– Погодите! – вдруг выпалил Петрович.
С чего вдруг?
Высшиевот-вот покажутся из соседнего квартала. Или просто возникнут размытыми тенями, чтоб опять убивать…
– Стой! – рявкнул Петрович.
И молодые наконец притормозили.
А я удивлённо вгляделся вперёд, вспоминая уроки отца. Ведь ничего подозрительного!
Кусты, газон. Новенький красный «Рено», припаркованный у подъезда. Ослепительно-белая простыня на балконе второго этажа…
Слишком белая.
А «Рено» – слишком новый. И маленькая румяная девочка улыбается из распахнутого окна…
– Назад! – отчаянно выкрикивает Йог.
Спустя миг вся эта отпечатавшаяся в моём сознании празднично-яркая картинка искажается, словно в кривом зеркале. Дыбом встаёт трава, кусты вытягиваются, как медузы. Авто, балкон, девочка превращаются в уродливые фантомы – в бесформенные выросты на жидко блестящей поверхности!
Будто огромный пёстрый вал летит нам навстречу. И в одну секунду захлёстывает пару молодых трикстеров . До половины глотает Йога.
– Беги! – хрипит мне отец.
Вместе с Петровичем они схватили Йога за руки, тащат за собой. А жидкая стена замедляется, но вдруг нависает сверху, будто хочет прихлопнуть их огромной ладонью.
– Нет! – отчаянно шепчу я, вцепившись в куртку Йога.
И втроём мы выдёргиваем его наружу.
Мчимся, не чуя ног, – к ржавой детской площадке, мимо которой только что шли.
Йог спотыкается, падает. Петрович помогает ему подняться.
Я оглядываюсь.
И не верю глазам.
Новый красный «Рено» припаркован у подъезда. Ослепительно-белая простыня висит на балконе второго этажа. А маленькая румяная девочка улыбается из распахнутого окна…
– Сволочь! – всхлипнул я. Если б имелся автомат – полмагазина высадил бы в её счастливую рожу!
– Это обманка , – сухо объяснил Петрович.
Мы двинулись туда, откуда пришли. Йога качало, будто пьяного. Плотная хэбэшная ткань на его штанинах расползалась и отваливалась ошмётками. Под ними была красная, словно ошпаренная кожа.
– Ничего, – успокоил Петрович. – Заживет как на собаке…
Йог молчал.
Но его походка понемногу выправлялась. Кажется, он всё-таки не сильно пострадал.
«Минус два», – подумал я.
Четверо нас осталось. Из двенадцати…
Мы обогнули крайний дом злосчастного двора.
Петрович на секунду замешкался, оглянулся и хрипло выдавил:
– Моя вина…
– Не твоя, – вздохнул Йог.
– Я должен был идти первым.
– И что бы изменилось?
Они замолчали. А я вспомнил, что говорил отец: даже опытный человек не всегда успевает понять – ведь эта грёбаная обманкаобладает чем-то вроде гипноза!
Мы топали через сквер. Впереди возвышался трёхметровый забор. Там начиналась промзона. И где-то совсем рядом – область действия Большой Мясорубки …
– Можно пройти, – негромко озвучил Петрович. – Белик описывал весь маршрут. Сначала – к пролому в стене. Вглубь – до железнодорожного полотна. Метров сто до лестницы, и опять поднимаемся к забору. Там должна быть тропинка…
– Это хорошо, что он успел рассказать, – перебил Йог. – И помогай боже, чтоб за полгода тут всё осталось, как было.
Он прав.
В Зоне нет ничего постоянного. Особенно возле Мясорубки .
Только иного пути не будет.
– Прорвёмся, – криво улыбнулся Петрович, – не в первый раз. – И добавил своё любимое: – Главное – поймать фарт!
– Да будет милостива к вам Зона, – кивнул Йог.
«К вам»?
Все непонимающе на него уставились, а ловкачтяжело опустился на скамейку в центре сквера.
– Тебе плохо? – пробормотал отец.
– Нормально. У вас мало времени – не тратьте его на болтовню.
Петрович ошеломлённо смотрел на Йога:
– Ты что, мне не веришь? Не веришь, что я смогу нас вывести?
