Атас!
И куда, скажите, мне податься?
Вестимо, вниз. В горах мне точно делать нечего.
Поднялся и пошел. Неча рассиживаться. Хотя пейзаж тут такой прелестный, что этот вид туристам продавать можно. За свободно конвертируемую валюту.
Почему-то назад воротиться к тому месту, откуда я начал это свое экзотическое путешествие, у меня и мысли не возникло. Впрочем, как и паники. Попал и попал. Устраиваться надо, оглядываться, людей искать — они подскажут, что случилось. А там проснемся — разберемся.
Кстати о проснемся… Однако ночлег надо заранее искать, а то кто его знает, какие тут зверушки хипповые водятся в этих экзотических лесах. Мне и пары простых волков хватит за глаза. Правда, вокруг конец лета вроде, волки еще не голодные, на людей бросаться им не время. Но все же, все же… береженого Бог бережет, а небереженого конвой стережет.
Перемотал портянки и пошел. Страдать потом будем. Палку себе только вырезал ухватистую и заострил ее с одного конца. Стало немного спокойнее — хоть какое-то длинное оружие в руке. Великим нагибатором я себя и не почувствовал, но успокоился и мандражировать перестал. Даже рассмеялся, припомнив анекдот о сибирском унитазе из двух жердин. На одну полушубок вешать, другой от волков отбиваться…
Ручей петлял между деревьев и крупных камней, и я с ним такие же кренделя выписывал.
Пару раз перебирался через приличные буреломы.
Напоследок прикинул к носу и вернулся к последнему завалу, где и отыскал себе место для ночлега, вроде как защищенное со всех сторон поваленными деревьями с торчащими во все стороны толстыми ветками.
Костерчик небольшой запалил. Только он на то и сгодился, чтобы острие самодельного копьеца закалить, да грибы на углях пожарить. Как бы знал, что так получится — котелок бы захватил с собой, хоть солдатский, маленький. Так что повечерял печеными боровиками (домашний запас надо экономить, однако) и упал на бок вместе с птахами.
Последней мыслью ожгло, что лучше бы вообще за грибами в этот день не ходить никуда. Перебилась бы девчонка и без грибного супчика. Не первый же приступ к телу… Уже дала…
С птахами и проснулся. От их радостного чириканья, больше похожего на благодарственный молебен вернувшемуся солнцу.
Скромно позавтракал и дальше потопал. Умереть голодной смертью я не боялся — это надо быть наследственным балконным жителем, чтобы в лесу с голоду помереть. Даже без браслета из паракорда. Но все же, все же… Совсем переходить на подножный корм — это время существенно терять. А когда я к людям выйду — вопрос, на который у меня нет ответа. Кушать же хочется каждый день.
Трудно сказать, сколько километров я отмахал так в одиночестве. В горах этого не понять. Прямых горных дорог и в цивилизации нет — сплошные серпантины. А тут даже тропки никакой, людьми натоптанной, пока не обнаружилось.
Крупных зверей я не видел, мелких же больше на звук опознавал — разбегались они от меня по кустарникам. С шумом.
Один раз большая пятнистая змея толщиной с мою руку поперек пути ползла. Долго. Пришлось неподвижно стоять, опершись на копьецо, ждать, пока это неторопливое пресмыкающееся дорогу освободит и в свои папоротники уползет.
По соседним горкам, на скалах, скакали мелкие горные козлы стайками по десятку-полтора голов.
Какие-то парнокопытные и в лесу водились. Но я их самих не видел. Только следы. Звериные тропы водопойные на ручье часто встречались. Человеческие — нет.
Обедал у небольшого водопада, которым окончился мой путеводный ручей-провожатый. Водопад понизу пробил в камне небольшое озерцо прозрачное — каждую гальку видать на дне. Рыба там водилась крупная, гоняясь за чешуйчатой мелочью, которую исправно поставлял водопад.
