Но никакой нужды в этом не было.
Нападающий стоял так, как оставил его Слег — левая рука вытянута вперед, правая отведена в сторону, ноги расставлены. Но все было кончено. Вогнанный до упора меч торчал слева между ребер, комбинезон промокал от крови. Потом вздрогнула и пятном потемнела маска, а через секунду с нижнего ее края медленно закапали струйки. Стоящий то ли булькнул, то ли кашлянул, то ли вздохнул... и начал падать, не выпуская своего оружия — на бок, показывая вышедшее сзади окровавленное лезвие. Оно и помешало убитому опрокинуться на спину — он застыл в неудобной, полувисячей какой-то позе, из-за чего казался живым, силящимся встать.
Запаленно дыша, Олег опустил камас в ножны и несколько секунд стоял, жадно втягивая сырой воздух. Дождь хлестал по лицу. Надо было забрать меч, и Олег, внутренне сжимаясь, шагнул вперед.
Он нагнулся, но не успел даже дотронуться до рукояти. Ему послышалось, что убитый что-то сказал.
Волосы встали дыбом на голове у отпрянувшего Олега. Он в ужасе смотрел, как правая рука лежащего заскребла сырой вереск, потом — поднялась, пошарила, стянула капюшон вместе с маской, пропитавшейся кровью. Олег увидел узкое, загорелое лицо парнишки немного постарше самого себя. Серые глаза смотрели прямо в лицо Олегу. Окровавленные губы шевельнулись:
— Так много людей... на самом деле вы — последние... — услышал Олег. — Спаси... бо... Вот... и... все... — он оскалился и вытянулся. Голова свесилась до земли на плечо. Желтые, яркие волосы — таких Олег никогда, не видел — резко потемнели, по ним стекал дождь. Кровь изо рта, остановилась.
Олег несколько раз облизнул губы, не сводя глаз с мертвого лица. Потом решительно нагнулся и, взявшись, за рукоять меча, потянул. Клинок освободился неожиданно легко, а мертвец окончательно упал на спину — мягко, неслышно. Кровь на его лице начал быстро размывать дождь. Две прозрачные лужицы почти сразу скопились во впадинах глаз.
Олег отвернулся.
* * *
— Это хобайн, — Йерикка поднялся с колена и внимательно осмотрелся. — Засада впереди ждет его сигнала... Тебе повезло. Вольг. Очень повезло.
— Я это уже понял, — угрюмо ответил Олег. И посмотрел в ту сторону, где ребята молча стояли над телом убитого Тверда, для которого первый день войны оказался последним. Вспомнилось, как он говорил, улыбаясь — совсем не давно: «Помирать... коли оченно возжелается...» — Вот и все, — вырвалось у Олега.
— Что? — Йерикка снял головную повязку, выкрутил ее, опять натянул, прижав ею свои рыжие волосы, чтоб не лезли в глаза. Посмотрел вверх и задумчиво сказал: — Кто-то забыл надеть штаны...
— Хобайн — это их славянин-воспитанник? — вспомнил Олег.
— Можно и так сказать, — согласился Йерикка. — На стороне противника их сейчас против нас полный фоорд. Порядка пяти тысяч.
— И все... ну, такого возраста? — мотнул головой Олег. Йерикка удивился:
— Нет, почему? Взрослые, конечно... Таких они используют на спец-операциях. В том числе — для снятия часовых... Гоймир!
Воевода-князь подошел, положив руки на висящий поперек груди ППШ.
— Засада впереди, — предупредил Йерикка. Гоймир поморщился:
— Сам дошел... Тверда схороним и через горы по тропам полезем, перевалом не пойдем. Пусть одно той порой нас вытропят.
— Где хоронить будем? — спросил Олег. — Тут же нет места...
Он не ожидал ответа от Гоймира, но тот ответил — правда, глядя в сторону:
— Под камень положим, где он смерть принял. Доброе место...
