— Еще как чувствую, — хохотнул Рафик.
— Тем более.
Живешь в доме — для начала не портить его. Демократически выбранная мэрия все равно исправлять за тобой не будет. Что лифт стабильно не работает, — проходя мимо закрытой двери, порадовался я, — это даже хорошо для здоровья, очень полезно пешком на шестой этаж с тяжелыми сумками. Приходят домой эти малолетние гаденыши и начинают в Интернете на форумах жалеть стариков и про их тяжелую жизнь рассказывать. «Ах, пенсия маленькая!», «Ах, плохо относятся к больным!», «Ах, народ вымирает и рождаемость падает из-за козней демократов!». В жизни пробежит мимо и не подумает помочь. По клавиатуре стучать легче, чем хоть немного потратить время на человека, от которого кроме благодарности и получить нечего. У такого борца в лучшем случае один ребенок и тот стены пачкает. Тут тоже, наверняка, как в нашем доме, начинали с поджигания спичками кнопок и тушения сигарет об стены. Поймаю кого-нибудь за этим занятием, наплюю на конспирацию и руки переломаю.
Самое противное в этом, что должен найтись человек, который добровольно и чаще всего совершенно бесплатно начнет следить за порядком. Обычно вполне достаточно одного, если люди все-таки способны подумать, как им улучшить собственную жизнь. Он должен бегать, собирать деньги на разные починки и улучшения, уборку и прочие необходимые вещи. Тот же домофон собственные жильцы непременно сломают не реже двух раз в год, и никто не признается, чтоб не платить.
А через какое-то время этот доброволец начинает остальными восприниматься как само собой разумеющееся и к нему начинаются претензии. Почему это не сделал и почему вон то не организовал. Почему вообще так много денег требуешь? Как будто он обязан, получает за это зарплату и своих дел не имеет. Приходят к нему с пятого этажа и спрашивают противным голосом: «Почему у нас лампочка не работает?». А бедняга живет на третьем, понятия не имеет о лампочке, которую кокнули дети хозяина, чтобы тот не видел, как они портвейн на лестнице пьют.
— Ты так говоришь, — с подозрением сказал Рафик, — как будто сам этим занимаешься.
— А что я по твоему делаю на своем замечательном посту главы семейства? Успешно совмещаю должность мэра с добровольными обязанностями всех выслушивать, и попробуй не отреагируй на жалобу! Причем зарплату мне никто не предлагает, еще чего не хватает, дополнительно скидываться на свой собственный дом. Должность не выборная, а практически пожизненная. Так что плачу за все ровно столько же, сколько остальные, и должен думать, как достать очередные трубы для канализации подешевле для общественных зданий и домов соседей или откуда взять цемент в наших лесах и степях при полном отсутствии производства.
У меня подобные экспедиции со стрельбой и членовредительством почти как отпуск проходят. Соседа, который тебе родственник и с которым вместе крыс гонял, не пошлешь просто так, даже если он чушь несет и делает вид, что чисто случайно забыл про срок очередной платежки.
Эта? — спросил я его, показывая на дверь.
— Рафик посмотрел на номер соседней квартиры, — она.
Я нажал звонок, потом еще раз. Затем нажал и уже не отпускал, слушая дребезжание за дверью.
— Может, нет никого?
— Есть, — уверенно отвечаю.
— Ты еще и сквозь дверь слышишь? — насмешливо спросил он. Потом недоверчиво переспросил: — Нет, правда, слышишь?
— Я вижу, — поясняю, не понижая голоса, — как глазок потемнел. Кто-то смотрит на нас изнутри. И если он дверь не откроет, я с удовольствием ее вышибу.
Гражданин Охлопков Петр Денисович, открывайте, если не хотите больших проблем на давно не мытую шею, — еще громче сказал в сторону двери. — Милиция явилась по вашу грязную душу.
Замок заскрежетал и дверь приоткрылась, явив нашим взорам невысокого лысого человечка в тренировочных штанах и грязной майке.
