Я стоял рядом с глубокой воронкой и с каким-то звенящим оцепенением разглядывал остатки моего "склепа". Счастье еще, что инструменты и большую часть медикаментов я не успел распаковать, оставив в отдельно отрытом окопе. Сбоку от меня появился серый от пыли Тибур, чихнул и весело прокомментировал:
— Хана генератору! Вот ротный расстроится… Отличная штука была, мы его у летунов позаимствовали, еще на базе…
Я лишь аккуратно отряхнул налипшую на комбинезон глину и согласился:
— Да, жалко. Я даже не включил не разу…
Сквозь звон в ушах до меня донеслось:
— Медик где?! Медика сюда!
Я сбросил с расстеленного утром брезента комья земли, выдернул из окопчика "дежурную" сумку и побежал на вершину холма. В спину меня напутствовал матерок Тибура:
— Куда ты прешь…к! По ходам беги, бой только закончился! Поймаешь шальную пулю, ротный тебя еще раз похоронит!
Я послушался доброго совета, и спрыгнул в ближайшую паутину траншей. А когда домчался до изрытой воронками вершины, уже не слышал никого вокруг. Потому что ублюдки-наемники оказались на удивление хорошо подготовлены, и перед смертью успели дорого продать свои жизни, разменяв их почти один к одному…
* * *
Шестерых раненных мы отправили в госпиталь, а еще пять человек погрузили в черных скрипучих мешках. Я устало смыл кровь с ладоней и ответил на немой вопрос командира:
— Первый самый тяжелый. Сержант, что маму звал все время… Поражение печени, кишечника, большая кровопотеря. Я его подготовил к полномасштабной операции, он сейчас на стимуляторах и медблоке. Если до хорошей операционной продержится, то спасут… Остальные чуть получше.
— Будет ему операционная. Пока мы в боях не завязли, госпиталь пуст, возьмут без очереди. А ты молоток, лейтенант. В прошлый раз мы смогли спасти лишь тех, кому в конечности попало. Но при минометном обстреле таких почти не бывает.
Я встряхнул опустевшей сумкой и поинтересовался:
— И часто нас теперь так? Запасов тогда максимум на пару недель хватит.
— Нет, это мы просто неудачно напоролись. Может, еще разок-другой с отходящими группами "постучимся", потом будет затишье. Как раз на ближайшие высоты еще артиллерию подтянут, потом точки подскока для штурмовиков пенобетоном зальют, и начнется наша обычная рутина: мы кого-нибудь по кустам ловим, нам подарки в спину швыряют… Поэтому недельку ты тут пообживайся, а потом я тебя с группой поддержки в город зашлю. Раз уж у меня хирург в роте, сюда народ потянется по любому. Поэтому по госпиталям гуляй, как хочешь улыбайся, но тяни на "кладбище" все, что сможешь добыть: вашу хитрую технику, "дурь", любые материалы. Как начнут полосы бетонировать, я сумею отщипнуть и выстрою тебе здесь отличное логово, никаким снарядом не сковырнуть. По моему опыту, мы здесь надолго, надо обустраиваться.
Я лишь устало отмахнулся:
— Какое логового, капитан? Вон, первой же миной землянку накрыло. И для операционной надо столько земли перекопать, проще ребят в город перебросить, чем тут мариновать. Да и зачем это?
Но ротный лишь крепко взял меня за шею и притянул к себе, упершись лбом в лоб:
— Не тарахти, медицина! Надо будет, я все свои связи подключу, но будет тебе и бункер бетонный, и дизель запасной с горючкой. На своем горбу доволочем, хапнув на ближайшем аэродроме. Но — будет!.. Потому что без тебя сегодня я бы шестерых мальчишек похоронил. Которых ты вытянул и кому шанс подарил домой вернуться. Ради этого я тебе черта из-под земли достану, только терпи! Трудно будет, это лишь начало, но надо справиться… Поверь, не раз еще тебе спасибо скажут, когда в сезон дождей все тропы затопит, а летуны на прикол встанут. Сюда ребята пойдут, потому что ты у нас единственный доктор на ближайшую сотню километров. Остальные все при штабных остались… Поэтому терпи, лейтенант. Ради парней. Ты же упрямый…
— Я упрямый, капитан, ты прав… И мы прорвемся… Ради парней…
Через пару часов мой "склеп" отстроили заново, и я вселился повторно, но уже без генератора. Аккуратно разложив ящики с медикаментами и запас инструментов, мне оставалось лишь повторять услышанную где-то фразу: "в одну воронку снаряд дважды не падает". Повторять и молиться, чтобы проклятые наемники и "революционеры" не тревожили больше наше милое "кладбище", пахнущее гарью и испятнанное оспинами накрытий…
06. Летуны
Неделя жары сменилась легкой хмарью набежавших облаков, и ротный собрал боевую группу для набега на ближайший аэродром, откуда должны были прислать грузовой борт с продуктами:
— Завтра заглянем к летунам в гости, готовьтесь… Кстати, медицина, тебя тоже касается. Командир полка просил тебя на огонек заглянуть, будет золотые горы сулить.
— С чего бы? — удивился я, на секунду вывалившись из послеобеденной дремы.
— Его недавно на должность сунули, вот и старается подгрести под себя все, до чего лапы дотягиваются. Сам понимаешь, в нашем деле по-другому нельзя: кто не успел, тот с голой задницей перед руководством отчитывается…
Ранним утром мы выгребли присланные коробки, оставив большую часть роты на хозяйстве, и вольготно устроились посреди опустевшего трюма. Неразлучная парочка Самсон и Тибур делилась мудростью военного сосуществования:
— Летунов никто из "сводных" не любит. В основном там грамотные, кто хотя бы школу окончил. "Белая кость" и белые рожи. И живут они не в пример богаче других войск. Как на аэродром не попадешь, столько добра вокруг, просто руки так и чешутся… А уж как они спецназ ненавидят, просто слов нет. Кто больше всех просит штурмовку? Мы. Кто без нормальной авиаподдержки ни одну паршивую высоту зачистить не может? То же мы. Кто в ночь-полночь вызовы шлет, и борт для раненных выбивает? Опять мы… С другой стороны, с нами приходится дружить. Потому что любого сбитого пилота добывает именно спецназ. А здесь джунгли, на авиетке не подскочишь и бедолагу с кочки не подберешь. Вот и воюем по тихому. Мы у них прем все, что цепями не приковано, а они или грузы "напутают", или стараются заранее патрулирование в спокойных районах расписать и потом наши крики о помощи лишь комментируют: "ресурсов нет, потерпите"…
— Так ведь одну проблему решаем, на одной войне горбатимся? — удивился я, в очередной раз продемонстрировав свою дремучесть.
— Не прикидывайтесь, господин младший лейтенант, — осуждающе покачал головой Адди, успевший соскочить "с иглы" в армию до того, как окончательно превратился в ходячий скелет. Парень был механиком от бога и его взяли для ремонта оружия, не смотря на столь неприятное прошлое. Я разок уже успел его поймать рядом с запасами обезболивающих, но ограничился только тем, что теперь вечерами колол ему курс слабых заменителей "тяжелой дури". Адди существенно полегчало, и он теперь упорно обращался ко мне строго по званию. Другие мое звание вспоминали, лишь когда хотели поглумиться над очередным гражданским "ляпом". — Не надо изображать из себя идиота, вам не идет… Проблема у каждого на любой войне одна — остаться в живых. Остальное — слабая видимость человеческих отношений.
— Точно, дядя мех, поэтому при любой заварушке наши "повелители неба" предпочитают отсиживаться за спинами "сиротинушек", и прилетают лишь когда плацдарм отбит и зачищен, чтобы забрать остатки раненных и личные жетоны убитых… Кстати, ветошь у тебя с собой?
И бритые затылки склонились над разобранным оружием, чтобы в очередной раз с любовью покопаться в стальных кишках лучшего друга солдата — штурмовой винтовки или укороченного автомата. Больше половины роты щеголяло с неуставным оружием, но никому не было до этого дела. А полученные в подарок хитрые системы слежения позволили уже перехватить без потерь две чужие разведгруппы. И для меня, наблюдавшего среди парней ежедневную взаимовыручку и помощь в решении любых проблем, было странно слышать про столь антагонистические отношения с другими военными, которых послали на одну общую бойню.
* * *
До момента, как на вашего покорного слугу нацепили погоны, я считал, что во время войны армия занимается непосредственно боевыми действиями. Солдаты воюют, отдыхают, лечат полученные раны и снова воюют под мудрым управлением отцов-командиров. Но в реальности, как оказалось, большая часть войск предпочитала лишь имитировать какую-то видимость войны, а основное время занималась обменом и торговлей. Причем в оборот вовлекалось все, до чего могли дотянуться шустрые руки сообразительных ребят: продукты и боеприпасы, амуниция и отобранные у гражданских ценные вещи. Если кто-то не мог себе позволить "махнуть не глядя", то в этом случае просто пробовали стащить нужное у более зажиточных. Для "сводных" частей, кого снабжали по остаточному принципу, закупленные или украденные грузы зачастую означали лишний день-два-неделю жизни. Мало того, иногда в наиболее хитрых штабных головах рождались директивы по зачистке максимально безопасных районов поближе к передовой. И туда забрасывался десант мародеров, которые отправляли "до выяснения" в фильтрационные лагеря каждого, попавшегося под руку, а сами грабили опустевшие жилища. Поговаривали, что раньше эти же умники шли следом за боевыми частями, которые выбили противника из населенного пункта. Но, заметив столь наглый грабеж у себя за спиной, проливавшие кровь солдаты стали просто минировать захваченные ими дома. Когда это стало чуть ли не повсеместной практикой, тыловые части предпочли больше совсем не показываться в районах, где стреляют.
К столь "забавным" отношениям с мирным населением можно добавить активную бомбежку пустых дорог, ради получения лишней отметки "боевой вылет", артналеты на любые группы гражданских, попавших в зону наблюдения, а так же спорадические перестрелки на границе ответственности любой расквартированной в пригородах части. После чего я только удивлялся, почему в отчаянные "революционеры" не подалось все местное население, щедро "обрадованное" высадившимися войсками. Наверное, от немедленной тотальной войны на выживание нас спасало лишь то, что три четверти унидос жили в городах, а там все же поддерживался хоть какая-то видимость порядка.
Выгруженные коробки с пересохшими галетами мы заменили на плотно набитые мешки с местной разновидностью марихуаны и груду начищенного до ослепительного блеска разнокалиберного оружия, которое годилось разве что для колки орехов. Три дня тому назад один из дальних дозоров наткнулся на небольшое поле с колосящейся отравой и охрану поблизости. "Борцов за независимость" разоружили и заставили скосить делянку. После чего груз, включая отобранное оружие, доставили на базу и прогнали незадачливых пленных пинками обратно в лес. Как мне объяснил капитан, за утерю оружия несчастных ждала смерть в "революционных рядах", поэтому, чем объясняться с комендатурой, возиться с бумажками и делиться добытым, было куда проще прогнать грязных неудачников куда подальше, и забыть об их существовании.
— Это пока мы такие добрые, — озабоченно пробормотал капитан Кокрелл, пересчитав плотно упакованный груз. — Пока с повстанцами по мелочи грыземся, можно и пленных отпускать, и спать ночами спокойно. А вот как корпорации посчитают расходы, да в затылке почешут, тогда сюда двинут наемников. Для короткой победоносной войны. И мы столкнемся уже не с крестьянами, а такими же битыми волками, как сами. И наши детские шалости закончатся… Слушай сюда! Если хоть горсти недосчитаюсь, найду урода и заставлю в одиночку такое же поле разведать и новый караван пригнать! Мне только обкурившихся идиотов на постах не хватает… Зато сколько добра махнем на эту гадость…
Для того чтобы избавиться от навязчивого внимания принимающей стороны, ротный пожертвовал мне две бутылки коньяка, и сразу по прилету организовал "братство родов войск". Собрав в кучу всех болтавшихся рядом "господ офицеров", меня напутствовали крепким толчком в спину, и я отбыл в составе целой делегации ценителей халявы в местный клуб, куда позже подтянулся и командир полка. Мои две жалкие склянки послужили лишь запалом к пирушке, и скоро на стол уже выставили шоколад, шпроты, различные разносолы и остро пахнущую канистру с напитком местного производства. И пока мои сослуживцы сновали между ангаров и наводили коммерческие контакты, я провозглашал бесконечные тосты, слушал ответные здравницы и надеялся, что груда заранее выпитых препаратов хоть чуть-чуть спасут мою печень от гибели, а голову от чудовищного похмелья.