— Ну и дела! — протянул мистер Скалли. Широкая улыбка исчезла с его лица. — Том, боюсь, я не смогу этого сделать.
— Почему же нет? Ведь велосипед еще здесь, у вас?
— Да, здесь. Точнее сказать, он был здесь. — Мистер Скалли мотнул головой в сторону одного из сараев. — Я поместил его туда всего несколько минут назад.
— Так мы можем забрать его?
Посмотрев на меня, мистер Скалли закусил нижнюю губу, потом перевел взгляд обратно на отца.
— В том-то и дело, что ничего не выйдет, Том.
Он отставив тачку в сторону, прислонив ее к холму из мертвых велосипедов, и сказал:
— Пойдемте, увидите сами.
Мы последовали за мистером Скалли. Он сильно хромал, словно его бедро было соединено с телом шарниром.
— Тут такое дело, ребята, — снова заговорил он. — Уже года три я все подумываю избавиться от этих старых велосипедов. Пытаюсь расчистить место для новых поступлений. Все время что-то новое прибавляется… Вот я и пообещал Белле — Белла — это моя жена, — я сказал ей «Белла, притаскиваю еще один велосипед и тут же начинаю с ними разбираться. Еще один, и все — хорош».
Вслед за мистером Скалли через проем без дверей мы вошли в сумрачную холодную сень сарая. Голые лампочки, болтавшиеся под потолком на проводах, бросали тени на сваленные внутри сарая кучи барахла. Во мраке вырисовывались таинственные силуэты — очертания каких-то крупных механизмов, напоминающих машины марсиан. Что-то бегало и попискивало, возможно, крысы или летучие мыши. Сарай более всего напоминал пещеру, в которой чувствовал себя как дома разве что индеец Джо.
— Смотрите под ноги, — предупредил нас мистер Скалли в следующем дверном проеме. Войдя, он остановился перед большой машиной прямоугольной формы с шестернями и рычагами по бокам, повернулся к нам и сказал: «Вот этой дробилке я и скормил ваш велосипед пятнадцать минут назад. Он первым отправился в пасть этой машины».
Мистер Скалли кивнул на бочонок, полный перекрученных и сплющенных кусков металла. Другие бочки поджидали своей очереди.
— Это я хоть смогу продать как металлолом, вот в чем дело. Я дал себе зарок: еще один велосипед — и включаю дробилку. Ваш стал последним.
Мистер Скалли, над головой которого в ореоле испарений влаги сияла лампочка, сочувственно взглянул на меня.
— Извини, Кори. Я даже представить себе не мог, что у такого велосипеда может объявиться хозяин. Если бы я знал, что он твой, я, конечно, попридержал бы его, но он ведь был совершенно никуда не годный, этот велосипед.
— Никуда не годный? — переспросил отец.
— Конечно. Всему приходит конец. Вещь изнашивается, и ее нельзя починить ни за какие деньги. Именно это и случилось с твоим велосипедом. Такое происходит со всем, что мне приносят или просят забрать, позвонив по телефону. Поверь, Кори, твой велосипед был просто грудой ржавого металла, и то, что я засунул его в дробилку, ничего не изменило.
— Да, сэр, — ответил я, — знаю.
— Ему не было больно, — тихо прибавил мистер Скалли, и я молча кивнул.
Слушая мистера Скалли, я думал о том, что такой человек, как он, наверняка понимает сущность жизни до самых ее мельчайших винтиков, потому что, хотя тело его было старым, глаза и сердце оставались молодыми. Он видел космическую суть вещей и потому знал, что жизнь существует не только в созданиях из плоти и крови, но и в предметах — в доброй верной паре ботинок; в хорошей, надежной машине; в авторучке, которая не подведет в трудную минуту; в велосипеде, который проедет много миль, — во всем том, чему мы доверяем и что дарит нам в ответ ощущение защищенности и радостные воспоминания.