– Ты сможешь. Только я слишком стар для всего этого. Без меня у вас больше шансов… – Йог снял с плеча обрез и отдал отцу. Добавил патронташ: – Тебе пригодится.
Мы молча стояли целую секунду.
Потом Петрович наклонился и обнял Йога.
– Да ладно, – слегка отпихнул тот его. – Ещё увидимся! Вы пройдёте, а меня… никто не тронет. Безоружный, раненый старик – кому я, на фиг, сдался?
– Увидимся, – отец пожал ему руку.
– Не забудь потом вернуть обрез, – насмешливо прищурился Йог.
– Да…
Откуда-то из тумана прилетел едва уловимый шорох. Петрович насторожённо обернулся и махнул рукой:
– Время!
Торопливо, почти бегом, мы направились к дыре в бетонном заборе. Казалось, она совсем рядом. Но сперва пришлось петлять, обходя дробилки .
У самого забора наш вожак остановился, вглядываясь в сумрак по ту сторону.
Я затаил дыхание, чувствуя мурашки на спине. Мне было жутко… и одновременно интересно. Глупо, но в эти мгновения я испытывал что-то вроде гордости. Подумать только – впереди Большая Мясорубка . А я… я почти не боюсь!
«Расскажу пацанам – фиг кто купится!»
Да и сам я, если б узнал об этом ещё утром, – ни за что бы не поверил!
Петрович прошмыгнул в дыру.
Мы – вслед за ним. Я ждал, что сразу увижу нечто зловещее. Но по ту сторону – обычный кустарник. Даже не изменённый . Осины с пыльными листьями… Между ними проглядывали какие-то развалины и заросшее травой железнодорожное полотно.
Лишь вдали, по ту сторону полотна, воздух странно светился над крышами фабричных цехов. А иногда там проскакивали искры – будто крохотные молнии. И долетал едва уловимый гул…
Мы спустились к дороге. Теперь двигались по шпалам. Справа и слева – заросли выше меня ростом.
Наконец-то я иду впереди, следом за Петровичем, а отец – замыкающим. Хотя мне сейчас без разницы. А вот от оружия я бы не отказался.
– Папа, дай пистолет, – попросил шёпотом.
У него ведь теперь обрез.
– Не сейчас.
А когда?
Я сердито шмыгнул носом. Когда выйдем из Зоны? Тогда он тем более не даст.
Обидно.
У половины моих сверстников давно есть хотя бы охотничьи гладкостволки. А меня до сих пор считают ребёнком. Наверное, он бы и в Зону меня не брал, если б не боялся оставлять одного в Колядинске!
Стоп.
Почему Петрович притормозил?
Ага, вон из травы выглянула ржавая стальная лесенка – теперь подниматься наверх по склону, опять к бетонному забору.
Протиснулись через кусты.
В носу засвербело. Не только от пыли. С каждой минутой усиливается едкий аромат. Вроде озон, смешанный с неведомой химией…
Трава – уже мне по грудь.
И где обещанная тропинка?
Вот что-то похожее – у самого забора.
Спасибо Белику – всё как он сказал. Но теперь мы идём куда медленнее, чем раньше. Такое впечатление, что Петрович оценивает каждый свой шаг…
Поравнялись с треснувшей бетонной плитой. Наш ведущий на мгновение замешкался и двинулся дальше. А я не смог удержаться и глянул через щель в заборе.
Как там Йог? Отсюда отлично должна быть видна лавочка посреди сквера…
Точно, видна!
Я всмотрелся и похолодел.
Йог был уже не один. Рядом возвышались фигуры в чёрном.
Что-то странное там происходило…
Дрожащими пальцами я извлёк из сумки маленький цифровой бинокль, приложил к зазору в плите. Двадцатикратного увеличения хватает, чтоб хорошо рассмотреть лица. А ещё – ладонь высшего,которая легла на темя Йогу.
Да ведь это тот самый!
Тот, чья перекошенная физиономия намертво отпечаталась в моей памяти. Именно его удалось подстрелить отцу…
Получил разрывную пулю и выжил?
Два других поддерживают раненого за плечи. Ясно, почему они не смогли нас догнать, – всё это время волокли его на себе!