Вырезал себе острогу примитивную — счетверенный наконечник врастопырку. Посидел час на камушке практически неподвижно. Но добыл крупную рыбу только с пятой попытки. Длиной почти с мой локоть. Незнакомую на вид. Выпотрошил ее, убрал все брюшные пленки — про них препод по ихтиологии нам говорил, что само мясо рыб ядовитым не бывает. Только плавники, жабры, брюшные пленки и иногда икра. Вот и я не буду рисковать. У этого экземпляра икры не было — молоки, но я и их на всякий случай выкинул обратно в воду — рыбки все подъедят.
Запек эту неизвестную мне рыбу на углях, на импровизированной решетке из сырых очищенных веток. И съел. Даже не съел, а пожрал все, как голодный кот — с урчанием. Соли у меня только мало — спичечный коробок, и все. Но на это раз я не пожадничал. Экономить потом будем.
Отобедал до осоловения да и привалился к нагретому камню — переваривать. Заодно ноги помыть и портянки на теплом камне просушить. Ноги теперь для меня — главный орган в организме. Хорошо еще я догадался сапоги обуть, а не кроссовки. Сейчас бы от этих кроссовок одни ошметки остались бы и свалянные убитые носки.
Так хотелось подольше остаться у этого водопада — в озерце под ним я еще десяток крупных рыбин видел. Но не ко времени курорт разводить. Топать надо. Определяться с местом. Меня дома ждут.
Горы на взгляд стали выше и дальше. Вроде я на верном пути — в долины спускаюсь. Главное, выйти к людям, а там до Москвы добраться уже не проблема. Или до Калуги. А от Калуги до родительского хутора уже совсем просто. Деньги у меня с собой есть. На билет хватит. А не хватит, так телеграмму пошлю отцу, тогда и вернусь домой даже от Владивостока.
К исходу второго дня наткнулся наконец-то на натоптанную широкую тропу, почти дорогу. Следы в основном звериные — странные такие копыта, скругленным трилистником. Передние — подкованные. Да и следы узких колес четко говорили мне, что люди тут точно есть, раз они что-то возят. А возят они какие-то камни — их много тут по обочине валяется. Рядочками такими с перерывами. По обе стороны пути, что характерно. Видать, с кузовов нападали.
Поднял такой камушек, посмотрел — ничего не понял. Камень как камень. Серый с искоркой. Меня не учили в камнях разбираться. Я все больше по живому. Или уже совсем с готовым железом…
Попил водички из термоса — холодная еще, и потопал в приподнятом настроении по дороге этой вниз. Вверх почему-то не захотелось.
К закату вышел я на избушку на курьих ножках, что стояла чуть в стороне от дороги. Мог бы и не заметить, если бы не крутил головой по сторонам, как истребитель. Ответвление от дороги шло зигзагом и большими кустами было как бы замаскировано. Да и не накатано особо.
Заимка на небольшой полянке у тонкого ручейка маленькая совсем. На двух широких пнях стоит на метр от земли. Пни эти на куриные лапы точно похожи своими раскоряченными корнями. Крыша в два ската. Дверь и одно волоковое окошко закрытое, почти под самой крышей. Дверь заперта просто на приставную палку враспорку — от зверей, не от людей.
— Ну, и где тут Баба-яга? — спросил я пространство. — Банька мне сейчас точно не помешала бы.
Пространство мне ничего не ответило.
Вар я на ужин нехитрый супчик на допотопной керосинке, не переставал удивляться приютившему меня домику. Видно, действительно места тут глухие, раз такие заимки стоят, как в уральских лесах. Стол, колченогий табурет и полати — вот и вся обстановка. Полка еще под самой крышей с небольшим запасом соли, спичек, макарон, травки сушеной типа чая, сушеных же овощей… Мясо, видать, тут в лесу добывают — в коробке медной жести с притертой крышкой небольшая банка черного пороха, дробь, круглые пули и плоские капсюли. Немного всего — зарядов на десять. Но мне и этого выше крыши, спасибо вам, добрые люди, только у меня и ружья-то нет.
После сухомятки последних дней жутко хлёбова хотелось. Вот и варю что-то вроде лукового супчика. Овощи местные. Сыр еще московский с бутербродов.
