— Солью? Это как? — не понял специфический юмор командира кто-то из ротных.
— А что им остается, ведь вооружение мы у местных уже отобрали. Ладно, это была лирика. Теперь к делу… Пять наши отрядов приложили по полной. Группу Черта в космопорте выбили почти под ноль. Чаппи-Молотилку и Титана с ребятами по городу проредили до половины. Лишь мы с Сорвиголовами Абрама отделались легким испугом, до двадцати процентов личного состава. Можно сказать, почти боеспособные части. До пяти тысяч человек максимум, мелкими слабовооруженными группами.
Это точно, нам отчасти повезло. Когда тянули будущие задачи по захвату объектов на планете, нам от щедрот душевных как-то подсунули и высадку в первой волне, и последующий штурм укреп-районов и рудников. Но именно марш-бросок за пределы обжитой зоны и спас большую часть парней. Потому что пока чужие дивизии утюжили космопорт и долбили город, мы успели перепуганными тараканами метнуться назад, выдернувшись из-под второй волны бомбардировок. И теми же стремительными клиньями прошли сквозь объятые пожарами пригороды до складских терминалов космопорта. Вопрос лишь в том, что нам делать дальше.
— По данным разведки, на пусковых столах стоят лишь три грузовоза, куда поместится до двух с половиной тысяч человек. В кораблях засели остатки ребят Черта, но взлететь они не могут, пока кто-нибудь не вырубит зенитные системы по периметру. Солдаты из «Общих» транспорты не штурмуют, им проще измором взять, чем портить хорошую вещь обстрелом. То же самое с местными железными лабиринтами — долбят только легким вооружением, не подключая штурмовую авиацию и артиллерию. Даже танки на поле не выводят. Очень уж удачно мы их проредили перед этим. Но это были лишь хорошие новости. Теперь о плохих…
Я почесал зудящий синяк во все бедро и усмехнулся про себя. Конечно, как же без наших привычных новостей. Это в принципе невозможно, чтобы мы, да без садо-трупо-мазохизма.
— Оплатят вернувшимся лишь высадку. То есть, от контракта останется пятьдесят миллионов. И платить будут лишь тем, кто удерет. Поэтому мы теперь каждый за себя. И кто сумеет помочь «чертям» снять блокаду для вылета, тот и вернется домой. Остальных бросят здесь, на радость новым хозяевам планеты… И договориться с остальными отрядами не получится. Потому что жить хотят все, а умирать совместно желающих не наблюдается…
Наемники… Что еще можно сказать про людей, поставивших личное «Я» во главу угла. «Я», помноженное на заработанные кровью деньги. Деньги на костях других… Эх, командир, не хочешь ты верить в дерьмовый мир, окружающий остатки изгнанной армии. Все мечтаешь собрать боеспособные части и вернуться с победой. Вот и вернулись… Каждый за себя…
— Наш плюс — мы сохранили большую часть вооружения и личный состав. Минус — пробились последними. И теперь между кораблями и занятыми позициями группы других наемников. Молотилка и Титан держат северную часть порта, наиболее близко зацепившись за каскад электростанций и дизельные генераторы экстренного снабжения. Если они пробьют себе дорогу через наливной терминал, где сидят захватчики, то задачу решат. Без электричества системы наведения мертвые. Взрывай станции с генераторами и делай ноги… Абрам хапнул склады справа от нас, на востоке. У него там полно тяжелого оборудования, хорошо окопался. Выковыривать можно годами, но и пробраться никуда быстро не может. От города его подперла легкая бронепехота, не дает нос высунуть. Но зато у Сорвиголов есть минометы, и они стараются нащупать позиции зениток, чтобы накрыть те сразу на месте. Если получится, то оставят смертников для артналета и защиты минометных позиций, прорвутся к грузовозам и пойдут на взлет под прикрытием арьергарда.