— Вы кто? — проблеял он опасливо. — Документы покажите.
— Вот это, — отодвигая его в сторону и проходя мимо, не делая попытки достать что-нибудь из кармана, за полным отсутствием там краснокожего удостоверения, сказал я Рафику, — яркий представитель племени не желающих поддерживать чистоту и порядок не только в доме, но и в собственной квартире. Ты посмотри, что тут делается! Месяца два минимум никто не убирал и даже посуду не мыл.
Из-за таких придурков остальные жильцы в подъезде должны платить больше. Мне проще, я просто могу заставить особо несговорчивых, хватает возможностей. А в доме нет ни своей полиции, ни даже нормального участкового. Приходится выкручиваться. Один вот такой заставит опустить руки любого энтузиаста. Все равно без толку. Так и будет дом постепенно превращаться в помойку.
Я взял с пола газету и постелил ее на стул. — Липкий, — пояснил свои действия вставшему у входа в комнату Рафику. — Шприц где? — поинтересовался у хозяина.
— Какой шприц? — испуганно переспросил он.
— Тебе лучше знать какой, — равнодушно отвечаю. — Будешь выеб... найду, даже если нет. Только есть.
А сожительница твоя где? — без перехода спрашиваю.
— В магазин пошла.
— В смысле за дозой?
— Я не понимаю, о чем вы говорите! — воскликнул он.
— Сейчас поймешь, — сказал Рафик и заехал ему немаленьким кулаком в солнечное сплетение. Мужичок рухнул на пол, скорчившись от боли.
— А можно я его еще ногами попинаю? — кровожадно спросил Рафик.
— Что вы себе позволяете, гражданин старший оперуполномоченный, — равнодушно поинтересовался я. — А зачитать предварительно Правило Миранды?
— Это где право на адвоката и право на молчание? Так мы не в американском сериале.
— Тоже верно, но бить надо так, чтобы не оставлять следов. Вот это — показывая на полуживое стонущее тело, — было хорошо, а ногами синяки будут. Вот в прошлый раз, — объяснил побитому слушателю, — проверяемый споткнулся о твою ногу, сломал два ребра, а потом бегал по врачам с криками, что его избили. Толку все равно чуть, свидетелей не было, но нервы мне попортил. В старые времена брали валенок, ложили в него гантелю и дубасили. Сейчас новые веяния. Демократическая общественность может возмутиться, поэтому бить надо умело.
Посмотри пока, что интересного в комнатах есть.
— А зря, хоть удовольствие получим, — не согласился Рафик и вышел. — Если что, зови, — крикнул он уже из другой комнаты.
Я подождал, пока мужичонка отдышится и, подняв его за ворот двумя пальцами, посадил на стул напротив себя.
— Полегчало? — Он поспешно закивал. — Вот и хорошо. Думай в другой раз с кем разговариваешь. Руки покажи.
— Чего?
Я взял его за плечо и задрал рукав. — Ну, как и ожидалось, — порадовался, обнаружив следы уколов. — Будем дальше общаться, а то я уж подумал, что ты весь из себя невинный и чисто случайно мимо проходил.
Я оттолкнул этого типа, так что он шлепнулся на стул.
— Кем тебе приходится Екатерина Токарева?
— Никем, — поспешно ответил он.
— А вот она говорит другое, — порадовал я его, — когда бедную девочку поймали на краже в бутике, она сказала, что ты ее отец. Очень много рассказала про интересные нравы, царящие в этой квартире. Про то, что здесь практически притон наркоманов и ко всему еще ты, Петр Денисович, приторговываешь, а ее послал воровать. Нехорошо.
— Не имею к ней никакого отношения, — твердо ответил он. — Она вообще совершенно неуправляема, постоянно врет, ворует, сбежала из дома, и даже мать не имеет на нее никакого влияния. Делайте что хотите, но она все врет.
— Посадят ведь девочку, — укоризненно сказал я. — Адвоката хоть найди.