Бабы-яги, как и ее внучки, ни в домике, ни окрест него не нашлось, но чувство того, что я самый настоящий Ванька-дурак, меня не покидало. Сюр какой-то… Сказка для малышей младшего студенческого возраста. Одно утешало, что люди тут все же есть. Оставил же кто-то припасы в этой заимке. Только вот люди ли? — сомнение грызло. Как бы не орки с альвами…
И эти еще трехпальцевые копыта. Нет на Земле таких гужевых животных. Это я точно знаю.
Несмотря на все непонятки, спал я в эту ночь как убитый. Может, потому что дверь прочная на железном засове. Даже то, что какие-то блохи меня кусают, понял только перед тем, как проснуться. М-да… Это далеко не Рио-де-Жанейро. Впрочем, как там в бразильских фавелах с блохами обстоит, я не знал. По «Дискавери» это не показывали. Может, еще хуже.
Настроение у выспавшегося организма прекрасное. Вот что значит вкусного жидкого да горячего похлебать и выспаться как следует в безопасной обстановке. Шел я по лесной дороге и напевал «Вечную любовь» Азнавура, пока не понял, что мне в спину пристально смотрят. Оборвалось мое пение на словах: «Я уйти не мог, прощаясь навсегда». Оглянулся поспешно. На фоне зеленых кустов орешника стояла и смотрела на меня во все синие анимешные глазищи девчонка-пигалица лет двенадцати-тринадцати, держа в руках веревку, к которой была привязана за рога вполне земного вида белая коза. Ноги босые. На худом тельце просторный сарафан на лямках. На голове косынка, из-под которой выбиваются соломенного цвета локоны. Ну, чисто Сольвейг из этого… «Пера Гюнта».
«Блондинка, натуральная», — отметил я про себя, как будто это что-то проясняло.
Больше никого вокруг не было, и я успокоился. Улыбнулся, шутовски отвесил киношный мушкетерский поклон, приспособив вместо шляпы с пером скромную синюю беретку с китайского рынка.
— Прекрасный день, барышня, не находите, — поприветствовал я ее. — Не подскажете мне, как мне найти ближайшее жилье? А то я долго иду уже…
И так большие глаза ее стали еще больше. Она переступила босыми ногами, почесала лодыжкой об лодыжку, пожала худыми плечиками, но ничего не ответила.
— Парле ву франсе?.. Шпрехен зи дойч?.. Ду ю спик инглиш? — перебрал я вслух возможные варианты, хотя не знал как следует ни один язык из мною же обозначенных.
Так… В школе у меня был английский, в академии — немецкий. Но не более. Хотел еще спросить, понимает ли она азербайджанский, но, взглянув на ее европеоидные черты и особо на радикальную блондинистость, понял, что этот язык она точно никак не поймет. Я и сам знал на нем только пяток самых расхожих фраз, которых в школе нахватался от детей вертолетчиков.
Потом мемекнула коза, совсем по-нашему. Поземному.
Девочка наконец-то произнесла несколько фраз, но… я такого языка точно не знал. Посмотрел внимательно на ее уши, но они были спрятаны под косынкой. Может, она альва или, как еще в книгах пишут, эльфийка?
Постучав себя по груди кулаком, я представился:
— Савва.
Понятливая девочка ткнула в меня пальчиком и повторила:
— Савва.
Я обрадованно закивал. Есть контакт!
Но дальше не заладилось. Свое имя она называть отказалась, хотя и поняла, чего я от нее хочу. Повернулась и пошла вниз по дороге, таща за собой упирающуюся козу.
Оглянулась и призывно махнула ладошкой. Типа «иди за мной».
Я и пошел. А что еще делать в такой ситуации?
2
И вот уже почти год живу я на этом горном хуторе. Был бы кто сам не хуторским — с тоски бы тут сдох. А мне ничё так, привычно. За работой не скучашь, а всю работу на хуторе не переделать по определению. Язык местный освоил. Разговорный. Поначалу на уровне «моя твоя не понимай», а потом пошло… Сейчас я вполне бегло болтаю на редком.