Замечательно, все при делах, лишь мы, сиротинушки, опять к разбору деревянных макинтошей подобрались. Что за паршивый ангел-хранитель наш столик обслуживает…
— Теперь про нас. Вот на карте россыпь голубых точек южнее — это мы. И вот схема подземных коммуникаций, по которым есть шанс добраться до пусковых столов, и до шахт обслуживания зенитных комплексов. Ни броневиков, ни авиеток у нас уже нет, зато полно боеприпасов к автоматическому оружию и взрывчатки. Больше половины личного состава обучены боям в замкнутом пространстве, есть шанс просочиться к точкам захвата, заложить «гостинцы» и подорвать все к чертовой матери… Лишь одна проблема. Этот вариант высадившиеся отряды тоже просчитали, поэтому на нижних уровнях уже полно опорных огневых точек и штурмовых групп противника. Пробиваться будем с боями за каждый коридор… Варианты?
Народ начал сыпать военными терминами, а я смотрел на Самсона и поражался серому оттенку его кожи. Неужели наш старожил-пулеметчик поймал где-то шальную пулю, и я не отследил скрытую кровопотерю товарища. Но чернокожий здоровяк заметил мой встревоженный взгляд, кисло усмехнулся и еле слышно прошептал два слова, от которых за столом наступила мертвая тишина:
— «Огненный душ».
Кокрелл помолчал, стиснув кулаки, потом с вздохом ответил:
— Да, похоже, по-другому не выйдет… Сколько вас тогда вернулось, после этой дряни?
— Трое из полутора тысяч, — отозвался Самсон.
— Но иначе нам уродов внизу не сковырнуть. Если за час задачу не решим, дивизии подтянут высадившихся у рудников зенитчиков и перекроют небо окончательно… Слушай мою команду… Пробрасываем от заправочных магистралей шланги и качаем горючую смесь в вентиляцию. Вытяжка тут чумовая, за десять-пятнадцать минут парами забьем все подземелье. И — подрыв… Потом — прорыв до указанных точек, минирование и отход к кораблям. Ротные, получайте боевые задачи…
* * *
Когда горючую взвесь подожгли, бурлящими огненными языками рвануло из всех щелей. Казалось, что даже взлетно-посадочное поле вспучилось, объятое маревом раскаленного воздуха. А следом, сквозь объятые огнем коридоры, пошли штурмовые группы. Пошли по чужим трупам, через редкий, но смертельный пулеметный огонь. Чтобы добраться до проклятых зениток и очистить для нас дорогу в небо.
Одновременно с этим минометчики Абрама начали гвоздить по закрытым пока бронеплитами позициям, вторя грохоту взлетающих в небо электроподстанций. Брошенные на произвол судьбы наемники прорывались к трем кораблям, мечтая вцепиться зубами в единственный свободный лотерейный билет. Который позволит убраться с негостеприимной планеты домой. Убраться живыми…
Я израсходовал все запасы пластипены за первые десять минут, когда ко мне поволокли вал обожженных парней. Самопроизвольная детонация горючки в закрытых карманах, мечущийся по коридорам огонь, неожиданные раскаленные штормы, оставляющие от человека лишь обугленную головешку… Я теперь понимаю, почему Самсон с таким ужасом вспоминал свое прошлое «приключение». А потом у меня кончилась пена, и я лишь колол ударные дозы обезболивающих и ставил остатки систем переливания. Которые тоже кончились, оставив меня с голыми руками среди умирающих солдат сводной бригады. Одного, потому что двое нанятых хирургов сгинули в этой мясорубке, а обученные медбратья в ротах гибли вместе с товарищами под огнем противника.
А потом с орбиты подошел эсминец и ударил в упор по грузовозам во всю силу бортовых батарей, смяв хрупкий металл переборок транспортов. Командование «Общегражданских линий» решило, что отпускать зажатых в космопорту наемников слишком опасно. И решилось пожертвовать дорогостоящим объектом ради окончательной победы. И мы, горя в лабиринте подземных коридоров, слышали, как наверху штурмовики перемешивают в пыль бывших коллег по высадке, превращая несостоявшихся беглецов в мертвых наемников. Там, наверху, горел в разрывах напалмовых и шрапнельных бомб наш лотерейный билет домой.
