно, — сказала Хайди. — Это что еще за херня? — Она смотрела в ванную.
— Твой душ.
— Ты шутишь.
— В моем номере такой же, можешь посмотреть. Что в этих двух коробках? — Холлис показала на коробки, которые она забрала у Роберта прошлой ночью, в надежде сменить тему разговора. — Пара бетонных блоков?
— Урны, — ответила Хайди, — кремационные.
— Чьи?
— Джимми. — Джимми был басистом Хефью. — Никто не пришел забрать ее. Он всегда говорил что хочет быть похоронен в Корнуэле, помнишь?
— Нет, — ответила Холлис. — Почему в Корнуэле?
— Бля, откуда я знаю. Может быть он считал что Корнуэл находится в прямо противоположном Канзасу месте.
— Здесь нескоолько урн.
— Вторая моей матери.
— Твоей матери?
— Никак не соберусь что-нибудь с ними сделать. Они лежали в подвале, вместе с моим гастрольным барахлом. Не могла же я оставить их там у придурка? Отвезу обоих в Корнуэл. Джимми все-равно никогда не видел мою мать.
— Ну ладно, — Холлис не нашлась что еще здесь можно сказать.
— Где этот хренов Корнуэл?
— Я покажу тебе. На карте.
— Мне нужно в долбанный душ, — сказала Хайди.
Согласующее средство
Офис Бигенда, в который в конечном итоге пустили Милгрима, был без окон и на удивление маленький. Возможно это не был именно его офис, подумал Милгрим. Вообще это не выглядело офисом, в котором кто-нибудь действительно работал.
Шведский юноша, который привез Милгрима сюда, положил на тиковую столешницу перед ним серую папку и тихо исчез. На столе больше ничего не было, за исключением дробовика, который похоже был сделан из затвердевшего средства от изжоги и диареи Пепто-Бисмол, розового цвета.
— Что это? — спросил Милгрим.
— Макет для одного из ранних этапов переговоров между Тазер и Моссберг, двумя фирмами-производителями оружия. — Бигенд надел одноразовые пластиковые перчатки, из тех, что продаются в рулоне, как дешевые пакетики для бутербродов. — Согласующее средство.
— Согласующее средство?
— Так они его называли, — сказал Бигенд, поднимая предмет со стола, и поворачивая его под разными углами, чтобы Милгрим смог разглядеть его. Выглядел он невесомым и пустотелым, как будь-то был сделан из какой-то смолы. — Я взял его потому что пытаюсь понять, можно ли считать подобного рода переговоры равноценными попытке Роберто Кавалли разработать пальто для Эйч-энд-Эм.
— Меня застукали, — сказал Милгрим.
— Застукали? — Бигенд посмотрел на него.
— Коп сфотографировала меня сегодня утром.
— Коп? Какой коп?
— Китаянка из Америки, выгледела как миссионер. На ее свитере была вышивка с официальным флагом штата Южная Каролина.
— Сядь, — сказал Бигенд.
Милгрим сел, положив пакет из Хакетт себе на колени.
— Откуда ты узнал что она из коп? — Бигенд снял мешковатые перчатки и скомкал их.
— Я просто понял. Может быть она и не штатный офицер какого-нибудь подразделения, но я не ошибся.
— Ты ходил по магазинам, — сказал Бигенд, глядя на сумку Хакетт. — Что купил?
— Брюки, — сказал Милгрим, — рубашку.
— Мне говорили что магазины Ральфа Ларена в Хакетт, — сказал Бигенд. — Концептуально, это очень сложная информация. Правда или нет. — Он улыбнулся. — И как тебе шопинг в Хакетт?
— Я не понял, — сказал Милгрим, — но мне нравятся такие брюки. И некоторые их футболки попроще.
— Что ты не понял?
— Английский футбол.
— Как это?
— Неужели Хакетт всерьез сконцентрирован на этом?
— Вот за что я тебя ценю. Ты практически без усилий добираешься до сути.
— Нет правда?
— Кое-кто считает что минус на минус дает плюс. Где она тебя сфотографировала?
— В кофейне, возле гостинницы. Севен Дайалс.
— Кому ты говорил об этом?
— Тебе.
— Никому больше об этом не рассказываем. За исключением Памелы. Я ее проинформирую.
— А Оливеру?
— Нет, — сказал Бигенд, — однозначно не Оливеру. Ты говорил с ним сегодня?
— Он сказал мне оставить телефон в номере, включенным и присоединенным к зарядному устройству. Он будет его перепрошивать. Я еще не возвращался в отель.
Бигенд посмотрел на розовый дробовик.
— Почему он розовый? — спросил Милгрим.
— Отпечатан на три дэ принтере. Я не знаю почему они используют розовый цвет. Возможно это просто их обычный оттенок. Эти телефоны проект Оливера. Пользуясь таким, нельзя считать свои разговоры, сообщения и электронную почту безопасными. Но поскольку мы в Англии, то вообще любой телефон нельзя считать безопасным. Понимаешь?
— Ты не доверяешь Оливеру?
— Я не доверяю, — сказал Бигенд. — Я хочу чтобы ты продолжил заниматься своим делом сейчас так, как будь-то ты не видел что тебя кто-то сфотографировал. Вот и все.
— А какое у меня дело? — спросил Милгрим.
— Тебе нравится Холлис Генри?
— Мне кажется я ее уже где-то видел.
— Она раньше пела. В группе Хефью.
Милгрим вспомнил большую серебристую черно-белую фотографию. Постер. Молодая Холлис Генри. Нога ее стоит на каком-то возвышении демонстрируя приподнятое колено. Обтягивающая твидовая мини-юбка, выглядит так, будь-то большую часть ткани снизу распустили, потянув за нитку. Где он видел это?
— Ты будешь работать с ней, — сказал Бигенд. — В другом проекте.
— Переводы?
— Сомневаюсь. Он также касается одежды.
— Там, в Ванкувере, — начал и затем замолчал Милгрим.
— Да?
— Я нашел женскую сумочку. В ней было много денег. Телефон. Бумажник с карточками. Ключи. Сумочку, бумажник, карточки и ключи я положил в почтовый ящик. А деньги и телефон оставил себе. Вы позвонили. Я вас не знал. Мы начали говорить.
— Да, — сказал Бигенд.
— Поэтому я здесь теперь? Да?
— Точно, — ответил Бигенд.
— Чей это был телефон?
— Ты помнишь в сумочке было еще кое что? Черная пластиковая штуковина, примерна раза в два больше телефона?