А что с Йогом? И на хрена этот недостреленный урод положил руку ему на голову?
Я не вижу лица трикстера– он сидит ко мне спиной. Но я замечаю, как мелко дрожит Йог – будто его колотит озноб. И шея неестественно побелела.
А лицо раненого высшего,наоборот, наливается румянцем…
– Дай бинокль! – у самого уха шепнул Петрович.
Я отдал. Освободил ему место возле щели в заборе.
Петрович молча смотрел несколько секунд.
– Что эти твари с ним делают? – выдавил я.
Ловкачне ответил, только стиснул зубы. Молча отдал бинокль. А отец слегка подтолкнул меня сзади:
– Идём отсюда, Глеб.
То есть как идём?
Они издеваются над нашим товарищем – у нас на глазах, а мы просто уйдём?!
– Ему уже не поможешь, – глухо произнес Петрович.
Я сердито на него зыркнул. Опять приложил бинокль к щели. И увидел у скамейки на траве скрюченное тело. Искажённое мукой лицо – бледное, как мел…
Высшиестояли рядом – двое всё ещё поддерживали третьего. Но тот уже не был таким обмякшим – будто кто-то влил в него жизнь. «Чёрный» вдруг поднял голову и посмотрел на меня – прямо в глаза.
Улыбнулся и подмигнул.
Я отшатнулся от щели в заборе. Едва не выронил бинокль.
Наверное, вид у меня был не очень. Недостойный трикстеравид… Потому что отец обнял меня за плечи:
– Ты – взрослый парень, Глеб…
– Уходим! – прошептал Петрович.
Глава 3
Быстрым шагом – вдоль забора. Опять вниз, пересекая железнодорожное полотно. Нырнуть в плотный кустарник. С ужасом я чувствую, как шевелятся ветки. А иногда слегка вонзаются в плотный материал куртки – будто пробуют её на зуб!
Уф-ф…
Вырвались на открытое место.
Впереди вздыбленные куски асфальта, по бокам – высокие, заросшие фиолетовой плесеньюстальные ограды.
Петрович не мешкает. Мы идем вслед за ним.
А ограды сближаются!
Яркие, смертельно красивые отростки чутко подрагивают справа и слева. Их острый аромат перешибает даже запах озона. Я стараюсь не вдыхать глубоко…
Никогда раньше мы не подходили так близко к этой дряни – на расстояние вытянутой руки!
А ведь оначувствует всё живое. Тоненькой полупрозрачной бахромой плесеньначинает тянуться в нашу сторону…
Хорошо, что метров через пятьдесят ограды кончаются.
Мы выходим на большую площадку между промышленным зданием и ржавыми остовами грузовиков.
Петрович огибает здание слева. Впереди – ещё какие-то цеха. Проходя между ними, замечаем в боковом переулке стаю псевдоволков. Их штук десять! И такие огромные… Раза в полтора крупнее тех, что водятся в окрестностях Колядинска!
Мы ускоряем шаг. Но совсем немного.
Тут нельзя спешить.
Разбрызгивая куски асфальта, из-под земли то и дело вырываются столбы белого огня. Мы идём между ними – зигзагами, уклоняясь от горячего дыхания…
А стая идёт за нами.
Десять клыкастых, по-крокодильи вытянутых морд. Десять пар внимательных зрачков.
Наверняка они голодные. В городе не так уж много зверья – тем более чтобы прокормить таких чудищ.
Если они бросятся, мы не успеем уложить всю свору!
А Петрович удивительно спокоен и даже не озирается. Хотя ему и некогда озираться. Столбы огня всё гуще бьют из-под асфальта. Каким-то чудом наш вожак ещё выбирает правильный путь…
Чёрт! Совсем рядом!
Меня обдаёт жаром. Бросаюсь в сторону, но отец ловит меня за воротник. И спустя миг огонь вырывается из того места, где я чуть не оказался!
Да, помню. Самое худшее – терять голову и бестолково метаться.
Рукав куртки начинает тлеть. Но это фигня!
– Осталось немного, – бормочет Петрович.
И псевдоволки уже близко.
Один догоняет, заходит сбоку. Какое-то время идёт параллельным курсом. Я почти физически чувствую его взгляд. А потом он бросается наперерез!