А паск…да ангел-хранитель усмехался, подарив нам еще несколько часов среди криков обожженных и умирающих. Мы пока жили, опустившись в рукотворный ад. Жили назло всем. Как начертано судьбой бывшей сводной бригаде войск специального назначения…
06. Минус раз
Я смотрел на заходящее солнце и щурился от яркого света. Хотя, что считать ярким. Для группы полицейских, сопровождавших расстрельную команду, наступившие сумерки прятали очертания близких руин и смазывали лица. Меня же после трех недель существования во мраке, косые лучи заставляли жмуриться и отворачиваться в сторону. Но я упорно разглядывал окружающий мир, ловя последние моменты перед командой «огонь!». Как-никак, а расстреливать вели меня.
* * *
Не хочу вспоминать, как именно мы прожили этот двадцать один день. День и ночь. Потому что горящие коридоры сожрали слишком много людей, которых я знал, и кто был мне близок. И сводная бригада, загнанная в подземные коммуникации космопорта, платила новыми и новыми жизнями за каждый миг своего существования.
Высаженные «Общегражданскими линиями» на наши головы наемники получили ряд чувствительных ударов, когда мы пытались взломать кольцо окружения и пробиться к эвакуационным транспортам. Спалив грузовозы, противник убедился, что загнанная в угол крыса не собирается сдаваться. Тогда на нас обрушили всю мощь военной машины, повторно захватившей планету. Уничтожив очаги сопротивления на поверхности, одетые в черные комбинезоны солдаты сунулись в темноту коридоров, умылись кровью и убрались наверх. Чтобы уже оттуда, дыша свежим воздухом, давить упрямцев в рукотворном аду. День за днем нас заливали горючими смесями, травили газами, сбрасывали механизированные группы, засыпавшие гранатами все вокруг. Но мы лишь уходили все глубже, продираясь сквозь узкие трубы прокопченных воздуховодов, минируя безопасные ранее коридоры и поднимая на воздух то одну группу противника, то другую. От двух тысяч бойцов через неделю осталось меньше восьми сотен, потом всего пятьсот человек дрались с отчаянием обреченных за право умереть с честью. Дрались, но не сдавались. Пленных не брали ни те, ни другие. И лишь ненависть и память о павших друзьях поддерживали нас в кромешной тьме.
Мы медленно умирали, но продолжали блокировать коммуникации проклятого космодрома, срывая сроки поставки руды с планеты. Плевать на убитых и раненных наемников из дивизий захвата, это никого не беспокоило «сверху». Но своим упрямством мы уже начали наносить финансовый ущерб, сорвав чужие контракты и обгадив горелыми телами красивые подписи на дорогой бумаге. И никакие крики «решить проблему» не помогали. Потому что вонючая корпоративная культура подкупа и «подковерной борьбы» столкнулась с ненавистью тех, кому нечего было уже терять. Мы умирали, но продолжали сидеть костью в чужом горле. Назло всем и всему.
Но мы умирали, и я пришел к подполковнику. Пришел, чтобы сказать:
— Командир, пусть я буду проклят, но есть вариант…
* * *
— Курить будешь? — спросил молодой парень в новеньком камуфляже со свежей глубокой царапиной через весь лоб. Я посмотрел на него и покачал головой. — Зря, доктор. О здоровье беспокоиться уже поздно… Выпить у меня нет, с этим сейчас строго.
Я усмехнулся мальчишке, которого меньше месяца тому назад спас от пули Чаки. Похоже, дела у новых хозяев шли не очень, раз выскребли разбитые нами остатки ополчения для вновь сформированной полиции.