...Ветер не утихал. Тут, на высоте, он вылизал камни и лед до зеркального блеска, отполировал их и сносил снег, не давая ему задерживаться, лечь, швыряя снизу в лица. идущим людям — словно мало было того, который летел сверху с тем же ветром! Зато между камней и на тропе слой снега доходил до колен, и Олег, выдергивая ноги из этого белого болота, ощущал, как все больше и больше охватывают его беспомощная злость, и отчаянье. «Пропали! Не выбраться!» — билось в висках. Он смахивал рукавом капли талой воды с лица — капли мешались со слезами. Олег плакал не от страха или жалости к себе — угнетало до слез чувство беспомощности. «А где-то внизу... тепло... солнце,» — вяло подумал он и почувствовал, что его поднимают. Он не понял, кто поставил его на ноги — капюшон плаща мешал разглядеть лицо горца.
Где-то вдали, за их спинами, вдруг послышался мощный, нарастающий гул, пугающий своей неотвратимостью. Потом докатился мягкий, но могучий удар — в спину ощутимо толкнуло, как при взрыве, волной спрессованного до твердости воздуха.
Они втянулись под прикрытие валунов — гранитные исполины высились стеной на пару саженей. Тут было потише, снег шел через верх, и казалось — обманчиво — что находишься в каком-то шатре с белыми стенами. Все прислонились к камням, выдыхая облачка пара из-под капюшонов, раздался приглушенный кашель, звякало оружие, но никто не разговаривал — лишь сипело из многих глоток сорванное дыхание.
Гоймир хрипло сказал, полузакрыв глаза черными от недосыпа и усталости веками:
— В пору поспели... Лава сошла... — он улыбнулся, на губах из трещин выступила кровь. — Если кто и поспешал по следу — свело их...— он вытер кровь крагой, моргнул, сплюнул.
— Нас тоже сведет, — тускло ответил кто-то. — Им добро — их хоть в тепло утащило. А мы тут одно... окочуримся.
— Заткнись, — сказал Йерикка. Проваливаясь в снег, прошел до конца каменной гряды, выглянул в снежную мглу.
— Не потишало? — спросил Гоймир. Йерикка покачал головой, возвращаясь, ударил по руке Богдана, потянувшегося к кожаной фляжке анласской работы. Тот уронил руку, сел в снег и заплакав, вытирая лицо локтем. Йерикка пнул его ногой в бок, потом ударил ножнами по спине:
— Встань, сопляк! Быстро!
Богдан поднялся, привалился к камням, достал негнущимися пальцами «вальтер»:
— Кончу тебя...
— А, — отмахнулся Йерикка. Подбросил пулемет на плече и пошел к Гоймиру. Богдан выстрелил ему в спину, промахнулся. Йерикка даже не повернул головы.
Олег, оттолкнувшись плечами, пошел следом, проходя мимо Богдана, ударил его в подбородок. Тот неловко сел в снег опять, выронил пистолет, стукнулся затылком о камень.
Олег подошел к совещавшимся Гоймиру и Йерикке. Позади шмыгал носом, копошился в снегу, разыскивая пистолет, Богдан, сплевывали и шумно дышали остальные.
— Что там? — коротко спросил Олег. Йерикка ответил:
— Если в ближайшие полчаса не найдем себе убежище на ночь — подохнем. Или сядем и не встанем уже, или на тропе занесет... Гоймирко, ребята садятся. Прошлую ночь почти не спали, потом считай двадцать верст по горам... Гоймир, не отвечая, смотрел в круговерть снега. Тихо ответил:
— На рисунках пещер нет. Только скалы одно...
— Попросимся переночевать к волотам в камень, — сказал Йерикка, — лишь бы не под камень.
— Идти надо, — решился Гоймир. — Й-ой, поднимаемся, встаем! Все!
Йерикка пошел в конец колонны. Олег не переставал удивляться его выносливости. Рыжий горец был совершенно неутомим — а сейчас еще и беспощаден. Тех, кто успел усесться и не хотел вставать, расслабившись и уже погрузившись в оцепенение, легко переходящее в смерть, он бил наотмашь мечом в ножнах, выплевывая ругательства — порой совершенно бессмысленные, но остервенелые. В ответ ему тоже неслась ругань, но беспомощная. Подняв всех, Йерикка пристроился последним и пообещал:
— Кто упадет — прикончу тут же! — не поверить ему было трудно...