На такие слова старые хрычи с камнем вместо сердца могут холодно усмехнуться и сказать: «Чушь это все!» Но тогда позвольте и мне задать им вопрос: разве вам никогда не хотелось, хотя бы на пару минут, вновь обрести свой первый велосипед? Ведь вы наверняка помните, как он выглядел. Ведь помните? Как его звали: «Курок», «Пахта», или «Вспышка», или, может быть, «Молния»? Кто забрал у вас этот велосипед и куда он потом делся? Вы когда-нибудь задумывались об этом?
— Хочу показать тебе еще кое-что, Кори, — сказал мистер Скалли, касаясь моего плеча. — Иди за мной.
Мы проследовали за мистером Скалли прочь от велосипедодробильной машины в другой отсек сарая. Помимо яркого сияния лампы над головой через маленькое пыльное окошко с улицы сочился зеленоватый свет. Здесь, в этой комнатке, у мистера Скалли стояли письменный стол и картотечный шкаф. Открыв его, мистер Скалли дотянулся до верхней полки.
— Я почти никому этого не показываю, — сообщил он нам, — но вам, ребята, это должно понравиться.
Он немного порылся там, выдвигая и задвигая ящики, потом сказал: «Нашел» — и его рука вновь вынырнула из тьмы.
Мы увидели, что он держит кусок дерева с обесцвеченной корой и налипшими на его поверхности высохшими моллюсками. В самой середке деревянного бруска торчало нечто, напоминающее небольшой, дюймов пяти длиной, кинжал из слоновой кости. Мистер Скалли поднял кусок дерева повыше к свету, его глаза за стеклами очков блеснули.
— Видели? И как вы думаете: что это?
— Понятия не имею, — пробормотал отец. Вслед за ним и я покачал головой.
— А вы взгляните поближе.
Мистер Скалли поднес деревяшку с вонзенным в нее кинжалом прямо к моему лицу. Приглядевшись, я увидел царапины и выбоины на поверхности слоновой кости и что край кинжала зазубрен, словно нож для разделки рыбы.
— Это зуб, — объяснил нам мистер Скалли. — Или, скорее, клык.
— Клык? — изумленно нахмурился отец, переводя взгляд с лица мистера Скалли на предмет в его руке и обратно. — Здоровенная, должно быть, была змея?
— Это была не змея, Том. Три года назад, летом я отпилил этот кусок дерева от бревна, которое выбросило на берег реки. Я хожу туда иногда — ищу бутылки. Видите эти раковины? Этот чурбан от старого дерева, должно быть, он пролежал на дне реки невесть сколько лет, и вот во время прошлогоднего паводка его вымыло из ила.
Мистер Скалли осторожно провел защищенным перчаткой пальцем по зазубренному краю зуба.
— Думаю, что в руках у меня единственное доказательство.
— Неужели вы хотите сказать… — не успел отец закончить, а я уже все понял.
— Да, именно так: этот зуб — клык изо рта Старого Мозеса.
Мистер Скалли снова ткнул деревяшкой мне в лицо, и я в испуге отшатнулся.
— Видно, его зрение здорово ослабло, — задумчиво проговорил мистер Скалли. — Наверно, он принял этот чурбан за большую черепаху. А может быть, в тот день он был чем-то раздражен и бросался на все, что тыкалось ему в рыло.
Палец мистера Скалли постукивал по зазубренному краю зуба.
— Страшно представить, что может сделать с человеком чудовище с такими зубищами. Жуткая получается картина, верно?
— Можно взглянуть? — с любопытством спросил отец. Мистер Скалли передал ему деревяшку с зубом. Пока отец его рассматривал, мистер Скалли подошел к окну и выглянул наружу. После небольшой паузы отец кивнул и проговорил:
— Готов поклясться: вы правы, мистер Скалли! Это действительно зуб !
— О чем я и говорю, — отозвался от окна мистер Скалли. — Зачем же мне лгать?
— Вам обязательно нужно кому-нибудь его показать! Шерифу Эмори или мэру Своупу! Да в конце концов самому губернатору!
— Своупу я его уже показывал, — кивнул мистер Скалли. — Он мне посоветовал убрать этот зуб подальше и запереть дверь на ключ.
— Но почему? Это же новость, достойная первых страниц газет!
— Мэр Своуп так не думает.
Мистер Скалли повернулся к нам, и я увидел, как его глаза потемнели.
— Поначалу Своуп был уверен, что этот зуб — подделка. Он показал его доктору Пэрришу, а док Пэрриш позвал дока Лезандера. И тот и другой в один голос заявили, что клык принадлежит какой-то огромной рептилии. Потом мы устроили совещание в кабинете мэра за закрытыми дверями. Своуп сказал, что, по его мнению, это дело лучше всего похоронить в зародыше. Мол, чем бы ни был этот зуб — настоящим клыком рептилии или искусной подделкой, — все равно незачем попусту будоражить людей.
С этими словами мистер Скалли забрал кусок дерева из рук моего отца.
— И тогда я сказал мэру: «Послушайте, Лютер Своуп, почему вы не хотите, чтобы люди увидели неоспоримое доказательство того, что в Текумсе водится чудовище?» А он со своей дурацкой трубкой в зубах зыркнул на меня и говорит: «Люди и без того это знают. Доказательство напугает их еще больше. Но как бы там ни было, чудовище в реке — это нашечудовище, и мы ни с кем не собираемся им делиться». Вот и весь разговор.
Мистер Скалли протянул мне зуб:
— Хочешь потрогать его, Кори? Потом расскажешь кому-нибудь, что тебе довелось держать в руках.
Так я и сделал — дрожащим указательным пальцем. Клык Мозеса был холодным, каким, по моему мнению, и должен быть ил на дне реки.
Мистер Скалли убрал кусок дерева с клыком в ящик шкафа и затворил дверцу. Дождь на улице снова усилился: он дробью барабанил в металлическую крышу.
— Должно быть, Старый Мозес радуется этому ливню, — заметил мистер Скалли.
— Я все-таки считаю: вам обязательно нужно показать зуб еще кому-нибудь, — сказал ему отец. — Например, газетчикам в Бирмингеме.
— Я так бы и сделал, Том, но боюсь, что Своуп мне этого не простит. Возможно, существует договоренность, что Старый Мозес остается нашимчудовищем лишь до тех пор, пока о нем не узнают чужаки: тогда его у нас тут же отберут. Выловят из реки сетями и посадят в каком-нибудь зоопарке в огромный стеклянный сосуд, как чрезмерно разросшегося сома. — Мистер Скалли нахмурился и покачал головой. — Нет, я не хочу, чтобы это случилось. Уверен, что и Леди этого не хочет. Сколько я себя помню, каждую Страстную пятницу она носила Мозесу угощение. Прошедшая пятница была первой, когда Старому Мозесу не понравилась еда.
— Ему не понравилась еда? — удивился отец. — Что вы хотите этим сказать?
— Разве тебя не было на негритянском шествии в этом году, Том?
Мистер Скалли подождал ответа, вероятно рассчитывая, что отец скажет «нет», но, не дождавшись, продолжил:
— В этом году Старый Мозес впервые не ударил хвостом в сваю моста, как бы говоря: «Спасибо за жратву». Все происходит очень быстро, удар едва можно уловить, но ты различишь этот звук, если слышал его много раз. А в эту Страстную пятницу ничего такого не было.
И я вспомнил, какое встревоженное лицо было у Леди, когда она покидала мост с горгульями, и с каким мрачным видом устремилась назад в Братон процессия негров. Видно, Леди так и не удалось дождаться удара хвоста Старого Мозеса в сваю. Но что может означать подобное нарушение застольного этикета?
— Трудно сказать, что это может означать, — проговорил мистер Скалли, словно прочитав мои мысли. — Но Леди это очень расстроило, это уж точно.
На улице уже темнело. Отец сказал, что нам пора возвращаться домой, и поблагодарил мистера Скалли за то, что он уделил нам время и показал, куда делись останки моего велосипеда.
— Я ни в чем вас не виню, — сказал на прощание отец мистеру Скалли, который, хромая, проводил нас до выхода со свалки. — Вы просто делали свою работу.