— Там в колонии она получит правильный урок жизни, — продолжая держаться за живот и морщась, заявил он. — А на адвокатов у нас нет денег. От государства положен бесплатный.
— Документы давай сюда, скотина, — сказал я.
— Какие документы? — испугано спросил он.
— Все что есть. Свидетельство о рождении, паспорт, страховка. Все неси.
Он поспешно метнулся в комнату и вернулся через минуту с большой жестяной коробкой в сопровождении Рафика.
— Жуть, — сказал мой напарник, — кровать и перекосившийся шифоньер. Больше ничего, даже половичка.
— Что есть за чудо такое шифоньер? — удивленно поинтересовался я.
— Шкафчик такой на ножках, — угодливо сообщил Петр Денисович, ставя на стол коробку.
— Сюда давай.
Это есть, — перебирая бумаги и откладывая в сторону, перечислял я, — это тоже... О! Фотографии. Потом разберемся, пригодится. Вот это тоже удачно, не надо теперь дожидаться возвращения....
— Э... , — проблеял хозяин и мгновенно получил по шее от Рафика, так что чуть не слетел с табуретки.
— Что э? — вроде не понял я, засовывая документы в карман. — Получишь паспорт сожительницы потом. И, — подумав, отправил второй туда же, — свой тоже. Придет по почте. Или в отделение милиции заходи, там будет. Как мне больше не понадобится, так и заброшу вашему участковому. Нам лишние бумажки ни к чему.
Соседи на тебя жалуются, — доверительным тоном сообщил ему. — Мы тут навели справки, прежде чем в гости идти. Не одна девочка рассказывает про наркош, таскающихся сюда, про крики по ночам, и как ссыте в подъезде.
— Клевета! — возмутился он.
— Все может быть, но ты мне активно не нравишься. Это ж дело такое, — пояснил я ему, — как следователь бумаги оформит, так дело в суд и пойдет. Про одно и тоже можно по-разному протокол написать. Угрожая физической расправой, послал падчерицу воровать, потому что на дозу не хватало. Или еще лучше — сексуально домогался к малолетней девочке, подглядывая в замочную скважину, когда она мылась, и трогал ее при всяком удобном случае за разные места. Что она все что угодно напишет, стоит только попросить, а я еще непременно расскажу про твое нежелание хоть что-то сделать для помощи, сомнения имеются? И свидетели найдутся твоего отвратительного поведения. Те же бабки во дворе и довольные возможностью избавиться от тебя и соседи, понимаешь?
Он сидел с видом человека, у которого разболелись зубы.
— Молчишь? Значит понимаешь.
Значит так. Срок тебе три месяца. Потом непременно приду, проверю, и если не сделаешь к тому времени, что скажу, загляну еще и с ОМОНом.
— Что сделать? — обреченно спросил он.
— Продавай квартиру и переезжай. Хочешь в другой район, хочешь на сто первый километр, мне без разницы. В этом районе притона не будет. Мне на участке наркоши не требуется. Сегодня я добрый, но в будущем могу и пакетик с героином найти. Понял?
Он обреченно кивнул.
— И радуйся, что просто не посадил или не отвел к нотариусу акт продажи написать в мою пользу. Дать тебе еще десяток раз по почкам, непременно потечешь и на все согласишься. Не такая уж и плохая квартира, убрать, ремонт сделать и желающие на нее найдутся.
Чтоб духу твоего вместе с бабой здесь не было! — на прощанье приказал я.
— Думаешь, послушается? — спросил Рафик на лестнице.
— Знаешь, не поленюсь навестить при случае. Скотина, хуже любого маньяка. У того голова не в порядке, а этот вполне соображает. Если бы сказал, вы ее запугали, она такого написать не могла, я старался, но у девочки трудный возраст, я бы хорошо подумал, не вешает ли нам Катя лапшу на уши про злых родителей. А так — с большим удовольствием по лестнице вниз головой спущу. Да и не нужен нам такой тип поблизости, еще встретит случайно на улице. Пусть мотает в какие Мытищи и портит воздух там.