... Наверное, о таких переходах потом сочиняют былины. Или складывают? Тут ничего не надо сочинять — все правда... Может, и про них сложат — сейчас Олега это мало интересовало. Снова лупил в лицо беспощадный снег. Олег, стиснув зубы, пер на одной гордости, как плуг — тут было по бедра — полуволоча Богдана. Тот еле передвигал ногами, бормоча:
— Помрём... все помрем... боги, боги...
Грозить ему смертью или стыдить было бесполезно, Олег пыхтел и тащил его, хотя не вполне понимал, почему сам движется. А преследователи сейчас лежат под снегом... им не надо идти... снег теплый, толстый... там нет ветра и холода... там тихо и тепло...
...— Вольг, оправо возьми!
Ах,да! Олег зашел шагов на пять от тропы. Казалось, идущую цепочку размывает ветер — то один, то другой вываливался из нее, забирал в сторону, проваливался в снег или падал на сколизи камней и льде. Гоймир по временам оборачивался и хрипло вскрикивал:
— Одно... ни единый... не помрет! Я... запрещаю... то!
И все удивились и не поверили, когда он вдруг выбросил руку вперед и выкрикнул:
— Пещера!
...Это было сильно сказано. На пещеру увиденное воеводой не тянуло — просто расщелина в скале, узкая и невысокая. Но ветер туда не задувал, и это оставалось главным.
Радоваться ни у кого сил не оставалось, выяснилось, что в расщелине «паркетом» (это Олег так определил) могут поместиться десять человек. Но это уже никого не интересовало и не смущало. Мальчишки поспешно побросали часть плащей на пол и легли — пятеро ногами к выходу, пятеро — головами между их голов, ногами — вглубь расщелины. Остальные девятеро улеглись на товарищей сверху — и вся эта куча закрылась оставшимися плащами,
Трудновато в это поверить, но никто не шевельнулся, чтобы расположиться поудобнее. Меньше всего их сейчас волновало, что кто-то кому-то давит локтем на горло, что в живот уперлась рукоять пистолета, а чья-то чуня уперлась тебе между ног. Сил пошевелиться не оставалось, и обтекающая талой водой одежда не казалась неудобством.
Олег лежал между Йериккой и Рваном, голова его оказалась зажата головами Богдана и Холода. Сверху навалился Морок. Было душно, сыро, пахло мокрой тканью, потом, сырым металлом, коже и талой водой. Снаружи вовсю уже свистел, и ревел буран, по ногам немного тянуло. Дышать оказалось трудновато, вокруг тоже тяжело дышали остальные. И все-таки Олег чувствовал, как его с каждой секундой все больше и больше охватывает счастье — оттого, что он просто жив!
Он уже засыпал, покачивался на мягчайшей перине предсонной дремы, когда ему в щеку толкнулся горячий шепот Богдана:
— Во-ольг...
— Умм... — отозвался он. И пошевелился, насколько это было возможно, чтобы показать — не спит.
— Прости... Вольг?
— Ага. За что? — сонно спросил Олег, стараясь удерживать себя на грани сна и бодрствования, чтобы и говорить, и иметь возможность заснуть в любую секунду.
— Так ты ж... ты меня одно спас...— услышал Олег шепот младшего мальчишки — смущенный и растерянный какой-то.
— Когда? — вяло отозвался Олег. Он не соображал, о чем говорит Богдан, а задумываться было невыносимо лень.
— Ну... на тропе. Повис я на тебе, как мешок...— было СЛЫШНО, что молодому горцу стыдно. И Олег, вдруг проснувшись рывком, вспомнил прошлогодний поход и младшего мальчишку, свалившегося в болото. Олег вытащил его. Мальчишка был так напуган, что даже не плакал, когда Олег, сам перепуганный, тащил его на берег — и только прижимался к Олегу, глядя испуганными глазами на колышущуюся поверхность болотины. А может быть, он просто не понял, что мог погибнуть... и лишь потом его начала бить крупная дрожь, хотя он уже отогрелся и даже обсох возле с бешеной скоростью разведенного Олегом костра...
Землянин вдруг испытал короткий, но острый прилив нежности, забыв, что Богдан не так чтоб уж намного младше. Он повернул голову и тихо сказал: